Экипажи для самоходчиков комплектовали в Мытищах?
В Мытищах был завод по выпуску самоходных орудий. Там мы получали САУ. Такой же завод находился в городе Горький.
Мы сделали учебный стокилометровый пробег с обязательными стрельбами и, после него, направились на пополнение в 1433-й отдельный Новгородский самоходно-артиллерийский полк РГК. Вскоре полк стал 423-м гвардейским ОСАП. В полк мы прибыли на своих САУ и никто не «тасовал» созданные еще в учебной бригаде экипажи.
Структура полка?
Полк входил в состав 6-го механизированного корпуса 4-й ТА.
Поскольку полк считался отдельным, то его структура отличалась от других обычных полков САУ. В среднем, в полку, перед началом боевых действий, на ходу было 25–27 единиц САУ и танков.
В полк входили 4 батареи по 4 самоходки в каждой батарее. Рота танков Т-34. Рота ПТР. Иногда полку придавался мотоциклетный взвод и взвод разведки на бронемашинах.
Я знаю, что Вы не хотели вспоминать о войне и из Совета ветеранов Вас с трудом уговорили на встречу. Редко кто из ветеранов, даже сейчас, стремится рассказать о страшных днях войны. Я их понимаю… Но тем не менее… Расскажите хотя бы о тех боях, которые Вам лично наиболее запомнились.
Если честно, я не хочу вспоминать о войне… Ладно…
В феврале сорок пятого наше наступление на 1-м УФ выдохлось. В 80-ти километрах от Берлина. У остатков полка не было ни горючего, ни снарядов.
Грунтовые дороги превратились в месиво из-за грязи.
В начале марта к нам приехал сам командарм Лелюшенко и объявил, что нашему полку поручается частная операция. Выстроили весь наш личный состав.
Начался «спектакль». Лелюшенко спрашивал: «Кто воевал раньше? Кто ранен и до сих пор не награжден? Кто был представлен и не получил наград? У кого есть какие-то просьбы?» Адъютанты командарма ходили вдоль строя, записывая фамилии отозвавшихся на вопросы бойцов. Что все это означало?
Если в таких «частных» операциях у нас всегда были потери пятьдесят процентов, то после слов Лелюшенко мы поняли, что нас тогда погонят на стопроцентную смерть, иначе бы не стали на таком высоком уровне, с участием командарма, «комедию ломать», чтобы «поднять» наш боевой дух… Приказали взять немецкий поселок, мол, у самоходок высокая проходимость и только они могут пройти по грязи и выполнить поставленную боевую задачу.
Сидим в машинах, ждем приказа на атаку. Перед нами заминированное поле.
Впереди нас пустили 5 танков Т-34 с тралами для разминирования. У танков-тралов скорость низкая и немцы сразу три «тральщика» сожгли… И вот мы рванули вперед, на «авось», кому как повезет… Поля были минировано фугасами, в каждом из таких зарядов по 100–200 килограмм взрывчатки. Кто на фугас нарывался, тот сразу отправлялся в рай, а от самоходки мало что оставалось. Треть наших самоходок так и погибла… Через пятнадцать минут мы ворвались в пустой немецкий поселок. Кроме погибших при подрывах у нас потерь не было. Экипажи разбрелись по поселку искать трофеи, но мой экипаж остался в машине. Никогда ничего чужого не брал. Плохая примета. Вижу, идет мой товарищ Топкасов с парой новеньких хромовых сапог. У меня сразу появилось нехорошее предчувствие.
И тут внезапная немецкая танковая контратака! В САУ Топкасова, прямо в бак, попал немецкий снаряд. Когда горят 200 литров авиабензина в баках, да еще 80 снарядов внутри самоходки, то вы сами можете себе представить, что творится. От моего друга Топкасова осталась оторванная нога в новом хромовом сапоге… Мы с трудом отбили атаку немцев, но полк наш был полностью обескровлен.
Вы верили в приметы?
Да. Для меня, например, было важно никогда не брать трофеев. Наш командир полка до войны работал заместителем директора текстильной фабрики в Иваново. Хороший офицер. Человек обстоятельный, с хозяйственной жилкой. Когда было разрешено в войсках отправлять посылки в Союз, он распорядился «соорудить» для каждого солдата «набор» из полковых трофеев.
Я отказался принять этот «набор». Кто-то тайком засунул ко мне в самоходку новый костюм. Через два дня моя самоходка сгорела вместе с костюмом, а я был ранен.
Перед атакой Бога вспоминали?
Иногда бывало. Но я вырос атеистом, так что перед боем не крестился и молитв не шептал.
На немецкой земле Вас снова ранило. Как это произошло?
На подступах к Берлину все бои были очень кровавыми и отличались особенно дикой ожесточенностью.
