Полный курс лекций по русской историиИзбранные главы
§ 52. Великий князь Василий III Иванович. Иван III, по примеру своих предков, составил завещание, в котором поделил свои владения между своими пятью сыновьями. По форме это завещание было похоже на старые княжеские душевные грамоты, но по сути своей оно окончательно устанавливало новый порядок единодержавия в Московском государстве. Старшего своего сына, Василия, Иван III делал прямо государем над братьями и ему одному давал державные права.
Василий III наследовал властолюбие своего отца, но не имел его талантов. Вся его деятельность была продолжением того, что делал его отец. Чего не успел довершить Иван III, то доканчивал Василий.
Завещание Ивана III
Василий III был женат на Соломонии, из боярского рода Сабуровых, и не имел детей. Он, однако, никак не хотел оставить великого княжения своим братьям (Юрию и Андрею), так как, по его мнению, они и своих уделов не умели устроить. Поэтому, с разрешения митрополита (Даниила), он заставил свою жену постричься в монахини (с именем Софии) и отправил ее на житье в Суздальский женский Покровский монастырь. Сам же он женился вторично, взяв за себя княжну Елену Васильевну Глинскую, из рода литовских выходцев. В этом браке у него было два сына, Иван и Юрий. Старшему из них было всего три года, когда Василий III заболел случайным нарывом и умер, не дожив до шестидесяти лет. Личный характер Василия и его поступок с первою женою вызывали неодобрительные отзывы окружавших его старых бояр. Властный и строгий, Василий не обладал достоинствами Ивана III, зато еще более него любил власть и привык окружать себя простыми, раболепными чиновниками, «дьяками». Таков был последний «собиратель» Руси.
В. П. Верещагин. Государь Великий Князь Василий Иоаннович. 1505–1533 гг. «История Государства Российского в изображениях державных его правителей с кратким пояснительным текстом». 1896 г.
Покорив Новгород, Иван оставил прежнее самоуправление во Пскове. Внутренняя жизнь Пскова не давала тогда поводов к вмешательству в его дела. Во Пскове не было внутренних усобиц. Находясь на окраине Русской земли, в постоянной опасности от литвы и немцев, Псков крепко держался Москвы, был ей послушен и всегда имел у себя вместо самостоятельного князя московского наместника. Однако послушание псковичей великому князю не обеспечивало их от притеснений со стороны московских наместников. Псковичи жаловались на своих «князей» в Москву, а наместники жаловались на псковичей.
В 1510 году, после одной из таких ссор, Василий III уничтожил вече во Пскове, взял в Москву вечевой колокол и вывел из Пскова на жительство в Московские волости триста семей псковичей, а на их место прислал столько же семейств из московских городов. Псков не оказал великому князю никакого сопротивления; псковичи только слезами оплакивали потерю своей вековой вольности и жаловались, что город их поруган и разорен, «а псковичи бедные не ведали правды московские».
То же было сделано и с Рязанью: Василий арестовал последнего рязанского князя, а его волость присоединил к Москве (1517). Как во Пскове, рязанцев толпами выводили в Московские волости, а на их место селили москвичей. Такой «вывод» из покоренных земель делали для того, чтобы уничтожить в них возможность восстаний и отпадений от Москвы. Оставались еще князья Северской земли, перешедшие к Ивану III от литовского великого князя со своими волостями. Василий III, воспользовавшись их распрями, выгнал этих князей из их городов и взял их владения к Москве (1523).
Таким образом, все так называемые «уделы» были упразднены, и в Московском государстве остались только простые служилые князья, которые в своих вотчинах не имели уже никаких державных прав и служили великому князю, как простые бояре.
Внешняя политика Василия была продолжением политики предшествующего княжения. Москва по-прежнему притягивала к себе выходцев из Литвы (князья Глинские), а Литва, как и ранее, не могла примириться с уходом князей и земель из литовского подданства. Дважды вспыхивала война между Москвою и Литвою. Василий III овладел в 1514 году Смоленском, имевшим важное военное значение. Как ни старались литовцы вернуть себе Смоленск, эта крепость осталась в московских руках, и Литва была вынуждена заключить (в 1522 году) перемирие с уступкою Смоленска Москве до «вечного мира», или «докончания». Но этого «докончания» так и не было достигнуто в течение более чем столетия, ибо Литва и Москва никак не могли размежевать между собою спорные промежуточные между ними русские волости.
Татарские отношения после падения Золотой орды не стали легче для Москвы. Со стороны Крыма и Казани на русские области совершались постоянные набеги. На южных границах Московского государства грабили крымцы; в местах нижегородских, костромских и галицких – казанские татары и подчиненная им мордва и черемиса. От татарской и черемисской «войны» русские люди не могли жить спокойно у себя дома и не имели возможности колонизовать ни плодородной черноземной полосы на юге от Оки (так называемого «дикого поля»), ни лесных пространств за Волгою по рекам Унже и Ветлуге.
