[613], он вступил с ним в переписку. Убедившись, что его приезд будет приятен Императору, он решился поехать в Петербург…»[614]
Французский биограф художника А. Дайо подметил любопытную деталь: коренной парижанин, родившийся в апартаментах деда-художника в Лувре, Верне видел на картинах либо российские степи и заснеженные равнины, либо бескрайние африканские пустыни: «Его привлекали контрасты. В его сердце властвовали Африка и Россия…»[615]
В Петербурге Верне ожидал блистательный прием, что чрезвычайно поразило Баранта, доносившего в Париж 1 августа 1836 г.: «…Небывало радушный прием, оказанный г-ну Орасу Верне, его почти интимные отношения с императорской семьей, невозможные в любой другой стране, даже здесь вызывают удивление…»[616] Сам Верне отрицал политическую подоплеку своего путешествия. Французский исследователь Поль Лакруа в работе о Николае I приводил слова художника: «Я уехал только для того, чтобы показать всем, что, будучи первым живописцем короля, я не умею и не хочу лгать»[617].
Причем это была действительно принципиальная позиция художника. Верне проявил независимость и в отношениях со своим новым щедрым покровителем, когда государь, уже во время второго визита Верне в Россию, предложил ему написать картину на сюжет взятия Варшавы. А мы знаем, какой интерес и симпатию французы испытывали к полякам и сколько проблем поляки доставляли Николаю. Верне ответил так: «Почему бы и нет, ваше Величество, – разве я не батальный художник? К тому же мне приходилось изображать мучеников, а совсем недавно и страдания самого Христа среди его палачей»[618].
Речь шла о взятии варшавского предместья Воли во время подавления восстания в 1831 г. Штурм продолжался два дня и стоил русским 539 офицеров и 10 тыс. солдат, выбывших из строя. Поляки потеряли убитыми и ранеными до 7800 человек, 3 тыс. были взяты в плен[619]. Возвратившись в Париж, Верне исполнил заказ, и когда картина прибыла в Петербург, она была доставлена в Зимний дворец, где император долго рассматривал ее, а затем приказал отправить в Царское Село. Ораса Верне он удостоил личным письмом: «…вы остаетесь на стороне побежденных. В сей великолепной композиции русские показаны победителями, но главная и прекрасная роль отдана полякам, они изображены героями и мучениками. Однако я не в обиде и надеюсь в скором времени снова видеть вас в России, где вы всегда будете первым моим живописцем»[620].
Император и петербургская знать завалили художника заказами. От Николая он получил заказ на картину «Наполеон принимает парад гвардии в Тюильри». При этом государь сказал ему: «Эта картина останется в моем кабинете. Я хочу всегда иметь перед глазами императорскую гвардию, потому что она могла нас разбить»[621].
Верне сопровождал Николая во время его поездки в Москву, но пробыл там всего несколько дней, вынужденный в конце лета вернуться на родину, где умирал его отец. Однако уже в ноябре 1836 г. он получил письмо от одного из своих петербургских знакомых: «Возвращайтесь! Отовсюду я слышу только один вопрос: ”Вернется ли Верне?”»[622]. Но поездку в Россию пришлось отложить: в следующем году Верне устремился в Северную Африку, где французские войска взяли Константину, континентальную столицу Алжира. Луи-Филипп поручил Верне к 1 января 1842 г. написать несколько эпизодов из истории взятия Константины для Версальского музея[623]. Едва закончив работы, 1 июня 1842 г. Верне сел на корабль в Гавре и через десять дней прибыл в Петербург[624]. Так начался его второй визит в Россию[625].
Однако едва прибыв в Петербург, Верне был вынужден покинуть Россию: 13 июля 1842 г., в тот самый день, когда художник присутствовал на императорском празднике в Петергофе, в Париже произошла трагедия: погиб старший сын короля, наследник престола герцог Фердинанд-Филипп Орлеанский. Верне решил незамедлительно ехать во Францию. В своих записках художник рассказывает о вечере, проведенном им в императорском дворце накануне своего отъезда: «Император, пройдя ко мне через толпу, взял меня за руку, отвел к окну и сказал: “Вашего несчастного короля снова постиг удар, еще более ужасный, чем те, что выпадали на его долю. Смерть герцога Орлеанского – это огромная потеря не только для его отца и для Франции, но и для всех нас…” Потом государь добавил: “Если вы увидите короля, заверьте его в том, что я полностью разделяю его несчастье; скажите ему… о моем уважении к его великим добродетелям и твердости его характера”»[626].
