Саммари книги «Обвиняя жертву. Почему мы не верим жертвам и защищаем насильников»
Дебора Тауэрхаймер – американский экс-прокурор и специалист по правовым вопросам в области сексуального насилия. В своей книге «Обвиняя жертву» она рассказывает о людях, переживших сексуальное насилие, и рассматривает их истории через призму доверия. Как на основе такой хрупкой материи мы решаем, кто говорит правду и на чью сторону встать? Что может уберечь жертв насилия от виктимблейминга?
Разберем ключевые идеи книги.
Что искажает наше доверие?
В США лишь около 20 % поданных в полицию заявлений, связанных с насилием, приводят к аресту. А когда обвиняемый – влиятельный человек, привлечение к ответственности – редчайшее исключение.
С делом кинопродюсера и бывшего члена правления Харви Вайнштейна будто началась новая эпоха. Хештег #MeToo захватил интернет, люди из разных общественных слоев делились историями и разоблачали насилие в киноиндустрии, моде, музыкальном бизнесе и прочих сферах.
Сегодня в судах продолжают действовать законы, снижающие доверие к обвинительницам. Доверие можно назвать особой формой власти. В повседневной жизни мы колеблемся, выбирая сторону. «Всякий раз, оценивая достоверность слов, мы даем оценку и самому говорящему», – пишет Дебора Тауэрхаймер. Поэтому в принятии решения важно не попасть под влияние комплекса доверия.
Первый фактор, формирующий комплекс доверия – это культура. Культуру нельзя изолировать от социального контекста, определяемого резким дисбалансом сил. Статистически женщины сталкиваются с недостатком доверия гораздо чаще, в то время как мужчины, защищенные более высоким статусом или положением, пользуются полным доверием общества.
Иерархии и привилегии играют ключевую роль в создании комплекса доверия. Люди, принадлежащие к некоторым системам, например, полицейские, представители школьных администраций и главы компаний больше всего влияют на распределение доверия. Но также этот баланс поддерживают наши друзья, родственники или соседи.
Второй фактор, влияющий на комплекс доверия – это закон. Главная функция законов – формирование общественных ценностей и социальных отношений. Закон стал неотъемлемой частью культурного контекста, поэтому игнорировать значение, которое те или иные законы играют в формировании общественного мнения, невозможно.
Приговор Вайнштейну стал грандиозной победой. Но для ее достижения шесть жертв дали показания в суде, еще десятки женщин поделились историями о насилии со стороны Вайнштейна. Если для завоевания доверия потребовались свидетельства стольких людей, что происходит в типичных случаях, когда жертва одна? А если она не из привилегированных слоев общества? Неудивительно, что многие жертвы предпочитают молчать.
Если мы научимся более разумно анализировать обвинения в насилии, то закон и культура начнут меняться. Со временем мы сможем уничтожить комплекс доверия.
Как работает комплекс доверия?
На работе вы сталкиваетесь с занижением доверия, когда ваш труд обесценивают. В медицинских учреждениях – когда описаниям ваших симптомов не верят или не придают значения. В школе – когда ваши идеи ни во что не ставят.
Если жертва заявляет, что пережила насилие, огромную роль играют ее пол, власть (которой часто меньше, чем у обвиняемого), сексуальная привилегия (представление мужчин о том, что женщины должны удовлетворять их сексуальные потребности) и культурные предрассудки.
Обвиняя кого-то в насилии, жертва делает 3 заявления:
• это случилось
• это неправильно
• это важно.
Если кто-то не согласится с одним из этих заявлений, он отвергнет обвинение.
У занижения доверия есть обратная сторона – завышение доверия, благодаря чему обвиняемых не привлекают к ответственности, а лояльные к ним системы продолжают функционировать.
Порой обвиняемый не может предложить другую версию событий или признает свою вину. Но даже в этом случае доверие к нему может быть колоссально – только теперь в вопросе вины (это была не его ошибка) и важности (он слишком значимый человек, чтобы страдать от последствий).
Имеют значение социальный класс, карьера, миграционный статус, наличие вредных привычек, сексуальный опыт и ориентация жертв. Особенно важна раса, которая «неотделима от пола».
Дебора Тауэрхаймер приводит в пример историю студентки Эбби Хонольд. Она стала жертвой насилия со стороны своего знакомого. Девушка оказывала яростное сопротивление, получила травмы и в какой-то момент потеряла сознание. После нападения Хонольд отвезли в больницу на скорой помощи. Она подала заявление, но с ним обошлись довольно небрежно: девушку приняли за обманщицу, пожалевшую о сексе на одну ночь. Тем же вечером медсестра, проводившая обследование Хонольд, дала показания о травмах, описав их как крайне тяжелые. Но и ее свидетельства не вызвали доверия. Очень быстро по кампусу распространилась новость о том, что Хонольд наврала об изнасиловании.
