Когда я работал на фабрике Розы Люксембург, то был один случай интересный. Сижу как-то у себя в кабинете, и тут в дверь стучит кто-то. Я говорю: «Войдите». Открывается дверь и входит Моргунов. У меня аж глаза вот такие огромные стали от удивления! А он же юморист и попросил, чтобы мы ему тельняшку пошили смешную — чтобы полосы были не вширь, а вдоль. И ты знаешь, мы так с ним подружились! Потом Моргунов с семьей иногда приезжал в Киев, и мы семьями встречались.
И у меня дома бывал, и я ему из Киева передавал сало, клубнику. Он это все забирал с поезда и тоже передавал мне что-нибудь. Мы с ним долго держали связь, ну а сейчас его уже тоже нет на свете.
Ну что еще — в 1947 году женился. Сыну вот уже скоро шестьдесят шесть лет исполнится. Дочка у меня есть, внуки, правнуки, и даже один праправнук. Жена моя в детстве жила в Москве, а в Киеве ее бабушка и дедушка жили, недалеко от нас. До войны она приезжала сюда с родителями, и тут они отдыхали. Мы с ней в детстве очень дружили. Вот она приехала в Киев уже после войны, а ее бабушка встречает меня на улице и говорит: «Толечка, ты бы как-то зашел. Милочка приехала, скучает тут одна». Я к ней пошел и уже не ушел, как говорится. Вот так она стала моей женой. Бедная, умерла молодая, в 1963 году, туберкулез у нее был… Похоронили мы ее на Байковом кладбище. А сын мой до седьмого класса жил в Москве у бабушки. А потом он стал там хулиганить, не слушать бабушку, и я его забрал сюда в Киев под надзор. Но опасно же, когда дома туберкулезный есть, так я его в интернат устроил. И он неделю в интернате жил, а на выходные я его забирал домой. Он это мне часто вспоминал, говорил, что я его в тюрьме продержал два года.
Слева направо — Ефим Ямпольский, Анатолий Пашукевич, Лев Купчин. Киев, 1983 год.
В общем, я жизнь прожил долгую, девятый десяток уже заканчиваю. Сейчас вот волнуюсь за то, что в стране творится (разговор с А.Я. Пашукевичем происходил в июне 2014 года. — Прим. А.И.). То, что натворил Янукович со своими дружками — это же кошмар! Страну до войны довели, а сами разбежались как крысы. А молодому поколению теперь надо решать свою судьбу и судьбу страны. И надо как-то мирить восток с западом, чтобы не было вот этого раскола. Плохо то, что оно зародилось давно — эту сторону там называли бандеровцами, а здесь ту сторону — москалями. Сейчас вот у нас новый президент, надежды большие на него, чтобы он решил вопрос на востоке и закончил это кровопролитие, помирил восток с западом, и чтобы вся молодежь пошла за самостийну Украину. Это же наша Родина — мы здесь родились, мы здесь живем. Вот я здесь родился и прожил восемьдесят восемь лет — шутка ли! Куда же я могу деться? Я буду только за Украину выступать, и вся наша семья за Украину, только за Украину. Переживаем, болеем, чтобы все кончилось благополучно. Поэтому вот такое мое пожелание: молодежи нужно идти вперед, жить, дружить и беречь нашу Родину, нашу родную Украину. Я так считаю.
Интервью и лит. обработка: А. Ивашин.
Набор текста: К. Яцевская
Глазунов Иван Яковлевич
Вы сегодня ко мне прямо в мой день рождения приехали — мне исполнилось 93 года! Я родился в хуторе Захаров Клетского района Сталинградской области 20 мая 1925 года, вот в этой вот хате, где и по сей день живу.
Кем были Ваши родители?
Мои родители тоже здесь жили и работали в колхозе. Отец, Яков Митрофанович, повоевав еще в Первую мировую, сначала работал скотником, а затем на фронт ушел. Мать, Пелагея Ефимовна, была домохозяйкой, воспитывала детей. Нас в семье было шестеро, сейчас осталось трое. Я — старший и самая младшая сестра, но она живет далеко отсюда, сегодня уже звонила, поздравляла меня. Еще одна сестра, тридцать первого года, сейчас живет в городе, где «Жигули» делают, забыл, какой называется.
Тольятти.
Да, точно. Она там живет уже пятьдесят лет, с тех пор как там пошел завод строиться. Она туда приехала вместе с мужем, которого направили в Тольятти по распределению после окончания института в Куйбышеве.
Как проходило Ваше детство?
Я учился в школе. В нашем хуторе Захарове школы не было, поэтому мы ходили в соседний хутор Евстратов, где была школа-семилетка. В Захарове была только четырехлетняя школа, но я ее плохо помню. Вы простите меня, у меня с памятью уже не очень хорошо, могу что-то подзабыть.
После того, как я закончил учиться в школе, меня послали на учебу в Сталинград, в ФЗУ № 6, которое находилось на станции Сарепта. Нас с хутора там училось четверо. Там же мы встретили в 1941-м году начало войны.
Где Вы встретили 22 июня 1941 года?
У нас к тому времени закончилась учеба и я уже был у себя дома, в Захарове.
