троны — штука дорогая.
Пригнувшись — видимо, опасаясь, что противник затаился и вот-вот откроет по ним огонь, несколько человек короткими перебежками добежали до того места, где в траве лежал Юрка. Он приподнялся неторопливо на колено, замахал руками — сюда, вот он я.
Среди тех, кто подошел к нему, действительно оказался Афанасий Петрович. Настороженно вглядываясь в утренний сумрак, он спросил внука:
— Ну что, цел?
— Да, все хорошо, — ответил Юрка. — А что вообще случилось, дед?
— Да как тебе сказать, внук… То ли переворот, то ли целая революция, как правильно назвать — даже не знаю. Сейчас другие дела есть, более важные. Куда отец Андрей ушел? Ты видел?
Юрка чуть было сразу не выпалил: конечно, видел; вон туда, к тем камням.
Но что-то на мгновение сдавило ему горло, и он спросил:
— Дед, а вы когда его поймаете… Вы что с ним сделаете?
— Судить будем, — отмахнулся дед. — Некогда нам, Юрка, давай живее, куда он делся? И этот, который с ним был. Слушай, внук, ну ты же здесь, наверняка, в детстве все излазил?
Юрка представил себе картинку. Наверное, в какой-то старой книжке вычитал, сам-то он такого никогда не видел. На картинке стоял отец Андрей, спиной прислонившись к стене, сложенной из неровных округлых камней, а перед ним выстроились в шеренгу несколько безликих людей с ружьями наизготовку. Стоявший чуть поодаль человек взмахнул рукой…
Юрка мотнул головой, отгоняя видение. В конце концов, какое ему дело? Отец Андрей хотел убить его деда, заставил Юрку не один раз предать его — что ж теперь, Юрка должен священника пожалеть?
Но почему тогда так не хочется отвечать деду?
Хотя… как это не хочется? Наоборот, хочется рассказать все-все…
Дед стиснул Юркины плечи, наклонился к самому его лицу.
— Внук, быстрее… Они же уйдут. Ну, говори!
— Вон туда они пошли, — заторопился Юрка. Стоило заговорить — и сразу полегчало. — Там за камнем лаз, он узкий, но взрослый мужик все равно пролезет. А если туда не лезть, а зайти с другой стороны горы, то там есть дорога покороче. Здесь они еще петлять будут, а там все прямо, можно их, если повезет, на перекрестке подкараулить.
— Вот даже как… — старик задумчиво пожевал губами, затем, приняв решение, велел внуку:
— Веди!
Стрельбы больше не было. Когда отец Андрей и сопровождавший его стражник, постоянно спотыкаясь в темноте, выбрели, наконец, на перекресток двух тоннелей, их уже ждали. В неровном свете факелов тускло блестели ружейные стволы, направленные на попавших в ловушку беглецов, скрыться им было некуда.
Священник первым бросил оружие, велел сделать то же своему спутнику. Оба, понимая, что сопротивляться бесполезно, подняли руки — так Юрка, наконец, увидел своими глазами, как люди «сдаются».
Увидев Юрку, отец Андрей сказал:
— И ты здесь, Иудино племя? Что, милый мой, снова не смог не предать?
— Помолчи, — зло бросил ему Афанасий Петрович.
— А что? — удивился священник. — Бабка его такой была, мать тоже, да и дети, если Господь позволит, чтобы они у него были — и дети такими же будут.
— Молчи, говорю!
— Все, молчу.
Юрка ничего не сказал, хотя на душе было муторно. Спорить не хотелось, да и не умел он спорить.
Он — Иудино племя. Его судьба — подчиняться, слушаться, выполнять.
Предавать.
Побрели в деревню, ведя с собой пленников. По дороге все молчали, утомленные погоней.
Когда пришли в деревню, там уже никто не спал. Дом отца Андрея горел, но его не тушили — смотрели только, чтобы огонь не перекинулся на ближайшие избы. Сотни людей толпились на площади, явно не зная, что им делать, а на краю площади стояло сооружение, о котором Юрка тоже раньше только в книжках читал. Это сооружение называлось «виселица», и на этой виселице болтались двое стражников, которым, видимо, не повезло попасть живыми в руки врагов.
Увидев повешенных, Афанасий Петрович помрачнел и что-то пробормотал.
— Как-то неправильно это, — разобрал дедовы слова Юрка.
На виселице еще оставались свободные петли, видимо, их приготовили загодя. Увидев мертвых сослуживцев, пленный стражник вздрогнул и мелко перекрестился. Перекрестился и отец Андрей.
— Упокой души рабов Твоих, — негромко проговорил он.
Кто-то замахнулся на него прикладом, но Афанасий Петрович удержал руку.
— Стой, — велел он, и человек подчинился. — Этих двоих в подвал, под замок. Витек, — дед подозвал к себе знакомого Юрке по вчерашнему дню парня, — головой отвечаешь, чтобы с ними ничего не случилось.
— Сделаю, Афанасий Петрович.
Витек тотчас же отобрал несколько вооруженных людей, повел пленных куда-то прочь с площади.
— Отдохнуть хочешь? — спросил дед Юрку.
— Хочу. Только…
— Что?
— Дед, скажи, а почему получилось так, что ты велел мне двери вам открывать через два дня, а ваша революция, — непривычное слово Юрка выговорил без запинки, — сегодня началась?
Дед помрачнел.
