– Идем скорее, Ларри. Нам пора.
– Папа, но я же… – начал я.
Он крепче сжал мою руку и настойчиво потянул меня за собой.
– Я же сказал: нам пора, – процедил он сквозь стиснутые зубы. И рванул меня к себе, чуть не сбив с ног!
– Папа, что случилось?! – пронзительным голосом воскликнул я. – В чем дело?!
Он не ответил, увлекая меня по дорожке парка. Папины глаза стали безумными, лицо исказила пугающая гримаса.
– Папа, что с тобой? – испугался я. – Куда ты меня тащишь?
17
Доктор Меркин поднял иглу и посмотрел ее на свет.
– Отвернись, Ларри, – мягко попросил он. – Я же знаю, ты немного побаиваешься. И зря – это совсем не больно.
Боль пронзила мою руку, едва игла впилась в кожу. Я закрыл глаза и не дышал, пока врач не вынул иглу.
– Конечно, двух недель еще не прошло, – продолжал врач, протерев место укола ватным тампоном. – Но раз уж ты здесь, я решил сделать тебе инъекцию.
Папа в напряженной позе застыл на стуле посреди небольшого кабинета. Руки он сложил на груди.
– А как же шерсть? – запинаясь, спросил я у доктора Меркина. – Неужели «Мгновенный загар»…
Врач покачал головой.
– Я не знаю средств для загара, которые вызывали бы рост волос. Обычно они воздействуют на механизм пигментации кожи, и…
– Но этот флакон был выпущен давным-давно! – настаивал я. – Может, ингредиенты скисли и лосьон испортился?
Доктор Меркин махнул рукой, словно говоря: «Так не бывает».
Подойдя к столу, он сделал запись в моей карточке.
– Мне очень жаль, Ларри, – произнес он, продолжая писать мелким аккуратным почерком, – но дело тут не в средстве для загара, поверь мне. – Он обернулся и внимательно оглядел меня. – Я полностью обследовал тебя, провел все анализы. Ты абсолютно здоров.
– Слава Богу! – облегченно вздохнул папа.
– А как же шерсть? – возмутился я.
– Давай подождем и посмотрим, что будет дальше, – решил доктор Меркин, глядя на папу.
– Подождем?! – воскликнул я. – Значит, вы не дадите мне никаких лекарств? Не сделаете ничего, чтобы шерсть больше не росла?
– Она вряд ли вырастет вновь, – заверил доктор Меркин, закрыл карточку и разрешил мне спуститься со смотрового стола. – Постарайся не волноваться, – попросил он, протягивая мне куртку. – Все будет хорошо.
– Спасибо вам, доктор Меркин, – произнес папа и встал. Он улыбнулся, но я заметил, что улыбка получилась вымученной. Папа держался слишком напряженно.
Я направился вслед за отцом к автостоянке. Мы молча уселись в машину.
– Тебе лучше? – наконец спросил папа, не сводя глаз с дороги.
– Нет, – мрачно ответил я.
– В чем дело? – раздраженно спросил папа. – Ведь доктор Меркин сказал, что с тобой все в порядке.
– А шерсть? – возмутился я. – Откуда она взялась? Почему он ничем мне не помог? Неужели он мне не поверил?
– Скорее всего, поверил, – негромко ответил папа.
– Тогда почему же он ничего не сделал? Папа долго молчал, глядя сквозь ветровое стекло и покусывая нижнюю губу. И наконец произнес сдавленным голосом:
– Иногда полезнее всего бывает набраться терпения и ждать.
В тот день мы собрались на репетицию в доме Лили. Получалось неплохо, но не так, как вместе с Мэнни.
Нас всех насторожило то, что он уехал, даже не попрощавшись с нами. Лили попросила свою маму позвонить знакомым родителей Мэнни и выяснить, куда они переехали.
Но все знакомые и друзья были удивлены не меньше, чем мы.
Никто из них не знал, что семья Мэнни готовится к переезду.
Мне пришлось признать, что две гитары звучат лучше трех. Голос у Лили приятный, но слабый, и три гитары почти совсем заглушали его.
А теперь, играя без Мэнни, мы отлично слышали голос Лили.
Но я испортил песню «Битлз», которую мы разучивали, – «Я хочу взять тебя за руку». Аккорды я брал фальшиво и никак не мог попасть в такт.
Я знал, в чем дело. Меня не покидали мысли о докторе Меркине и о том, что он не поверил мне. Он сомневается, что наша находка была средством для загара. А если он ошибся?
Мне было досадно и… одиноко.
Уже в двадцатый раз начиная играть «Я хочу взять тебя за руку», я пристально вглядывался в лица своих друзей. Может, их мучают те же опасения, что и меня? Что, если и у них растет уродливая черная шерсть, а они боятся признаться?
Когда я впервые спросил об этом, Лили только засмеялась и назвала меня лохматым Ларри. Но я должен задать тот же вопрос еще раз. Ни о чем другом я не мог думать. Я обязан знать правду!
Я с трудом дождался конца репетиции. Кристина начала укладывать гитару в футляр, Джеред отправился на кухню за банкой кока-колы. Лили сидела на диване, поигрывая золотой пиратской монеткой на цепочке.
– Я… хочу спросить… – волнуясь, начал я.
В комнату вернулся Джеред. Он так неловко открыл банку, что кока-кола выплеснулась ему в лицо.
Все засмеялись.
– Ты впервые видишь банку кока-колы? – пошутила Лили. – Может, принести тебе инструкцию?