Встреча художника с королем состоялась 9 августа 1842 г. Именно тогда, по словам Верне, Луи-Филипп решил поручить ему неофициальную дипломатическую миссию при императоре Николае I. Вероятно, Луи-Филиппу для того, чтобы найти подход к Николаю I, нужен был «посол» несколько иного рода, нежели кадровый дипломат. Таким человеком вполне мог стать художник. Тем более что в истории уже был замечательный пример: в годы Тридцатилетней войны Питер Пауль Рубенс прославился не только как гениальный живописец, но и как непревзойденный дипломат, выполнявший важные миссии.
Выбор кандидатуры прославленного художника-баталиста, убежденного наполеониста, достигшего на тот момент степени командора Ордена Почетного легиона[627], был вполне удачным. Луи-Филипп прекрасно знал о трепетном отношении Николая ко всему, связанному с военной славой, и о его уважении к имени императора Наполеона I.
Об этой беседе известно из записи самого живописца, сделанной им в тот же день. После того, как Верне передал Луи-Филиппу слова императора, король пустился в дипломатические рассуждения относительно роли, которую предстояло сыграть живописцу в настоящих обстоятельствах. Однако Верне, вероятно, не готовый к такому повороту событий, ответил, что хотел бы лишь передать императору ответ короля на слова соболезнования. Король, пишет Верне, согласился с его позицией, но добавил: «Передайте императору, что превратности моей жизни, и как обычного человека, и как монарха, приучили меня быть выше неприязни к тем, кто заблуждается относительно моих намерений. Если его представления обо мне изменятся, скажите ему, что я готов ответить ему взаимностью… Пусть он соизволит написать мне… и я отвечу»[628]. Более того, Луи-Филипп, по словам Верне, был готов даже лично встретиться с императором ради нормализации двусторонних отношений. Король сказал художнику: «Если он предпочитает переговоры, скажите, что я готов прибыть, куда ему угодно, и сделать все, что может сблизить наши народы, союз между которыми неизбежен, и, если бы такой союз уже существовал, это значительно облегчило бы политику и предотвратило бы прискорбные последствия взаимного непонимания. Император причинил мне много зла, а мой несчастный сын умер с убеждением, что его презирают. Нужны доказательства противного…»[629]
Итак, Орасу Верне предназначалась роль неофициального посланника при особе российского государя в условиях, когда интересы двух стран представляли поверенные в делах. Вскоре после встречи с королем он покинул Париж и уже 20 августа находился в Копенгагене на пути в российскую столицу, куда прибыл, вероятно, в начале сентября.
О пребывании художника в Петербурге нам известно из его писем супруге Луизе. Впервые письма Ораса Верне были опубликованы в 1856 г., очевидно, на волне интереса к России, связанного с Крымской войной. 8 апреля газета «La Presse» предложила своим читателям «Путешествие Ораса Верне в Россию (1842 и 1843)»[630] – рассказ о путешествии по мотивам переписки художника с семьей, опубликованный в виде фельетона; это обеспечило успех этому изданию, основанному Эмилем Жирарденом. Свет увидели лишь немногие письма, да и то с большими сокращениями. Спустя десять лет письма Верне были опубликованы в книге А. Дюранда «Жозеф, Карл и Орас Верне. Переписка и биографии». В 2008 г. в России вышел перевод этих писем, выполненный Д. Васильевым и дополненный вступительной статьей и комментариями.
Содержание корреспонденции свидетельствует об особой миссии художника. Это не интимная семейная переписка, а настоящая хроника событий, глубокий и внимательный анализ различных аспектов жизни не только петербургского, но и в целом российского общества, адресованная, вероятно, не только и не столько жене, сколько Луи-Филиппу или по крайней мере его ближайшему окружению. А с учетом того, что в России переписка подвергалась перлюстрации и Верне прекрасно знал об этом, вероятно, еще одним адресатом этих писем являлся сам Николай I: таким образом Верне мог донести до государя позицию французского правительства.
К моменту прибытия художника в российскую столицу поверенный в делах Франции в России Казимир Перье только что отбыл из Петербурга, что, правда, не особенно расстроило Верне: с посольством отношения у него не заладились, как и в целом с французами, проживавшими в Петербурге. Он писал супруге Луизе 10 июля 1842 г.: «Я ничуть не огорчен отъездом нашего представителя; мое положение будет менее затруднительным… иное (лучшее. – Н. Т.) отношение ко мне, чем к нему, часто ставило меня в неловкое положение»