Позднее еще две жертвы обвинили в насилии того же молодого человека, тогда следствие, вспомнив о случае Хонольд, возбудило уголовно дело. Насильник получил свой тюремный срок.
История Эбби Хонольд на этом не закончилась. Спустя время она пережила второй случай изнасилования, будучи в состоянии наркотического опьянения. Помня о первом опыте, она и не подумала сообщать в полицию, считала себя виноватой. Молчание жертвы насилия – результат того, что Тауэрхаймер называет ожидаемым занижением доверия.
Как стереотипы влияют на распределение доверия?
Считается, что изнасилование характеризуется рядом факторов: во-первых, насильник и жертва друг друга не знают; во-вторых, обидчик принадлежит к низшим слоям общества; в-третьих, на теле жертвы остаются заметные следы; в-четвертых, насильник применяет оружие; в-пятых, все происходит ночью, в темном переулке или опасном районе.
Как отмечают эксперты по общественной реакции на сексуальное насилие, эти представления «свойственны не только сотрудникам правоохранительных органов, но и медицинским работникам, судьям, присяжным и даже друзьям и родным жертвы». В реальности всё иначе: более 75 % жертв знают своего обидчика, а 9 из 10 девушек заявляют, что нападавший был безоружен.
Мы не относимся должным образом к обвинениям, если пострадавшие не похожи на идеальную жертву, а их обидчик – на насильника-монстра. В образ идеальной жертвы входят и представления о том, что женщина должна оказать физическое сопротивление, которое обидчик ожесточенно подавит.
Мы также предполагаем, что женщина немедленно разорвет все связи с обидчиком. Однако она может не только бояться открытой вражды, поддерживая связь, но и пытаться доказать себе и насильнику, что он не победил ее.
Кроме того, мы не торопимся наказывать обвиняемых, которые не вписываются в образ преступника. Образцовый насильник безжалостен и насилует всех потенциальных жертв на своем пути. Мы начинаем думать, что «обычные» мужчины не способны на насилие.
Поэтому мы легко верим адвокатам, которые подчеркивают, что обвиняемый – «хороший муж», «хороший начальник» или «из хорошей семьи». А если он еще и уважаемый всеми известный человек, поверить в его вину особенно сложно.
Как жертв лишают доверия?
В суде требование предъявить доказательства, не оставляющие сомнений, вполне оправдано, ведь на кону свобода человека. Однако их количество для признания вины насильника зачастую необоснованно большое (например, целая толпа жертв).
Мы с особым недоверием относимся к определенным типам обвинительниц и типам обвинений. Многие (даже самые благонамеренные люди) значительно переоценивают вероятность того, что обвинительница лжет или ошибается.
В одном опросе из 900 полицейских больше половины заявило, что от 11 % до 50 % заявительниц лгут о сексуальном насилии.
Женщина, которая врет об изнасиловании, давно стала важным элементом нашей культуры. Особенно популярен образ «золотоискательницы». Правовая система позволяет спрашивать участников процесса об их финансовой заинтересованности в возбуждении иска, и адвокаты прекрасно знают об этой линии защиты.
Существуют и другие образы лживых обвинительниц, влияющие на наше доверие. Например, отвергнутая женщина, желающая отомстить мужчине, который ей отказал. Раскаявшаяся женщина, которой совестно за секс по обоюдному согласию. Есть и ошибающаяся женщина, которая не пытается кого-то обмануть, а просто запуталась.
Еще один критерий для оценки правдивости – внешность. Обвинения непривлекательных женщин легко отрицают, потому что не видят в них потенциальные объекты насилия. В то же время привлекательных женщин могут обвинять за их внешний вид, словно призывающий оказывать им знаки внимания. Чтобы слова жертвы звучали убедительно, она должна выглядеть «в самый раз».
Мы также слишком быстро отказываемся верить жертве, если она путается в воспоминаниях. Специалисты по травмам понимают, что многие жертвы не способны детально вспомнить, что происходило непосредственно до или после нападения. Жертвам бывает трудно изложить события в хронологическом порядке. Важные детали ускользают, а незначительные запоминаются.
Заранее дискредитируя жертв, полиция не задумывается о возможных доказательствах – текстовых и голосовых сообщениях, фотографиях, результатах судебно-медицинской экспертизы и др.
Тауэрхаймер считает, что не нужно арестовывать подозреваемых после каждого заявления о сексуальном насилии. Главное – попытаться начать расследование, и тогда факты помогут принять правильное решение.
Примечательно, что закон предоставляет обвиняемым широкие возможности для исследования прошлого жертвы. Их часто используют для «изучения психического здоровья, сексуальной и семейной истории женщины», чтобы прибегнуть к стратегии, которую еще называют защитой от «шлюх и психичек». В большинстве случаев можно найти горы информации об обвинительнице, чтобы использовать ее в суде или убедить истицу сразу отозвать заявление.