– Ха-ха! – Джеред вытер лицо рукавом. – Ты нарочно потрясла все банки, Лили, чтобы я облился. Сознавайся!
Усмехнувшись, Кристина захлопнула футляр.
– Переходи на соки, Джеред. Он показал Кристине язык. Я громко откашлялся.
– Ребята, я хотел спросить вас… – дрожащим голосом повторил я.
Мои друзья были в отличном настроении, они смеялись и шутили. Значит, их ничто не тревожило.
Почему же несчастье свалилось на меня одного?
– Помните «Мгновенный загар»? – начал я. – Скажите, после него у кого-нибудь из вас начали расти волосы? – Я густо покраснел. – Точнее – безобразная черная шерсть?
Джеред покатился со смеху, поперхнулся кока-колой и закашлялся. Кристина похлопала его ладонью по спине.
– Лохматый Ларри! – выпалил Джеред, едва переводя дыхание. Указав на меня банкой, он принялся повторять: – Лохматый Ларри! Лохматый Ларри!
– Да перестань ты! – взмолился я. – Мне не до шуток!
Но это еще сильнее рассмешило Кристину и Джереда.
Я обернулся к Лили, которая встала с дивана. На ее лице проступило беспокойство. Она не смеялась. Заметив, что я смотрю на нее, Лили потупилась.
– Ларри – волк-оборотень! – объявил Джеред.
– Надеюсь, выступать нам придется не в полнолуние! – подхватила Кристина.
– А может, Ларри воет лучше, чем играет на гитаре! – возразил Джеред, и оба захохотали.
– Я просто пошутил! – зло выпалил я. От стыда мне хотелось провалиться сквозь пол.
«Значит, эта беда случилась только со мной, – понял я. – Больше шерсть ни у кого не растет».
Вот почему Джеред и Кристина так развеселились. Им нечего стыдиться и не о чем беспокоиться.
Но Лили, похоже, было не до смеха. Она начала собирать ноты и приводить гостиную в порядок.
Прежде Лили нравилось поддразнивать меня и наблюдать, как я краснею. Я удивленно уставился на нее: неужели у нас общая тайна?
Неторопливо убирая гитару в футляр, я дождался, когда Джеред и Кристина уйдут, а потом надел куртку и бейсболку и направился к двери.
На веранде я обернулся к Лили, которая вышла проводить меня.
– Лили, скажи правду, – попросил я, глядя ей в глаза. – У тебя растет черная шерсть на ладонях и коленях?
Она закусила нижнюю губу.
– Я не хочу об этом говорить, – прошептала она и захлопнула дверь.
Я застыл на веранде, вспоминая встревоженное выражение на лице Лили. Ее шепот отдавался у меня в ушах.
Что с ней стряслось? Если то же самое, что и со мной, почему она не признается? Неужели ей стыдно? Может, она стесняется меня?
Или у нее все в порядке и она просто думает, что я спятил? Скорее всего, ей неловко за меня, потому что я веду себя как сумасшедший.
Окончательно растерявшись, я вышел на улицу. Солнце стояло еще высоко, но воздух стал холоднее. Резкий ветер дул мне в лицо.
Я надвинул бейсболку поглубже на лоб, чтобы ветер не сорвал ее. Но, к моему удивлению, бейсболка вдруг показалась мне слишком тесной. Она стала мне мала.
Я снял ее и внимательно оглядел. Может, кто-то застегнул ее сзади потуже?
Нет.
Холодок пробежал у меня по спине, едва я поднес руку ко лбу и понял, почему бейсболка вдруг показалась мне тесной.
Весь лоб зарос густой колючей шерстью.
18
Я ворвался в дом, громко стукнув дверью.
– Мама, смотри! – кричал я. – Взгляни на мой лоб!
Я обвел взглядом кухню.
– Мама, где ты?
В кухне было пусто.
Я побежал по дому, окликая родителей. Пора объяснить им, что со мной случилось. Теперь-то они наверняка мне поверят!
Густая шерсть на лбу убедит их в том, что я не сошел с ума.
– Мама, папа! Есть кто-нибудь дома? Тишина.
Вернувшись в кухню, я нашел на холодильнике записку: «Мы уехали за покупками в Бруксдейл. Вернемся поздно. Не забудь поужинать».
Закричав от отчаяния, я сорвал с головы бейсболку, стащил куртку и швырнул ее на пол.
С гулко бьющимся сердцем подошел к зеркалу в прихожей и оглядел себя. Я был похож на мутанта из комиксов!
Из зеркала на меня смотрело бледное лицо. Оно ничуть не изменилось. Но лоб покрылся черной шерстью!
Как будто я повязал бандану. Такие повязки носят лыжники – только из ткани, а не из уродливой шерсти.
Трясущейся рукой я провел по колючим волосам.
У меня тяжело вздымалась грудь. Мне хотелось плакать и в то же время рычать от бешенства или вырвать всю шерсть – волосок за волоском.
Смотреть на себя было невыносимо. Шерсть выглядела омерзительно.
Я решил не ждать, когда вернутся родители. Жить с таким волосатым лбом я не мог. Я бросился наверх, чтобы сбрить шерсть.
Полосу шерсти я густо намазал кремом для бритья. Крепко зажал в пальцах папину бритву.
– Ой! – Я сразу же порезался, но мне было наплевать. Надо сбрить шерсть во что бы то ни стало! Так, чтобы на лбу не осталось ни единого волоска!
Глядя, как клочья шерсти падают в раковину, я вдруг понял, что надо делать. Я должен найти флакон из-под «Мгновенного загара» и показать его доктору Меркину.