— Ты точно хочешь знать? Ну, слушай. В общем… Знал я, Юрка, что за мной следят. Знал, что ты тайну сохранить не сумеешь. Что проболтаешься обязательно. Я же, все-таки, твой дед, я знал, на ком женился мой сын, знал про тот эксперимент. Потому и не хотел я, чтобы твой отец на твоей матери женился, ну да ладно теперь, дело давнее. В общем, мы решили, что отец Андрей тебе поверит, решит, что мы выступим только через два дня, расслабится — тут-то мы его и накроем.
Юркины ноги подкосились, он медленно осел на землю.
— Что с тобой? — испуганно спросил дед. — С тобой же ничего не должно было случиться, мы же не знали, что твой чернорясый тебя с собой потащит. Да ведь в конце концов ничего с тобой не произошло!
— Почему? — негромко прошептал Юрка. Так, что дед его даже не услышал, нагнулся еще ниже.
— Почему? — повторил Юрка.
— Почему? — переспросил его дед. — Да потому что надо было что-то с этой поповской властью делать, потому что нельзя народ силой гнать в церковь, оболванивать людей. На костры тащить нельзя только потому, что думают они по-другому. Это же все для лучшей жизни, внук. На благо общества!
Лучше бы дед этого не говорил.
— И ты! — со слезами в голосе выкрикнул Юрка, ударил кулаком по земле — со всей силы, разбивая руку в кровь о подвернувшийся камень.
— И ты говоришь про это… как его… про благо общества! Но ведь и отец Андрей о нем говорил, и всегда — все на благо общества, только я, почему-то, когда вашему обществу хорошо, всякий раз оказываюсь предателем! Почему все вы используете меня! Что я сделал вам плохого?
— Перестань! — тонко вскрикнул дед. — Перестань! Ты что же… Ты что, думаешь, я знаю, как сделать так, чтобы всем хорошо! Я… Мы… Мы все знаем, как жить не надо, но как жить нужно — еще не придумали. Не выдумали мы, как сделать, чтобы никто не страдал, кем-то жертвовать приходится.
— Мной?!
— И тобой. Но не думай, что ты такой единственный. А как же те, что бросались сегодня утром под пули? Тебе-то что, тебя совесть помучает и перестанет, а их убить могли. А кое-кого даже убили. Вспомни, как чернорясые после Ночи Очищения людей на кострах жгли — ну, тех, что им не нравились! А ведь среди них мои друзья были, я их знал столько лет, сколько ты на свете не живешь. Ты не знаешь, не помнишь, а я хорошо помню, как раньше спрашивали: оправдывает ли цель средства? Так вот, легко отвечать: нет, не оправдывает. Легко так говорить, сидя в уютной квартирке посреди сытого и довольного мира, у которого нет никаких проблем. А попробуй-ка, ответь, когда тебе каждую секунду решения нужно принимать, когда со всех сторон смерть — и впереди, и за спиной.
Юрка ничего не ответил.
Замолчал и дед. Потом негромко сказал:
— Прости, меня внук. Если сможешь. А не сможешь — не надо. Как-нибудь переживу. Если все будет нормально, у нас еще впереди какое-то время, может, мы успеем стать историей, и тогда у меня не будет недостатка в судьях. Они меня еще тысячу раз простят и тысячу раз проклянут.
— Дед, — спросил его Юрка.
— Что?
— А нельзя как-то сделать… Ну, чтобы я больше так не мог. Чтобы…
Дед его понял. Покачал головой.
— Вряд ли, внук. Это делалось всерьез и надолго, не знаю даже, выжил ли кто из тех ученых, могут ли они что-нибудь сделать без своих приборов. В общем, я бы на твоем месте не надеялся.
— И как мне теперь?
— Честно? Не знаю. Это — твоя жизнь. Ты думаешь, если я старый человек, то у меня есть ответы на все вопросы? Эх, если бы так было на самом деле…
— Ладно, дед, — Юрка кое-как встал, отряхнул одежду. — Иди уж. Делай свою революцию. Я спать пойду.
— Эй! — крикнул ему вслед Афанасий Петрович. — Ты каких-нибудь глупостей не наделаешь?
— А что, тебе есть какая-то разница?
Юрка даже удивился. Как легко он сказал эти слова. Ему хотелось ранить деда, чтобы тот виновато ссутулился, отвернулся, устало побрел через площадь, признав свое поражение.
Афанасий Петрович был не из таких. Он посмотрел Юрке в глаза и дождался, пока отвернется внук. И пойдет куда-то. Только затем дед отправился завершать революцию.
Юрка проснулся ночью. Оделся, вылез в окно, вышел не через ворота — перелез через забор.
Он знал, как закончил свои дни Иуда, спасибо отцу Сергею, рассказал на проповеди. Жаль, в окрестностях деревни не растет осина. Но, наверное, за неимением осины любое другое дерево подойдет.
Походящее дерево Юрка нашел очень быстро. Забрался на него, привязал за прочный сук прихваченную из дома веревку, дернул несколько раз — веревка держалась, сук не ломался.
Это хорошо. Юрка весит не много, но обидно будет, если сук все же не выдержит.
Затем Юрка, пыхтя от усилий, прикатил к дереву большой валун. Мальчишка хорошо подготовился, он знал, как все нужно делать: придется залезть на камень, накинуть петлю на шею, а потом спрыгнуть. Если верить книжкам, это почти не больно. Главное, все сделать правильно — и тогда получится быстро.
Над скалами осторожно поднималось солнце, словно пытаясь не задеть острых вершин. Неверный сумеречный свет раннего утра постепенно становился все яснее.