— Жиды? Их там много. Еще тетушка Ваша, государыня Елизавета Петровна, запрещала приезжать жидам в Россию, дабы не перенимать торговые дела у русских купчин, — вновь нарезал проблему Неплюев, хотя, я видел, что он больше соглашается, чем ищет противные доводы [автор использует слово «жид» только исходя из того, как именно в источниках и документах именовали представителей еврейского народа].
— Евреи чаще умные, у них свои школы, изворотливые, так как с запретом заниматься земледелием, свыклись заниматься ремеслом, ростовщичеством, держать трактиры. Такие люди могли бы и пригодиться, если бы не замкнутый уклад жизни тех, кого принято называть жидами. Думаю я, что без черты оседлости не обойтись, — сказал я.
Некогда, в иной реальности, еврейская черта оседлости была создана Екатериной Великой. Но, я, к примеру, не особо понимаю, почему. Боязнь конкуренции в делах торговых? Кому, старообрядцам? Так те своими бородами быстро собьют еврейские пейсы! Но тут можно было бы поступить чуть иначе и расшить эту самую черту. Сибирь большая, места всем хватит. Почему и нет? Пусть там развивают сферы услуг, да торговлю. Если что не сладится, так за Камнем найдется кому укоротить еврейский пыл или еще что иное… Лучше по закону, конечно. Дальний Восток с торговлей с Китаем, Японией, русскими землями на Гавайях, Америке. Вот она черта оседлости. И пусть поработает и Русская Православная церковь, чтобы не допустить распространения иудаизма. Хотя, в этом плане не стоит сильно опасаться, так как тому, кого евреи высокомерно называют «гоем», крайне сложно стать иудеем, пусть ему и отчекрыжат часть достоинства.
— Ваше Величество, могу ли я спросить, почему столь остро встает вопрос Польши? Я понимаю, что вероятная война со Швецией — это может дать толчок для усиления натиска на Россию, что нужно договариваться с Пруссией. Вместе с тем, Вы меняете свое отношение столь быстро… — спрашивал Неплюев.
— Приходят сведения о том, что на польском вальном Сейме в этом году встанет вопрос о принятии Конституции, проект которой мне довелось читать. Сперва я и не думал сильно лезть в польские дела, но в них суют свой нос наши противники. Получается, что они готовят новые удары по нам. И есть с чего. В Конституции будут иметь место существенные ограничения в вероисповедании. Православных обяжут переходить либо в католичество, либо поголовно переведут в униаты и подчинят папе. Это было условие от французской и папистской партии. При том они были поддержаны и прусской партией. Это единение привлекло наше внимание и пришлось напрямую надавить на Станислава Августа Понятовского, который и продвигает Конституцию, — сообщал я Неплюеву информацию, которую ранее приказал считать засекреченной.
Русской общественности не нужно было знать, что идет удар по православию. Общественное мнение, не смотря на все самодержавие, принуждало бы действовать. Чего, впрочем, вражины и добивались. И что злит, они тут преуспели. Россия была бы вынуждена либо утереться и сильно подмочить свой авторитет, либо, что, скорее всего, и произошло бы, влезать в польские дела. Но пусть король Речи Посполитой Август III и болен, уже не способен серьезно влиять на положение дел, но допустить войну с Россией он не позволил бы. Остается только одно — конфедерации [узаконенное в Речи Посполитой право на гражданское неповиновение, своего рода, рокош — война королю].
— Как получается, что Понятовский, как и вся пророссийская партия кормится с наших рук, но действует против России? Получается, что мы недоработали? — сокрушался Первый министр.
— Я думаю, что Станиславу не оставили выбора, несмотря на то, что выбор есть всегда. Единственный способ сделать то, о чем мечтали все Чарторыжские, принять Конституцию и централизовать власть, отменить либерум вето, облегчить и ускорить систему принятия решений, это пойти на условия французов. Уверен, что он прекрасно осознает последствия, но, скорее всего, ему обещана помощь. Но, да — Мазепа редкостный, — сказал я, усмехнувшись.
Хотел Понятовский для своей родины добра, а получится так, что Польши не станет.
— Готовьтесь к тому, что мы начнем нападать на Польшу и политически и ведем свои войска. С Фридрихом я постараюсь поговорить. Тут лучше не через дипломатов начинать разговор… я знаю, как. Нам нужно Великое Княжество Литовское и резкое осуждение и поляков и, может быть, захвата Пруссией и Австрией части Польши, — решительно сказал я.
— Ваше Величество, Петр Федорович, Вы же уже приняли решение еще до того, как начали со мной разговор? — Неплюев усмехнулся и продолжил. — Когда я увидел вьюношу там, в Самаре, понял, что наследник у России есть, что кровь Петра Великого в нем. Но, Ваш дед был прямым, он не искал изворотов в политике, а прямо говорил, как некогда князь Святослав «иду на вы». Теперь я вижу иное. Быть России Великой, когда сдюжим этот натиск!
