«Если я принесу флакон, он мне наверняка поверит! – убеждал я себя. – Пусть доктор Меркин выяснит, что это за средство. И почему от него у меня начала расти шерсть».
Доктор Меркин сумеет вылечить меня – в этом я не сомневался.
Но куда же мы зашвырнули флакон?
Зажмурившись, я стал вспоминать.
Когда я нашел флакон, мы бросились в дом Лили и натерлись жидкостью для загара. Затем снова выбежали во двор, чтобы поиграть в снегу.
Неужели мы выкинули пустой флакон в соседский мусорный бак? Надо проверить…
Я нацарапал записку родителям, сообщил, что забыл кое-что у Лили и скоро вернусь. Затем набросил куртку и выбежал из дома.
На улице стало еще холоднее. Небо затянули тучи, оно стало по-вечернему серым. Я застегнул молнию на куртке и надел капюшон. Лоб все еще саднило после бритья.
Три квартала до дома Лили показались мне длинными, как три мили. Наконец я свернул за угол и увидел впереди ее дом.
И тут я остановился. Не хватало только, чтобы Лили увидела, как я роюсь в мусорном баке! Она наверняка пристанет с расспросами, а я еще не готов рассказать ей всю правду.
Тем более что сама она что-то скрывает, с горечью подумал я. Оборвав разговор, она захлопнула дверь у меня перед носом.
Ладно, я тоже буду молчать.
Хорошо, что уже почти стемнело. Может, Лили меня не заметит.
Приближаясь к дому Лили, я наблюдал за тем, что происходит вокруг. В столовой горел свет, – наверное, семья Лили ужинает.
Вот и хорошо. Я покопаюсь в баке, разыщу флакон и исчезну, прежде чем меня заметят.
Но, подойдя поближе, я обнаружил, что мусорный бак исчез. Наверное, рабочие увезли его.
Я глубоко вздохнул, боясь лишиться чувств.
– Как же быть? – пробормотал я вслух. Как доказать доктору Меркину, что шерсть у меня начала расти от «Мгновенного загара»?
Налетел холодный ветер. Я смотрел на то место, где еще совсем недавно стоял мусорный бак. Ветер подхватывал с земли бурые листья, бросал их мне под ноги.
Я поежился.
Но когда я уже собрался уходить, меня вдруг осенило.
Нет, мы не выбросили флакон из-под «Мгновенного загара» в мусорный бак! Мы швырнули его в другую сторону, туда, где росло несколько деревьев.
– Ура! – вырвалось у меня. Я вспомнил, как, прежде чем присоединиться к играющим в снежки друзьям, я бросил флакон в снег.
Наверное, он до сих пор лежит там. Иначе и быть не может.
Я пулей пролетел мимо дома Лили, опасливо поглядывая на окна. Но никто не выглянул из них.
В соседнем доме было темно и пусто, – видно, ремонт еще не закончился.
Наконец я оказался в небольшой рощице, возле которой мы недавно играли в снежки. Ноги скользили по мокрым прошлогодним листьям. Голые ветви раскачивались на ветру и поскрипывали.
Куда же упал флакон? Где он?
Наверное, совсем рядом, под деревьями.
Он просто не мог отлететь далеко – ведь я бросал его с середины двора.
От деревьев на землю ложились черные тени. Я поддел ногой кучу опавших листьев, и ботинок ударился обо что-то твердое.
Наклонившись, я принялся разгребать листья обеими руками. Но нашел только кривую ветку.
Я углубился в рощу, раздвигая ветви и длинные стебли сухих растений.
Флакон должен быть где-то здесь. Я огляделся.
Вот он!.. Нет, это просто гладкий камень.
С досады я пнул камень и медленно повернулся на месте, внимательно оглядывая землю.
Где же этот чертов флакон?
Внезапно я услышал странный звук и вздрогнул. Хруст ветки.
Я прислушался. Где-то рядом зашуршал кустарник.
Снова хрустнула ветка.
С трудом сглотнув, я понял, что рядом кто-то есть.
– Кто здесь? – робко спросил я.
19
– Кто здесь? Тишина.
Застыв, словно статуя, я прислушался. Совсем рядом раздались торопливые шаги. Кто-то тяжело дышал.
– Эй, есть здесь кто-нибудь?! – крикнул я, обернулся и вдруг увидел флакон. Он лежал прямо передо мной на куче листьев.
Я порывисто нагнулся, протягивая к флакону обе руки. И отпрянул: из темноты навстречу мне выскочил большой пес.
Он с трудом переводил дыхание, длинный язык свешивался из полуоткрытой пасти.
Большой бурый пес! Даже в полутьме я разглядел, что шерсть у него свалялась. В тяжело вздымающиеся бока вцепились репьи.
Я попятился.
– Ты один? – испуганно прошептал я. – Откуда ты, песик?
Пес опустил голову и заскулил.
Я огляделся в поисках остальных собак. Может, он привел за собой всю стаю? Тех самых бродячих псов, которые вечно гоняются за мной, пугая своим рычанием.
Но собак нигде не было видно.
– Хороший песик, – произнес я, стараясь говорить негромко и спокойно.
Он уставился на меня, по-прежнему отдуваясь, и помахал облезлым хвостом.
Я медленно наклонился, не спуская глаз с собаки, и поднял флакон. Он показался мне ледяным. Я попытался разглядеть, осталось ли внутри хоть немного жидкости.
Но ничего не увидел в темноте.
