К. С.) – депутаты стали поодиночке ускользать, и, когда время подошло к голосованию, кворума не было. Поддержать церковноприходские школы III Дума не пожелала».
За время работы Думы бюджет существенно изменился. Так, в 1899–1905 годах военные расходы выросли на 35 %, а в 1906–1911 – на 82 %, смета Министерства народного просвещения в 1899–1905 годах выросла на 35 %, в 1906–1911 – на 116 %, в 1899–1905 годах расходы на субсидирование земледельцев увеличились на 39 %, в 1906–1911 – на 102 %. «Как вы видите, действительно, две отрасли хозяйства растут у нас несравненно быстрее, чем прежде, и в этом, быть может, заслуга народного представительства».
Наконец, благодаря бюджетным прениям менялась сама власть, которая училась диалогу с Думой, осознавая, что лишь в диалоге с депутатами она могла обеспечить собственные жизненные интересы. И депутатам приходилось приноравливаться к правительственной точке зрения. Член ЦК партии кадетов, думский журналист А. В. Тыркова-Вильямс вспоминала: «Бюджетные прения неизбежно втягивали, толкали депутатов на реальную работу, которая без сотрудничества с бюрократией была невозможна. Дело шло уже не об отвлеченных препирательствах с правительством, не об идеологических на него наскоках, как это было в первых двух Думах, не о межфракционных стычках, волновавших Третью Думу в первые месяцы ее существования. Теперь народные представители должны были обсудить насущные, ежедневные потребности государственного хозяйства, выражавшиеся в сотнях миллионов рублей. Цифры были красноречивее ораторов. Они говорили о размахе русской жизни, которую члены Думы на себя взяли. Для народных представителей первые бюджетные прения были своего рода государственным экзаменом».
Лобби
Само понятие «лоббирование» (lobbying, от англ. lobby – кулуары, приемная) возникло в США в начале XX века. К этому моменту лобби уже давно существовали и успешно отстаивали позицию различных групп интересов при принятии решений государственной важности. Они обращались к депутатам Конгресса, правомерно ожидая от них поддержки собственных проектов. Годами занимаясь такой деятельностью, лобби обрастали связями, отстраивали отношения с органами государственной власти и средствами массовой информации, постепенно становясь частью политической системы. По оценке Дж. Г. Бирнбаума, в 1991 году в США было 80 тысяч зарегистрированных лоббистов. В начале 2000‐х только в Вашингтоне их было более 12 тысяч. Схожая ситуация имела место и в Европе. По подсчетам газеты «Таймс», в 1970 году в английской палате общин по меньшей мере 218 депутатов непосредственно отстаивали частные интересы. Лобби складывались и в императорской России.
Одно из наиболее влиятельных было связано с интересами землевладения. В Третьей и Четвертой Думе большинство народных избранников жили за счет земельной ренты. В Третьей Думе было 360 таких депутатов, в Четвертой – 354. Чаще всего это были крупные землевладельцы, что придавало особый статус Постоянному совету Объединенного дворянства. Его лидеры не скрывали своих взглядов, преимущественно связанных с интересами сословия. Н. Е. Марков, например, признавался, что отстаивал прежде всего дворянскую точку зрения.
Своя линия поведения была у предпринимательских кругов. Крупнейшие банки деятельно участвовали в избирательных кампаниях. Так, в 1906 году Учетно-ссудный банк финансировал избирательную кампанию кадетов (по сведениям МВД, кадеты на нее потратили около 700 тысяч рублей). Позднее кадетов поддерживал Азовско-Донской банк. На его счетах хранились средства ЦК партии и газеты «Речь». Банк финансировал предвыборную агитацию кадетов, их периодические издания. Кроме того, кадетам оказывали материальную помощь Сибирский торговый банк, Петербургский международный коммерческий банк и Петербургский частный коммерческий банк. Конституционные демократы финансировались и нефтепромышленниками (обществом «Мазут»). В ответ кадеты защищали интересы своих «спонсоров» в Думе, органах местного самоуправления, газетах. Биржевые общества чаще всего поддерживали «Союз 17 октября». Им же помогало и семейство Нобелей.
Лоббирование подразумевало обоюдную зависимость депутатов и различных групп интересов. Промышленники и банкиры не могли не считаться с близкими им фракциями. 20 декабря 1911 года Ф. И. Гучков писал брату Александру о Московском биржевом комитете: «Без опоры какой-нибудь политической партии им не обойтись: прошли те времена, когда вопросы обложения, концессий, субсидий могли решаться путем шушуканья министра финансов с председателем Московского биржевого комитета».
«Молодое поколение» московского купечества стремилось вовлечь в свою орбиту депутатов разных фракций. С 1909 года кадеты (М. В. Челноков, А. И. Шингарев) принимали участие в совещаниях, проводившихся предпринимателями во главе с А. И. Коноваловым. Против этого категорически возражал П. Н. Милюков, но его мнение игнорировали. Помимо кадетов, в «экономических беседах» участвовали прогрессисты (Н. Н. Львов), депутаты из Польского кола (В. В. Жуковский). Причем московские промышленники сочувствовали оппозиционным кадетам, а не октябристам, которых считали более лояльными по отношению к власти, а главное – глухими к купеческим интересам. Во многом это предопределило поражение «Союза 17 октября» на выборах в Четвертую Думу.
