рале я выписался. После госпиталя направили меня в резерв Харьковского училища.
Город Чугуев, деревня, вроде бы, Масловка, не помню точно. Там в учебном полку с госпиталей танкистов собирали и готовили экипажи. Там я и экипаж получил, и в конце марта танк Т-44. Пушка — восемьдесят пять. А мотор стоял поперек. Но на нем я уже не воевал.
Нас погрузили в эшелоны и довезли до города Ровно на Украине. Выгрузили и направили в Тульчинские танковые лагеря. Там не только наша бригада была. Это от Ровно примерно где-то километров сорок. В этих лагерях мы отстрелялись, и готовились к отправке на фронт, но не попали — наступил конец войне.
Вернемся, ко времени, когда Вас ранили второй раз…
Это было 5 ноября сорок четвертого года.
А первый раз я горел вот как. Бой был в лесу. У меня танк сгорел и находился я в тылу, на кухне. Приезжает за мной мотоциклист:
— Семенов, садись, поехали.
Приезжаем. Командир батальона:
— Принимай танк.
Это была «тридцатьчетверка». 76-мм пушка. В этом экипаже произошел несчастный случай — ранили командира когда копались в неисправной пушке. И потому, этот танк со всеми не пошел.
Ну, принял экипаж, посмотрел все, боеприпасы. Приходит капитан, заместитель командира батальона:
— Семенов, поехали.
Но не сказал, куда. Ну, поехали. Лес кончился. Он говорит:
— Стой.
Вылазит, на карту смотрит.
— Вот там за поляной, наши роты. Они сбились с направления. По карте покажешь им, куда наступать.
И вышел. Это в лесу было. Смотрю, поляна. Вроде прошел. И только снова в лес, мне в борт снаряд. И танк загорелся.
По вашему опыту, любое пробитие танка означало его уничтожение? Или были танки, которые выдерживали большое количество попаданий?
Смотря, куда попали. В боеукладку попадет или в бак горючего, он сразу горит. Вообще-то и смотря, чем попало.
Сколько пораженных танков сгорало? Все горели?
Наверное, во второй половине войны, все. При этом экипажей очень много погибало. Видите, как получается. Танки идут впереди пехоты. Пушка бьет по танку. Танк загорается. Экипаж выскакивает. А тут пехота вражеская их на прицел берет. Еще и обгоревшие… Выскакивает топливом облитый.
А как Вы самоходку на танк поменяли?
Самоходка у меня вышла из строя. Сгорела без меня.
С однополчанами.
Как и за что Вас награждали?
У меня наград мало было.
В последнем бою я уничтожил пушку, потом еще три пушки. Потом три станковых пулемета, колонну смял. И, будучи раненным, в руку меня ранило, вот сюда, я продолжал воевать. Отбивал контратаки противника почти шесть часов.
А самоходка была Су-85?
Да.
А откуда столько снарядов? Или Вам подвозили, вооружались?
Боекомплект был пятьдесят с лишним снарядов. И его нам хватало.
И все-таки, как осуществлялось награждение? В Кремль вызвали?
Слушайте, как это получилось. Я попал в госпиталь, недалеко от передовой. Наш офицер зачем-то в госпиталь приехал, и я встретился с ним. Он сказал, что на меня подали представление на Героя… Но тогда это как-то мимо меня прошло.
Через месяца два, когда рана еще не затянулась, меня выписали. Это в Польше было. Пригласили нас на польскую свадьбу, и мы пошли втроем, а с собой у нас было оружие. Ну, один взял и произвел выстрел. Салют сделал. Начальник госпиталя узнал об этом и нас троих всех выписали, не долечив.
Я приехал в часть без направления, без всего. Прихожу в батальон.
Меня зачисляют, дают танк.
А какое у Вас личное оружие было?
Наган был в начале, а потом я достал ТТ. И парабеллум был. С офицера немецкого снял. Я хорошо стрелял. Имел первый разряд по стрельбе. Я и тренером уже здесь в Луге в клубе был.
Бойница в танке была, отверстие вот такое примерно — сантиметров пять. С пистолета там не будешь стрелять. Там с автомата стреляешь. В экипаже был автомат. Я не помню, у кого он был, но лежал у механика сбоку.
Так как Вас наградили?
И награду получал я намного позже. Когда кончилась война, я находился в Тульчинских лагерях, и написал запрос в свою часть. Ну, может не Героя, а Орден Ленина или Красного Знамени заслужил. До этого я вообще ничего, кроме нашивок за ранение не имел. Получаю ответ: мне присвоено звание Героя Советского Союза.
Через некоторое время я сам получаю официальное письмо: «От десятого апреля сорок пятого года указом таким-то присвоено звание Героя Советского Союза». Я пишу рапорт, чтобы меня направили в мою часть — она находилась в Германии.
А тут Хопко сдает бригаду другому подполковнику — Кулибабенко, выстраивает всех на плацу:
— У кого какие претензии и вопросы.
Я поднимаю руку. Я говорю:
— Я писал рапорт, что бы направили меня в мою часть.
Командир бригады говорит:
— Никуда не поедешь, получишь у нас.
