Крымская война и смерть Николая I: мнение А.Д. Блудовой
У императора Николая с годами накопилась моральная и физическая усталость от власти, от тяжких обязанностей, от постоянного давления монаршего долга. Он все чаще говорил об этом с близкими ему людьми[1021].
Как и Луи-Филипп, Николай не был готов к компромиссам и отстаивал свои взгляды до конца. В результате к началу 1850-х гг. внешняя политика России вызывала неприязнь сразу у всех солистов «европейского концерта»: Великобритании, Франции, Австрии и Пруссии.
Для Николая Павловича события, связанные с Крымской войной, стали огромной трагедией. Оказалась разрушена вся система взаимоотношений, существовавшая в Европе с 1815 г., которую он так трепетно и старательно поддерживал. Война показала и слабость самой России, и ее неготовность бороться с мощной коалицией.
Казалось, совсем недавно, в 1850 г., император и вся страна торжественно отметили 25-летие его царствования. По этому случаю были представлены блестящие отчеты обо всех сферах жизни, в том числе о замечательной армии, эффективной судебной системе, прекрасном управлении, благоденствии жителей, в том числе крепостных крестьян. И вдруг такой афронт![1022]
Анна Федоровна Тютчева, дочь знаменитого поэта и фрейлина будущей императрицы Марии Александровны, супруги Александра II, жила вместе с семьей наследника престола в Петергофе. Она писала о том, что Николая видели по ночам в петергофских парках – он молился и плакал. Переписка находившегося в Крыму будущего министра народного просвещения А.В. Головнина с другим царским сыном, великим князем Константином Николаевичем содержит мольбы Константина о том, что император не должен узнать о том, что русские бегут. Головнин же писал о том, что миллионная русская армия в Крыму не может противостоять 200-тысячному экспедиционному корпусу союзников. Русские не сумели организовать подвоз продовольствия, боеприпасов и вооружений. В то же время англичане, чтобы снабжать свой экспедиционный корпус, привезли с собой рельсы и шпалы и провели от Балаклавы железную дорогу[1023].
Военные поражения Николай Павлович переживал очень тяжело. Известие о неудачной попытке отряда генерал-лейтенанта С.А. Хрулева выбить противника из Евпатории, когда потери убитыми и ранеными составили почти 700 человек, были последним сообщением, полученным уже больным императором из Крыма. Весьма вероятно, что именно нравственное потрясение и психологический шок стали причиной его преждевременной кончины 18 февраля 1855 г. Тютчева была во многом права, рассуждая о причинах неожиданной и преждевременной смерти императора, полагая, что его убили последние политические события. Не столько сама война и поражения, сколько низость тех, кого император называл друзьями и союзниками и на помощь которых рассчитывал[1024]. Ведь в начале Крымской войны Николай Павлович ждал ответных шагов от своих союзников и прежде всего от Австрии – таких, какие бы предпринял сам в силу своего характера и принципов[1025].
О трагических событиях Крымской войны и последних днях жизни императора Николая оставила воспоминания еще одна современница событий – Антонина Дмитриевна Блудова, дочь Дмитрия Николаевича Блудова, литератора и государственного деятеля, и Анны Андреевны, урожденной княжны Щербатовой.
Воспоминания о Николае были записаны Блудовой в октябре 1873 г. и хранятся в Российском государственном историческом архиве. Крымская война, по словам Блудовой, стала настоящим потрясением не только для Николая, но и для всей России: «Никто в России не предвидел, до каких крайних бедствий доведет двуличная политика Австрии, государь еще меньше других»[1026].
Антонина Дмитриевна составила прекрасный психолого-политический портрет государя: «По пылкости характера, по долгой привычке повелевать и встречать безусловное повиновенье, бывали у него примеры своеволия, но никогда это не было в пользу свою личную; – даже его ревнивое охранение монархической власти всюду и самодержавия у нас истекало из глубокого убеждения, что такая власть была необходима для хорошего управления. Конституционное правление он не любил потому, что считал эти беспрерывные интриги, искательство у избирателей или лесть и заискивание у депутатов самою опасною игрою, которая должна была в конце концов вводить фальшь и неприязнь между народом и царем». Николай говорил отцу Блудовой: «Я понимаю республику – и я понимаю самодержавное управление; это честные и открытые отношения, mais la ponderation des pouvoirs, это вечная борьба, которая зарождает двоедушие и междоусобную моральную войну»[1027].