В ФЗУ Вы сами изъявили желание пойти учиться или Вас от колхоза направляли?
Нас, окончившую школу молодежь, собрали в районе и назначали кого куда. Я, вот, попал в ФЗУ, которое имело строительную направленность: оно готовило маляров, каменщиков, плотников. Там еще, неподалеку от ФЗУ, находился завод № 264 «Судоверфь» и мы питались в его заводской столовой.
У нас в Сарепте был мастер, немец по национальности, звали его Альфред Альфенграус. Его жена работала в столовой, где мы питались. А потом, когда началась война, им объявили, что в двадцать четыре часа им необходимо эвакуироваться из Сталинграда, что, якобы, специально для этого пришел поезд из Украины. И всех наших немцев убрали из Сталинграда, отправив куда-то на этом поезде.
А потом и к нашему городу подошел фронт, война. Куда нас девать? И нас всех мобилизовали на защиту Сталинграда. Сначала нас отправили в Калач-на Дону, а оттуда в Мариновку, копать противотанковый ров. Там же меня позже и призвали в армию. В то время фронт уже шел на освобождение Сталинграда, так что свой боевой путь в Сталинградской битве я закончил на Мамаевом кургане.
Вас в армию мобилизовали повесткой?
Какие повестки?! Мы ж учащиеся были, школьники практически. Нас распределили, сказали кому куда ехать, и мы поехали.
В какое подразделение Вы попали?
Мы, четверо — я и еще ребята с соседнего хутора Евстратов — попали вместе служить в 99-й минометный батальон. Мне тогда было всего семнадцать лет. А потом, после того как Сталинградская битва закончилась, нас расформировали и отправили кого куда.
Какие минометы стояли на вооружении в вашем батальоне?
Восьмидесятидвухмиллиметровые минометы были у нас. У каждого миномета был расчет — человек пять или четыре: кто плиту таскал, кто мины подавал. Я был в расчете наводчиком.
А личное оружие было какое?
У меня был карабин и больше ничего не было.
Вас, перед отправкой на передовую, учили обращаться с минометом?
Очень мало, практически, можно сказать, что и не учили. Да какое в то время могло быть обучение? Дали нам форму военную, и мы сразу стали принимать участие в боевых действиях. В этот батальон потом попали еще двое наших земляков из станицы Клетской — Калинин Иван и еще один, их уже никого в живых не осталось.
Глазунов Иван Яковлевич.
Где Вы приняли присягу?
Да там же, в Калаче-на-Дону, где и формировался наш минометный батальон.
В формируемом батальоне были уже бывалые бойцы?
Практически никого, только мы, молодежь. Нас, ФЗУшников, там было очень много, и не только из нашего училища, но и из других. Тех, кто уже имел какой-нибудь военный опыт, были единицы.
Ощущалась в батарее нехватка боеприпасов?
Да мы тогда, семнадцатилетние, не соображали еще ничего. Нам привезут мины, скажут: «Стреляйте!», мы и стреляли.
Самый первый свой бой помните?
Помню. Недалеко от Мариновки, в балке, мы приняли первый свой бой. Нас в овраге собрали, каждому выдали по сто грамм. Я прежде сроду водки в рот не брал, а тут пришлось. И мы, лежа в снегу, устроили артподготовку. Вот такой был мой первый бой. И вот мы постоянно участвовали в артподготовках, постоянно шли вперед и остановились только около Мамаева кургана. В городе тогда немцев много было пленных, очень много.
Второго февраля 1943-го года нас собрали, спустились мы с кургана и нас отвели на Площадь Павших борцов. Там рядом парк был, и мы расположились вот в этом парке.
Вы со своими минометами там расположились?
Нет, мы с минометами шли только до Мамаева кургана. А потом все эти минометы оставили там, а сами ушли в центр города.
Вы сдавали кому-то минометы или просто оставили без присмотра?
Мы никому не сдавали, может, там кто-то и занимался передачей минометов, но мы об этом не знали. Нам сказали собраться, построиться, а потом мы пошли в этот парк. Прямо в парке из нас стали формировать новую часть для отправки на Курско-Белгородское направление. Сразу же появилось наше новое начальство и после окончания формирования мы отправились в путь.
Личное оружие осталось у вас при формировании или вы его оставили вместе с минометами и потом получили уже новое?
Нет, со мной оставался тот самый карабин, с которым я был в минометном расчете.
Ваша новая пехотная часть была вооружена пулеметами?
Нет, никаких пулеметов не было.
Шли мы в направлении Орла в основном пешком, поскольку были пехотой, никаких эшелонов для передвижения нам не дали. Да и с машинами в Сталинграде было очень плохо, поэтому все пешком, все пешком. А потом нас придали танковому полку, номер его не помню, в качестве танкового десанта. По пять человек мы были приданы к каждому танку и во время движения сидели у него на башне.
На каких танках вы были в качестве десанта?
На Т-34, других там и не было.
До Курской дуги я так и не добрался: там, под Орлом, в Змиевке, меня ранило. Я остался в госпитале, а все остальные мои сталинградские друзья пошли дальше, на Курскую дугу.
Расскажите про это ранение.