Не может быть, чтобы я вылил из него все до последней капли, рассуждал я, напрягая память. Того, что осталось во флаконе, наверняка хватит доктору Меркину для анализа.
Я потряс флакон, приложил его к уху и прислушался, надеясь уловить плеск. Только бы там осталось несколько капель, мысленно молил я.
На рощу налетел дикий порыв ветра. Листья зашуршали.
Пес снова заскулил.
Я крепко сжал флакон в руке и собрался уходить.
– Пока, песик.
Пес склонил голову набок и заглянул мне в глаза.
Я шагнул в сторону.
– Пока, пес, – тихо повторил я. – Иди домой.
Пес не шевельнулся. Он снова заскулил и завилял хвостом.
Я двинулся прочь, крепко прижимая к себе флакон. И вдруг увидел то, чего опасался.
Из-за деревьев стремительно выскочили собаки. Их было пять или шесть, и у всех злобно горели глаза. В следующее мгновение к ним присоединилось еще несколько больших псов.
Они неумолимо приближались, зловеще рыча и скаля острые зубы.
Я похолодел, в ужасе уставившись в их горящие глаза и вслушиваясь в злобное рычание.
Собрав всю свою волю, я повернулся и бросился наутек.
– Ой! – пронзительно взвизгнул я, споткнувшись о толстую ветку.
Флакон вылетел у меня из рук.
Я попытался подхватить его на лету, но безуспешно.
Флакон ударился об острый камень и разбился, разлетевшись на мелкие осколки. На камне заблестело влажное пятно.
Я упал на четвереньки, острая боль пронзила все тело. Не обращая на нее внимания, я приподнялся и обернулся к собакам.
Но к моему удивлению, они неслись совсем в другую сторону. Между деревьев я разглядел перепуганного кролика. Собаки гнались за ним.
У меня колотилось сердце, колени дрожали. Я подошел к камню, вокруг которого лежали осколки оранжевого стекла, поднял один и повертел в руках.
– Что же мне теперь делать? – спросил я вслух. Издалека еще слышался возбужденный собачий лай. – Что?
Флакон разбился вдребезги. Мне больше нечего показать доктору Меркину.
Со злостью я швырнул осколок стекла в сторону и устало побрел домой.
После ужина мама с папой ушли в школу на собрание, а я поднялся к себе и сел за уроки.
С недавних пор одиночество стало меня тяготить.
Я взял к себе на колени Джеспер и начал гладить ее, но кошка была не в настроении. Сначала она сердито смотрела на меня ярко-желтыми глазами, а потом царапнула мне руку, вырвалась и убежала из комнаты.
Я позвонил Лили, но у нее никто не подходил к телефону.
На улице завывал ветер, дребезжало оконное стекло.
По моей спине пробежал холодок.
Положив локти на стол, я склонился над учебником истории, но никак не мог сосредоточиться. Слова расплывались у меня перед глазами.
Пройдясь по комнате, я вынул из футляра гитару, наклонился и подключил ее к усилителю.
Когда я нервничаю, игра на гитаре успокаивает меня.
Настроив гитару, я громко заиграл блюз. Дома никого нет, никто не заставит меня убавить громкость. Я могу играть, как захочу, лишь бы прогнать тревожные мысли.
Но через несколько минут я понял: со мной творится неладное.
Я безбожно фальшивил и путал аккорды.
Да что это со мной? Эту мелодию я играл тысячу раз. Я мог бы сыграть ее, даже проснувшись среди ночи.
Случайно взглянув на свои пальцы, я вдруг понял, в чем дело. Из моей груди вырвался горестный стон.
Между пальцами опять появилась омерзительная шерсть. Все пальцы поросли густыми черными волосами.
Я поднес руку к лицу. И ладонь была покрыта шерстью.
Я вскочил, уронив гитару на пол. Мои руки начали зудеть.
Дрожащими пальцами я расстегнул манжеты рубашки и закатал рукава.
Руки сплошь были покрыты шерстью – густой, жесткой и черной!
Я долго стоял, растерянно переводя взгляд с одной волосатой руки на другую. Ноги тряслись, от слабости кружилась голова. Во рту пересохло.
Я попытался сглотнуть.
Неужели мерзкая шерсть растет и на языке?
Подавляя тошноту, я метнулся в ванную, включил свет, приблизил лицо к зеркалу и высунул язык.
Нет, он остался прежним.
Но щеки и подбородок заросли черной шерстью.
Как быстро она выросла! Зеркало отразило гримасу страха на моем лице.
С каждым днем шерсть росла все быстрее, покрывая тело целиком. Что же мне делать? Есть ли у меня выход?
20
В понедельник я пришел в школу пораньше и решил дождаться Лили возле шкафчиков.
Чтобы сбрить колючие клочки волос, понадобилось несколько часов, но я справился.
Утром я надел свитер с очень длинными рукавами и надвинул на лоб бейсболку – на случай, если днем опять начнут расти волосы.
– Где же ты, Лили? – нетерпеливо бормотал я, вышагивая туда-сюда вдоль ряда зеленых шкафчиков.
Надо поделиться с Лили своей бедой, решил я, вспомнив, каким испуганным стало ее лицо, когда я заговорил о шерсти.
Теперь-то я точно знал, что с Лили происходит то же самое. Просто знал, и все.
Должно быть, Лили стыдно, как и мне, – стыдно признаться в случившемся, заговорить об этом.