— Полноте, Иван Иванович, дел много, — сказал я и чуть не зарделся, словно девушка от яркого комплимента. — Все просто! Нас ждут у двери, а мы полезем в окно! Нельзя делать то, что от тебя ожидают.
Глава 4
20 сентября 1762 года.
— Позвала нас Россия, как бывало не раз, — Иван Кириллович Митволь напевал строчку из песни, которую, по слухам, написал сам император.
Вроде бы Россия о нем почти что и забыла, но три года назад вновь позвала. И… Иван Кириллович был этим фактом крайне недоволен. Сыну тогда было шесть лет, дочери всего два годика, а его, бывшего агента Тайной канцелярии, призывают свершить новый грязный подвиг во имя императора и во славу России.
Заместитель губернатора Ново-Московской американской губернии оставался в тени официального представителя российского императора уже целого региона, не уступающего по размерам средней губернии в европейской части России. Но тень эта была постоянной. Где бы не находился очередной губернатор, за ним следовала тень в лице Митволя и она диктовала все решения.
Иван Кириллович был благодарен своему Отечеству, пусть и злился на Россию, что она вновь бросает его в пасть тигра. Но Митволя по всем законам логики и здравого смысла должны были убить, но не сделали этого. Он слишком много знал. И о том, кто именно отдал приказ на устранение Ивана Антоновича, чья слеза на омертвелой щеке снится подполковнику уже более десяти лет. Знал Митволь и что именно творилось в Петербурге в тот день, когда Елизавету Петровну хватил удар. Люди с такими тайнами устраняются быстро, может, даже вместе с близкими и родственниками. Но он выжил, причем вполне себе в расцвете сил.
И как и кто узнал о том, что Иван Кириллович в настолько хорошей форме, что можно его привлекать к самым сложным заданиям? И вообще почему именно Митволю и его людям четыре года назад пришел приказ готовиться к важнейшей миссии, для чего в Ново-Московск прислали двух ирландцев. Английский язык Митволю давался легко. Он разговаривал на французском, сносно знал немецкий, так что и английский давался без особых усилий. Но ирландский… он был не похож ни на один европейский язык. Были, конечно, заимствования и с английского, и со скандинавских, с латыни. Но это был иной язык со сложными глаголами.
Но Митволь осилил и язык и особенности ирландской культуры и стал даже чаще есть картофель, который начинает свое триумфальное шествие по Ирландии, повсеместно вытесняя зерновые культуры. Может только еще овес сохраняет свое место в рационе питания угнетаемого народа. Однако влажные почвы этого острова рожают поистине спасительный урожай картофеля, благодаря которому в Ирландии все больше прибавляется людей. Относительно сытая жизнь породила воистину демографический взрыв.
Когда группу из десяти человек закинули в Ирландию, появилось сразу же множество сложностей, несмотря на то, что с группой Митволя был ирландец, согласившийся работать на странных людей, которые, не будучи ирландцами, кипели идеями идей избавления острова от гнета англов. В интересах какой именно страны действовали пришельцы, не знал никто.
Шло время и Иван Кириллович, ставший богатым арендатором под именем Карриг Макграт, зарабатывал свой авторитет в весьма замкнутом и консервативном ирландском обществе. Имя и фамилия полностью оправдывались как внешностью Митволя, так и тем, чем именно чаще всего он занимался.
Имя — скала! И Иван Кириллович выглядел внушительно, не забрасывая ни занятия фехтованием, ни работу с утяжелениями, при особой страсти сытно поесть. Фамилия — дарующий милость! И русский агент помогал многим сирым и обездоленным. Причем делал это с неким остервенением, как будто спешил сделать как можно добра, чтобы они смогли перевесить на Божьем суде чашу с грехами. Много еще предстоит Митволю делать богоугодного, если следовать цели прощения на главном суде любого человека, жизни не хватит.
Люди с его группы так же внедрялись в местное, опасливое и негостеприимное для чужаков общество. Кто-то женился и уже имел ребенка, кто-то участвовал в строительстве католического храма, зарабатывая себе очки лояльности. Уже скоро все из диверсантов вполне уверено внедрились в ирландское общество.
Год назад стало поступать оружие, которое прибывало чаще всего на рыбацких лодках. Схроны были готовы заранее и скоро не хватало площадей тайников, чтобы хранить клинки, мушкеты и даже небольшие пушки.
Прибыла и почти сотня инструкторов из казаков-пластунов. Могло было быть и больше, но при всей работе не удалось так взбудоражить людей, чтобы набрать более тысячи будущих борцов за независимость. Тогда, если бы еще и не специальная группа от российской Тайной канцелярии, то все начинания были бы раскрыты. Предатели есть во всех нациях, во все времена. Среди ирландцев их было мало, но были. Пришлось ликвидировать одного арендатора-англичанина, которому, всего за мешок картошки и полтуши не свиньи, а подсвинка, рассказали про странные занятия некоторых мужчин и большей части молодежи.
Вся работа с ирландцами окаймлялась красивым флером таинственности и легендарности. Борцы за отмену «папистских законов», о независимости пока даже никто не заикался, были прозваны фениями — кельтскими воинами. Все