— Он мне не нравится. Он меня сердит. Даже не могу объяснить, как он меня раздражает, я почти в гневе! Ой, о гневе. У меня что-то написано было о гневе, надо посмотреть…
Она соскользнула с камня, на миг погрузившись в темноту воды с головой. Лишь золотистое облако волос воронкой мелькнуло перед моими глазами.
Вынырнула она почти у самого берега, раскрыла книгу и прочитала вслух:
— Будь осторожна в гневе. Гнев разрушителен.
— Что это значит? — крикнул я. Правило это мне не понравилось.
Эрнестина прижала книгу к груди, будто стараясь прикрыться, и зажмурилась. Я знал, что в этот момент она что-то вспоминает.
И это «что-то» причиняет ей боль. Плечи нимфы вздрогнули от безмолвного всхлипа.
Я бросился в воду, невольно охнув от ледяных тисков. Гребки выходили неловкими, плавно скользить не получалось, но мне было не до красоты и не до производимого впечатления. Очень хотелось поскорей утешить Эрнестину.
— Что такое? Что произошло? — спросил я, прижимая ее к себе. Маленькое сердечко колотилось с бешеной скоростью, она был так испугана, что даже не могла плакать.
— Гнев. Мне нельзя гневаться. Потому что я могу быть опасной. Фавн, который оскорбил меня, обозвал грубым словом с похмелья… Он… Он умер, — прошептала она. — Я убила его.
— Так это, наверное, очень давно было? — попытался я ее успокоить. Понятное дело, у долгоцветущей красоты и идеального здоровья должны быть побочные эффекты. Подумаешь, ядовитая она в гневе. Нечего доводить девушку до подобного состояния. Тот тип сам нарвался.
— Да. Давно. Не помню. Скорее всего, давно. Но не один раз…
Она немного отстранилась от меня и посмотрела на маленький кусочек далекого неба.
— Даже если это повторилось, они ведь были сами виноваты, так? — я попытался подобрать объяснения. Судя по тому, что никаких фавнов я пока не встретил, эти грубияны сообразили унести ноги подальше.
— Повторилось. И не раз. И не два.
Она замолчала, а я побоялся тормошить ее старым анекдотом про: «Ты обиделась, дорогая?» — «Нет, я считаю…»
— Их никого не осталось, — выдала она наконец.
— Фавнов?
— Да. Мы их, кажется, всех убили.
Я присвистнул. Конечно, встретить соперника я бы себе не пожелал, но мысль о том, что девушки остались на планете без парней, звучала печально, даже трагично.
— Может быть, они успели спрятаться?
— Сомневаюсь. Я не помню, чтобы кто-нибудь успел от меня скрыться.
— А от твоих подруг? Как их там, Ультра-Марина и еще какие-то? Попробуем их расспросить?
Эрнестина немного повеселела.
— Тогда следует дождаться вечера. Их легче всего искать в сумерках или темноте, по свечению.
До вечера я пытался отвлечь нимфу разными способами, пытаясь убедить в ее невиновности. Получалось не очень хорошо, но я понимал, что она все равно мне благодарна. По тому морю нежности, в котором она пыталась утопить меня в ответ, и слабым виноватым улыбкам я понимал, как сильно она переживает. И как ей нужна моя поддержка.
Эрнестина сказала, что самым высоким и удобным деревом является та сосна, под которой мы встретились в первый раз.
Я заверил ее, что легко справлюсь с задачей. Плавала и бегала она великолепно, но вверх совсем не рвалась.
Куски коры были уже готовой лесенкой. Я попробовал оторвать парочку — крепкие. Ногу тоже выдерживают.
Так удалось добраться до первых ветвей, а дальше еще легче. Проще, чем в спортзале. Единственное, что меня расстраивало, я не мог обнаружить никаких пятен света, кроме круга Эрнестины, поджидающей меня у основания дерева.
Я забрался выше — то же самое. Эрнестина и лобовой фонарь нашего корабля, при свете которого, видно, Девис медитировал над своим конспектом.
Вот уже почти и самая верхушка, дальше сосна начнет поскрипывать и загибаться под моим весом.
А внизу по-прежнему темень. Со всех сторон лишь покрывало леса, мрачные лиственные и совсем уж черные хвойные деревья.
— Спать, наверное, легли, — сказал я Эрнестине, спустившись. — Накрылись листиками, вот их и не видно.
Но она меня не слушала. Лишь на миг заглянула в свою книгу и отбросила ее.
— «Будь осторожна в зависти. Зависть приводит к гневу», — произнесла она. — Свет от нимфы листом не скроешь. Их нет в живых. Я их убила.
Признаюсь, в этот момент я попятился и сел на толстый сосновый корень. Фавнов я еще понимаю, но подруг-то за что?
— Я — чудовище, — сказала Эрнестина. — Что-то подобное я и подозревала. Все было слишком хорошо. Ты теперь будешь меня бояться?
— Да нет, просто странно. Что вы не поделили? Фавнов сами извели, границы у вас установлены, еды вдоволь. Конкурс красоты, что ли, устраивали?
— Что-то вроде этого, — кивнула Эрнестина. — Сильвия сказала, что у меня кривые ноги. Все бы ничего, но ее собственные были длиннее, очень тяжело оказалось это пережить… Майя лучше танцевала, а Ультра-Марина пекла такие изумительные пирожки с яблокотанами, м-м-м… Зачем же они хвастались!
Я не нашелся, что ответить. Жаль, что у нимф нельзя обойтись выдиранием волос и подсыпанием соли в вареники. Все мои знакомые девушки разбирались между собой сурово, но без жертв.