Однажды вышли из боя. Я как раз менял убитого механика-водителя. Топлива почти нет, масло на исходе. Приходит заместитель комполка и отдает приказ двум экипажам САУ провести разведку боем. К нам добавили два Т-34 с танкодесантом на броне. Я говорю заместителю командира полка: «Товарищ капитан, у нас горючего нет!». В ответ услышал: «Отставить разговорчики. Чтобы через пять минут двинулись вперед!» И пошли мы вперед, вызывать огонь на себя. Тихо, пушки по нам не стреляют. Перед нами, на пространстве в несколько километров, немцев нет. Видим перед собой деревню, а за ней — немецкие позиции. В траншеях немцы, и кроме пехоты батарея на прямой наводке и минометчики. Адальше… Мы подошли к немецким позициям незамеченными, ворвались на них и начали «утюжить» немцев, стреляя по ним в упор. Я видел перед собой искаженные страхом смерти лица немцев, за одно мгновение до того, как гусеницы моей самоходки их безжалостно давили. Немцы побежали. Мы там такое побоище устроили!.. Потом ожила немецкая артиллерия по всей линии фронта и начался жуткий артобстрел. Немцы били и по нам, и по своим. В эту страшную минуту мы смогли спастись от этого артогня. Заскочил в деревню, сбил самоходкой железные ворота и мы укрылись во дворе каменного дома. Позже, с огромным трудом, под огнем, отошли по полю назад, к своим…
А на другой день нам сказали — «Вчерашняя боевая задача выполнена частично. Придется сегодня повторить разведку боем!». Я за рычаги сел и говорю остающимся на исходной позиции ребятам: «Матери моей сообщите, как ее сын погиб…» Было ощущение, что мы обречены… Немцы нас ждали. Только начали двигаться, немцы сразу один Т-34 сожгли… Не знаю каким чудом, но мы снова почти дошли до той же деревни. Все, кто шел рядом с нами, уже горели дымными факелами… За 100 метров до деревни получили команду вернуться назад. Немецкий огонь был таким сильным, что я думал только об одном — поскорее бы убило! Земля дрожала от близких разрывов снарядов. Здесь нашу самоходку и достали… Снаряд попал в машину. Самоходка загорелась, но мы успели выскочить и залечь в какой-то канаве… Почувствовал удар в ногу. Осколок… Ползли к своим два километра под непрерывным огнем…
Будучи наводчиком орудия САУ Вы лично подбили и сожгли 12 немецких танков и самоходок. Что ощущает наводчик САУ во встречном бою с немецкими танками?
В начале сорок пятого года был своеобразный эпизод.
Мы стояли на поддержке пехоты. В течение часа вели огонь по немцам. Справа от нас насыпь, примерно в 150 метрах. Смотрим, а оттуда наша пехота бежит. Танки!.. Развернулись, ждем. Появился первый танк. Вернее сначала увидели только его ствол. Навел пушку и точно попал подкалиберным снарядом. Был такой вздох облегчения…
Но сразу выполз, прямо перед нами, второй танк. Дуэль. Кто кого?! Кто выстрелит первым?! В крови сразу столько адреналина, что о смерти не думаешь. Даже испугаться не успеваешь. Я врезал по второму танку. Готов «немец».
Пехота «причесала» танкистов из пулемета.
Живым с такого боя выйдешь и радуешься, что опять повезло на этот раз…
Какими были потери у самоходчиков в Вашем полку?
За последний год войны выжило меньше 25 % состава экипажей. Понимаете, самоходки — это машины для артиллерийской поддержки пехоты, а нас зачастую использовали для лобовых атак. На легкой САУ нет нормальной броневой защиты и сектор обстрела орудия ограничен. И вообще, в конце войны уязвимость танковых войск сильно возросла.
Нас не берегли и не жалели. А когда вообще простых солдат берегли?..
Как вы оцениваете подготовку немецких танкистов?
Немцы готовили своих танкистов очень основательно. Это был весьма серьезный противник. И техника у них была не чета нашей, если говорить откровенно. У немецких танковых орудий начальная скорость была больше, стояли более усовершенствованные прицелы, со всеми вытекающими для нас печальными последствиями, но в конце войны немцы уже не часто рисковали. Как-то ночью стоим в походной колонне. Все САУ как «по ниточке», одна задругой. Моторы заглушили. Вдруг слышим рычание моторов. Мимо нас на большой скорости проскочили несколько немецких «Пантер». Мы так и не смогли понять — почему немцы не расстреляли в упор нашу колонну? Мы бы все равно развернуться не успели…
Существовали ли какие-то ограничения в использовании боезапаса?
Треть боекомплекта считалась НЗ и использовать его можно было только с личного разрешения командира полка. Нередко, в горячке боя, мы расстреливали весь БК. В бою не будешь снаряды «по головам считать». Один раз дошли до немецкого штаба дивизии, а громить его было нечем. Весь боезапас расстрелян в предыдущем бою. Крику было! Аналогичная ситуация случилась в одном из боев, в Германии. Командир полка получил приказ на атаку, а весь боезапас мы уже истребили. Собрали со всех машин снаряды, набралось по одному БК на две самоходки. Вот эти самоходки и пошли в бой, а начальник артснабжения на трех «студерах» срочно кинулся в тылы искать снаряды для полка.
Каким было личное оружие у воевавших на САУ?
Штатным оружием у каждого в экипаже был револьвер «наган». В самоходке всегда было 20 гранат и по одному-два автомата ППШ на экипаж. Каждый еще засовывал в карманы телогрейки по паре-тройке гранат. Были у нас и трофейные автоматы. На поле боя можно было гору оружия собрать, ну и никто особо не контролировал, что за арсенал мы с собой в машине таскаем.
В конце войны возили в САУ, с собой, немецкие трофейные «фаустпатроны».