Прошло какое-то время, вызывают меня в мастерскую, шьют мне китель. Хромовые сапоги мне выписали. И в конце августа на поезд. А жара была, вагоны переполненные. Мы с другом ехали до самой Москвы на крыше. Меня привязали к трубам, и так до самой Москвы ехали. Сослуживец дал адрес своих родителей в Москве. Я приехал к ним. Как черт черный был. Они меня отмыли.
Сдал свои документы. Сказали:
— Прибыть седьмого сентября к десяти часам к Спасским воротам.
Я пришел заранее. Сержант спрашивает:
— Оружие есть?
Я говорю:
— Нет, оставил на квартире.
Пропускают. Наконец мы зашли в зал для ожидания. Я пошел в туалет. И там встречаю командира бригады, полковника Баукова Леонида Ивановича. Он уже был не командиром бригады, а заместителем командира корпуса. Поздоровался я. Он говорит:
— Ты чего здесь?
Я говорю:
— Да вот…
А он получал какой-то полководческий орден. Ну, потом нас в зал приглашают зайти. Зашли, сели.
Получали награды и генералы, и гражданские лица, директора заводов военных и так далее. Горкин, секретарь, объявил, что награды вручать будет Михаил Иванович Калинин. Он читает указ, а Михаил Иванович вручает и тихо, шепотом говорит:
— Поздравляю, садись на место.
Вас предупреждали, чтобы ему сильно так руку не жали?
Нет.
А до этого у Вас награды были?
Не было. Вообще не было.
В Вашем подразделении кроме Вас Герои были?
В нашей бригаде я знал еще двух, но я в бригаде не до Победы воевал.
А каково полное название вашей бригады?
13-я гвардейская танковая бригада, Краснознаменная орденов и так далее.
Я почему у Вас спросил, смотрите сами: на гвардейскую танковую бригаду всего три Героя Советского Союза. От чего так мало Героев?
Это за тот период три. Потом я выбыл, а они воевали дальше. Да. Потом Фролов получил, Тырса получил, это в бригаде. А всего в корпусе тридцать один Герой, (в списке — 27). Кантемировский корпус — это знаменитый корпус, парадный.
Кто наградными занимался? Вот Вы на свой экипаж представления писали?
Этим занимались вышестоящие командиры.
А Вы ходатайствовать не могли, чтобы Вашего механика наградили?
Меня ж сразу отправили в госпиталь. Я даже не знаю, наверное, представили. Раз мне Героя дали, его, наверное, представили. А так, представления — это дело штабное.
Как Вы узнали, что война кончилась?
В тульчинских лагерях мы были. Выскочили с землянок, кто в чем. С пистолетами, кто с ракетницей, и так далее, и стрелять. Потом днем выстраивают бригаду. Выступает замполит:
— Мы победили фашистов. Теперь у нас злейший враг американский империализм.
Это в сорок пятом году он заявил. А ведь прав оказался…
О Т-44 мало что известно, почему?
Т-44 немного прожил. Мы их сдали, отправили куда-то за границу. На смену пришел Т-54.
А он, на Ваш вкус, лучше был, чем «тридцатьчетверки»?
Я бы не сказал. Те же данные и вес тот же самый.
Вопрос по замполитам, по комиссарам. Они Вам нужны были?
Для меня это было не нужно.
Они воевали или они в штабах сидели?
По-разному. Некоторые участвовали в боях.
Скажите, пожалуйста, Ваше отношение, ну по тем временам, к советской власти, к Иосифу Виссарионовичу?
Положительное.
Вы были под Ровно. Это же такой беспокойный регион был?
Да. Бандеровцы были.
Машины за продуктами шли с сопровождением бронетранспортера. А потом я служил в западной Украине, город Дубно Львовской области. Спал с пистолетом под подушкой. Во время первых выборов, мой танк стоял у избирательного участка. В сорок шестом году я оттуда уехал…
Что же получается: нынешняя ситуация прогнозируема была?
Я не знаю. Когда я служил, то, что украинец, что русский, что еврей, разницы у нас не было.
А бандеровец — это не украинец. Он не наш.
Наша дивизия участвовала в уничтожении «бандеры». У них была и артиллерия, и конница… Но в основном искали их базы.
Находили схроны с несколькими запасными выходами. Землянка такая. Сверху береза растет. Мы нашли схрон, но два человека через запасной выход убежали. Забросали гранатами, потом зашли. Что там? Бочка масла… И книжка — история партии, нашей коммунистической. Поймали какого-то их командира, фамилию, не помню. Спрашивали:
— Ну, чего вы хотите добиться?
А он отвечает:
— А черт его знает. Зато нас в историю запишут.
А местное население как к вам относилось?
Местное население — по-разному. Люди от войны очень устали, думали, о том, как бы выжить… Да и нам особо воевать уже не хотелось. Вот я на частной квартире жил, снимал комнату. Никаких претензий у хозяев не было. Но… Наш механик пошел в деревню. Чего он пошел туда, я не знаю. За молоком или зачем. Напоролся на бандеровцев. Убили и в речку бросили.
Интервью: О. Корытов, К. Чириин.