— Провожу-ка я тебя, пожалуй, до корабля, — сухо сказала Эрнестина. — Мне надо побыть с собой наедине и вспомнить их.
— Они тебе были так дороги?
— Нет, конечно. Но я беспокоюсь за тебя, со мной опасно оставаться.
Взяв с нимфы слово, что до завтра она не исчезнет в глубине леса и не утопится в омуте, я вернулся на корабль. Пожалуй, ей и в самом деле нужно было временно остаться в одиночестве.
Не то чтобы я боялся, нет, я просто понимал, что пока больше ничем помочь не могу.
— Я в лес пошел.
— Ага, давай. — Либо мне показалось, либо Девис наконец-то посмотрел мне вслед с любопытством. — А я пока буду «вскрывать прямые и косвенные причины».
Эрнестина смущенно переминалась с ноги на ногу, опасаясь посмотреть мне в глаза.
Я обнял ее, и она прошептала:
— Помню почти все. Пойдем, я покажу тебе кое-что.
Мы пробирались довольно долго, чащей, пущей, колючками и зарослями. Овраг, на краю которого мы оказались почти к полудню, выглядел отвратительно.
Бурые ветки, мягкие хлопья пористых грибов, тучи насекомых, недовольные змеи и странный запах.
— Что это?
— Это обиженная земля. Земля, которую кто-то закрыл от света против своей воли.
Она вспрыгнула на кучу мусора и голыми руками приподняла черную ветку, покрытую мутной слизью. Я попытался помочь ей, с трудом вскарабкавшись на что-то скользкое и ненадежное.
Вдвоем мы оттащили ветку и полусгнившие листья.
— Корабль? — спросил я.
— Почти такой же, как ваш, — кивнула Эрнестина. — Он был поломан, а пилот зол. Очень зол.
— Он там? — я постучал ногой по гулкому корпусу корабля.
— Да.
— Это ты убила его?
— Он стрелял в меня, и я ушла. Нет, не я. Я была очень удивлена, но совсем не рассержена. Это был несчастный, заблудившийся человек, который никого не любил и никому не верил. Он стрелял в деревья, в птиц, в змей… И лес отступил, отняв свою защиту. Пришли бессердечники и загрызли его.
— И съели?
— Нет, не стали. Он оказался слишком злым и невкусным. Поэтому так и остался лежать здесь, собирая всю гадость из леса.
Эрнестина поежилась. А я в очередной раз промолчал. Самое место поганенькое, да и могила злого пилота мне не понравилась. Как-то не хотелось думать о том, что нас с Девисом ждет подобный конец.
Эрнестина отпустила мое плечо, поймала равновесие и раскрыла свою книгу:
— «Если истинная любовь озарит тебя, защищай ее. Помни о змеях, бессердечниках, пауках и фавнах».
— Ничего не понимаю. Может быть, мы уйдем отсюда? А ты разъяснишь мне все по дороге?
— А что тут понимать? — Эрнестина будто не слышала моих слов. — Истинную любовь надо беречь и охранять. Меня она озарила, сомнений никаких нет. Поэтому тебе со мной ничего не грозит.
Словам об «истинной любви» я обрадовался, конечно. Особенно тому, что произнесены они были в центре самой грандиозной помойки планеты.
И десяток скалящихся тварей, похожих на волков с зубастыми утюгами вместо морд, немного подпортил впечатление от ее признания.
— Давай уйдем отсюда, милая, — предложил я. — Или хотя бы продолжим разговор на дереве. Какая-то негостеприимная компания подобралась.
— Я даже сама сразу не поверила, несколько раз перечитала, нет, все сходится, истинная… Ты о чем это? А, бессердечники пожаловали. Тут как раз граница их долины, они по оврагу забираются…
Твари одновременно лязгнули зубами и сомкнули круг.
Эрнестина схватила одного за шкирку, второго — за хвост и отбросила вниз в грязную жижу. Еще двоих она столкнула ногами, а оставшихся раскидала неуловимыми движениями. Те, которые не потонули в гнилом болотце, скатывались по стенкам оврага, жадно хватая ртами воздух. Если бы я не видел схватки, то подумал бы, что их поразило электрическим разрядом.
Я вернул Эрнестине книгу, которую, как оказалось, она успела передать мне на сохранение, подал ей руку и помог спуститься.
— И этих ты тоже убила…
— Бессердечников? Да что им будет, они же без сердца, неубиваемые, — отмахнулась Эрнестина.
Озеро быстро смыло с нас все следы пребывания на месте катастрофы.
Но мысль о полусгнившем корабле из головы не выходила.
— Не хотелось бы закончить так же, — повторил я.
— Но с вами так и не произойдет. Ваш-то корабль невредим. — Эрнестина водрузила себе на голову корону из ярких ракушек и залюбовалась отражением.
— Мы вообще-то из-за поломки здесь очутились, — напомнил я.
— Да нет у вас никакой поломки, я же чувствую. — Нимфа говорила серьезно, и я насторожился. — Это же так просто… Тот корабль был тяжело ранен, и он лег умирать, оставив своего пилота наедине с лесом. А ваш полон сил и энергии. Сыт и здоров. И рвется в полет. Ему, конечно, и здесь неплохо, — Эрнестина на миг задумалась, то ли подбирая слова, то ли напрямую читая мысли нашего такси, — «среда неагрессивная, флора и фауна дружелюбные», но он рожден для путешествий и немного заскучал.