У некоторых депутатов была своя «специализация». Так, в Четвертой Думе была особая группа, защищавшая интересы нефтяников. Ее неформальным лидером был А. С. Салазкин. От имени воротил железнодорожного строительства говорил Н. Л. Марков, председатель правления Юго-Восточных железных дорог, ближайший сотрудник С. И. Мамонтова. Марков при рассмотрении интересовавших его законопроектов подбирал экспертов, привлекал к подготовке документов Институт инженеров путей сообщения, советовался с представителями органов местного самоуправления.
На Думу рассчитывали различные общественные круги, социальные группы: студенты, профессора университетов, рабочие, служащие, представители национальных окраин. Громко звучал в Думе голос земцев: многие депутаты имели опыт работы в органах местного самоуправления. 11 февраля 1911 года октябрист Н. Н. Опочинин, выступая на заседании, посвященном финансированию школьного дела, объяснял коллегам: «Большинство из нас – земцы, только что возвратившиеся из земских собраний, и все мы знаем, насколько сочувственно относятся эти собрания к нашим заботам в области образования. Теперь представьте удивление всего земского люда, когда он прочтет в газетах отчет о том, что правые и левые баллотировали в Государственной думе за ассигнование 10 млн в пользу образования, а мы, октябристы, по указанию правительства – только за 8 млн, и при том по своей собственной инициативе».
Земцы не сомневались, что главная реформа, которую ждала Россия, – новое Земское положение. «Из всех стоящих ныне на очереди реформ самой важной и неотложной я считаю реформу земского положения, – писал Н. В. Савич К. Э. Линдеману 5 июня 1913 года. – Только проведя в жизнь основы земской реформы, можно надеяться, что Государственная дума получит, наконец, силу и авторитет для осуществления необходимых стране реформ и правовых гарантий. Сейчас у Государственной думы нет прочных корней на местах в виде общественных учреждений и организаций, которые бы отражали собой истинные устремления и интересы тех классов населения, которые выдвигают и избирают депутатов».
Правительственные проекты реформы местного самоуправления многим казались весьма спорными. Возражал Постоянный совет Объединенного дворянства, рассчитывавший инициировать в земстве широкую дискуссию по этому поводу. Играя на опережение, правительство созвало Совет по делам местного хозяйства – совещательное учреждение, представлявшее земское и городское самоуправление. Его решения должны были убедить даже консервативное крыло Думы в правомерности намеченных преобразований, которые не были плодом отвлеченного канцелярского умствования и которые поддержала деловая Россия. «Создан Совет (местного хозяйства. – К. С.) для того, чтобы прежде внесения министерских законопроектов в Государственную думу, их подвергнуть разбору, критике, исправлению со стороны местных людей, дабы проекты не были созданием одних чиновников, а получили жизненность… В обществе и печати Совет прозвали „Преддумье“», – писал П. А. Столыпин императору 20 ноября 1910 года.
Правительство с большим вниманием следило за его заседаниями и в особенности голосованиями. В сессию 1908/09 года при рассмотрении законопроекта о реформе губернской администрации (что подразумевало отмену института предводителей дворянства) чиновники департаментов МВД вызывались по телефону для участия в баллотировке. И все же законопроект провалили. Бывший тогда самарским предводителем дворянства А. Н. Наумов вспоминал: «Раздосадованный и гневный Петр Аркадьевич [Столыпин] поспешил покинуть залу заседания, ни с кем не простившись и сделав угрожающий жест по нашему адресу (то есть в адрес противников законопроекта. – К. С.)».
Немалым влиянием на законотворческий процесс пользовались и отставные чиновники, обладавшие большим опытом и разветвленными связями. Самой заметной фигурой из них был С. Ю. Витте, мечтавший о возвращении на премьерское кресло. У экс-премьера сохранились старые связи. Его бывшие сотрудники сообщали ему секретную информацию о правительственных намерениях. Некоторые депутаты имели репутацию «агентов Витте». Видные газеты того времени – «Новое время» и «Русское слово» – практически обслуживали его интересы.
На Думу рассчитывали и различные национальные группы. Зимой 1909 года кадеты вели переговоры с московской еврейской группой о перспективах решения еврейского вопроса в России. Весной 1911 года октябристы общались с представителями немецкой диаспоры, недовольной внесенным законопроектом об ограничении прав немцев в Волынской, Киевской и Подольской губерниях. В феврале 1912 года прогрессисты обговаривали с представителями столичной немецкой общины возможность поддержки на предстоявших выборах в Думу. В ноябре 1913 года кадеты и прогрессисты встречались с представителями армянской общественности, взволнованной резней соплеменников в Турции.