Вся восточная и южная окраина государства была в постоянном страхе татарских набегов. Мало того: если татарам удавалось не встретить на границах Руси московской сторожевой рати, они устремлялись в центральные русские волости и добирались даже до самой Москвы. Василию III оставалось только сторожить свои границы и при случае вмешиваться во внутренние дела татар и укреплять среди них свое влияние. В Казани это и удавалось.
Ратник в зерцале и в шеломе
Крым же, к сожалению, был так далек от Москвы, что нельзя было хорошо следить за крымцами и влиять на них. Московское правительство ограничивалось тем, что посылало в Крым посольства с «поминками», то есть подарками, которыми думало задобрить и замирить врага; а в то же время ежегодно летом на южной границе государства (шедшей по берегу средней Оки и потому называвшейся тогда «берегом») ставились войска, чтобы стеречь «берег» от внезапных набегов. Сверх того, в наиболее опасных местах строили на Оке и за Окою недоступные для татар каменные крепости (Калуга, Тула, Зарайск) и помещали в них войска.
С. М. СоловьевИстория России с древнейших временИзбранные главы
Не возвышая значения Иоанна III в ущерб значению предшественников его, мы не считаем себя также вправе возвышать или уменьшать значения Василия Иоанновича относительно значения отца его. Видим одно предание и один характер; все согласны, что Василий не был так счастлив, как Иоанн; это, разумеется, не может отнять достоинства у сына, ибо, чем больше препятствий, тем выше заслуга. Как господствующие черты характера замечаем в Василии необыкновенное постоянство, твердость в достижении раз предположенной цели, терпение, с каким он истощал все средства при достижении цели, важность которой он признал.
Это видно в войнах казанских, в постоянстве усилия для овладения Смоленском, в постоянстве искания союза крымского и турецкого; верность раз принятым началам видна особенно в том, что как ни дорожил он приязнию крымского хана, однако ни за что не соглашался обязываться срочною посылкою определенной суммы денег в Крым, ибо это имело бы вид дани.
Что же касается до ближайшего знакомства с характером Василия, то для этого мы имеем только один памятник; к сожалению, этот драгоценный памятник, изображающий нам Василия как живого человека, есть изображение Василия умирающего, изображение его предсмертных дней, которое мы привели во всей подробности.
А. М. Васнецов. В Московском Кремле
Само собою разумеется, что поведение человека в последние дни его жизни и именно при сознании, что это последние дни, как то было с Василием, не может дать нам вполне верного понятия о прежнем поведении человека; но мы должны воспользоваться тем, что у нас есть.
Василий занемог, едучи с богомолья из Троицкого монастыря на охоту в Волок-Ламский: это были две постоянные цели поездок великого князя.
В характере Василия замечаем более живости, более склонности к движению, к перемене мест, чем у отца его, Иоанна, который, по словам знаменитого его современника, Стефана молдавского, любил сидеть спокойно на одном месте, а между тем владения его увеличивались со всех сторон. Василий, кроме Троицкого монастыря, езжал на богомолье в Переяславль, Юрьев, Владимир, Ростов, к Николе на Угрешу, в Тихвин, Ярославль, Вологду, Кириллов монастырь, к Николе Заразскому. Другою целью поездок была охота, к которой Василий был страстен: занемогши трудною болезнию, он, однако, не утерпел, когда наступила благоприятная для охоты погода, и выехал в поле с собаками; любимым местом для охоты был у него Волок-Ламский, который, однако, он стал посещать не ранее 1515 года, то есть года два спустя по смерти последнего волоцкого князя Федора Борисовича; в 1519 он пробыл в Волоке от 14 сентября до 26 октября; ездил на потеху также в Можайск; лето Василий любил проводить за городом; любимыми подмосковными местами его были: Остров, Воробьево и Воронцово; в 1519 году, в мае, он выехал из Москвы к Николе на Угрешу, оттуда в Остров, где жил до Петровок, а потом все лето провел в Воронцове.
Отношения Василия к Иосифову монастырю живо выставляются в рассказе, что дьякон, начавши молиться за великого князя, не мог продолжать от слез, игумен и братия также плакали; князь Курбский лучше всего объясняет нам эту картину, близко соединяя в своей вражде Василия с монахами Иосифова монастыря, говоря, что эти монахи были подобны Василию.
Великий князь Василий III. Рисунок. XIX в.
Видим в Василии живое сочувствие к господствующему интересу времени, интересу религиозному, сочувствие к монастырю, который имел для лучших людей неотразимую привлекательность, как лучшее, избранное общество, занимавшееся высшими вопросами жизни: сюда люди более живые, более развитые, более способные обращать внимание на любопытные вопросы жизни, шли за разрешением этих вопросов, за умною беседою вообще; здесь они могли всегда узнать что-нибудь для них важное, ибо здесь собирались книги, здесь сосредоточивалось тогдашнее просвещение, здесь складывалось духовное, умственное оружие, необходимость которого в важных борьбах и тогда хорошо понимали.