Блудова подчеркивала такую черту характера Николая, как прямодушие. В качестве примера она приводила историю брака Наполеона III, который, объявляя о своем намерении, якобы сказал: «В царствующих домах на меня всегда будут смотреть как на выскочку». Николай Павлович сказал тогда отцу Блудовой: «Eh bien, j’aime cela! Voila un homme avec qui je pourrais m’entendre» (Ну вот, мне это нравится! Это человек, с которым я бы мог иметь дело. – Н. Т.). Антонина Дмитриевна записала: «Увы! Его собственная прямодушная натура поверила прямодушию у этого фигляра из фигляров, олицетворенная ложь и шарлатанство»[1028].
При этом самодержец Николай вполне принимал конституционный образ правления в Великобритании. Блудова писала: «Воротясь последний раз из Англии, государь, однако, сказал отцу моему: “Вот в Англии я понимаю Конституцию и помирился с ней. Там они как-то умеют соединять свободу с горячей любовью к монарху”»[1029]. Разделяя эту позицию, Блудова отмечала: «И точно, в одной Англии и есть хорошее парламентское управление, потому что оно не сочиненное, а выросло мало-помалу из разных обстоятельств в течение веков, выросло на исторической почве вследствие особенностей национального характера»[1030].
По ее словам, главное, что отличало Николая как государя, – это чувство долга и интересы государства: «…не он лично, а Он и Россия, Он и армия, Он и народ были нераздельные. На свой высокий сан, на свою власть и силу он смотрел не как на средство к превозношению себя, к наслаждению и беззаботной жизни, в роскоши и гордости; – нет; хотя он ошибался не раз, и был не раз обманут, и не раз обманывал себя, хотя человеческая слабость и человеческие страсти и всеобщее поклонение и искательства Европы могли завлечь его в многие ошибки, – все же мелкого эгоизма или беспощадного самолюбия у него не было никогда, и то, что многие считали самопоклонением в некоторых его требованиях по отношению к верховной власти, далеко не имело такого характера. Для него это было род священнодействия, служба Отечеству, назначенная ему самим Богом, обязанность, для которой он готов был жертвовать собою всегда»[1031].
Николай, как уже отмечалось, воспринимал действия Австрии, вступившей в войну против России, как самое настоящее предательство. При этом он всегда предельно заботливо относился к императору Францу-Иосифу. Блудова вспоминала, что императрица Александра Федоровна рассказала, откуда у государя была такая привязанность к молодому тогда еще Францу-Иосифу: «Еще в Мюнхенгреце старый император Франц I сожалел, на кого он оставляет империю: “Я стар и схожу со сцены. Наследника моего вы видели, – Вы знаете, что это такое. Второй сын мой (эрцгерцог Франц) немного лучше. Одна надежда на ребенка – на внука – но он младенец, – кто его поддержит. Я поручаю его Вашему Величеству, не оставляйте его!”. “Обещаю Вам, – отвечал он, – что я его не оставлю никогда, что я буду смотреть на него, как на сына!”»[1032]. Блудова писала: «И как свято он сдержал свое слово! И как низко и злостно Франц-Иосиф ему отплатил!»[1033]
По словам Антонины Дмитриевны, перед смертью Николая Александра Федоровна спросила его: «Не правда ли ты прощаешь всем? – Всем, конечно, – был ответ. – И даже Султану? – спросила императрица. Государь улыбнулся. Бедный султан, – сказал он, – конечно прощаю, он может быть всех меньше виноват передо мною. – А императору австрийскому ты простил? – Улыбка исчезла с лица умирающего, и с глубоким вздохом он отвечал: “И императору австрийскому я прощаю, хотя он прямо в сердце нанес мне удар, да еще повернул ножом в ране”»[1034].
Блудова вспоминала, что видела государя последний раз за две недели перед его кончиной. В тот день у императрицы был зачитан манифест о формировании ополчения. В этот момент вошел государь: «Он был в сюртуке, без эполет, по-домашнему и необыкновенно хорош»[1035]. По ее словам, за четыре месяца до этого она встретила Николая Павловича на Невском и не узнала: «Он исхудал, состарился, даже слегка согнулся; цвет лица был серый, глаза тусклые. Только поравнявшись с коляской так близко, что я бы могла тронуть его рукой, узнала его, нашего красавца-богатыря, в этом истомленном, больном генерале!.. Сколько было на этом лице неописанной скорби, невыразимых мучений»[1036].
Но в начале февраля, по ее словам, «душевная борьба была кончена». В то же время, вспоминала Антонина Дмитриевна, «глядя на государя, никто не мог думать, что смертельная физическая болезнь уже развивается в нем»