А вообще я вам скажу, что ППШ — автомат непредсказуемый, мог случайно выстрелить. Я однажды из этого автомата чуть сам себя не убил. Стал вылезать из машины, да зацепился за что-то внутри. А он как даст очередь, да в закрытый люк! Пули срикошетили, и я сам себе прострелил руку.
Были у Вас в полку случаи, когда кто-нибудь погибал от неосторожного обращения с оружием?
Может, и были. Я за себя рассказал, а про других я что-то не помню.
Гранаты возили с собой?
Нет, гранат у нас не было. У нас же снаряды были, не дай бог… Поэтому в машинах мы гранаты не возили.
Как отдыхали в промежутках между боями?
У нас в экипаже был один боец, он хорошо песни пел и на гитаре играл. Гитару он всегда возил с собой. Когда нам объявили, что война закончилась, он по этому поводу концерт устроил. Я и сам самостоятельно выучился играть на различных музыкальных инструментах, даже дома после войны небольшую коллекцию их собрал.
Где и как размещались члены экипажа в «самоходке»?
Внизу сидит механик-водитель. Справа от орудия располагается командир машины. Там же, рядом с орудием находится сначала заряжающий, а потом замковый. А я, как наводчик, находился над мехводом, слева от орудия. Его голова как раз у моих ног была.
Как наводчик взаимодействовал с механиком-водителем при выстреле?
Взаимодействие мехвода с наводчиком было таким: если наводчик знает, что надо остановиться для того чтобы стрелять, он механику-водителю ногой на голову нажмет, тот выжимает фрикцион, чтобы трансмиссия не разорвалась в машине, и наводчик производит выстрел.
В танках над механиком-водителем располагался командир и, нажимая ему на плечи правой или левой ногой, давал тем самым указание, куда двигаться. А как происходило управление механиком-водителем в самоходной артиллерийской установке, ведь там командир находился по другую сторону орудия?
У нас тоже управлял всем командир машины. Но у нас в машине была своя внутренняя радиосвязь — ТПУ — танковое переговорное устройство, и у нас у всех в танкошлемах были наушники, соединенные между собой. Командир машины подключал всех в машине и, что надо, говорил нам.
Внутренняя связь нормальная была или с помехами?
Команды командиром подавались четко, несмотря на весь тот шум, который стоял в «самоходке». Командир только всегда сначала называл того, к кому он обращается: например, «мехвод» или «сержант», а иногда и просто по фамилии или имени. ТПУ использовалось для внутренних переговоров, а для внешней связи у нас в машине еще и радиостанция Р-9 стояла, мы по ней с другими машинами и с командиром батареи связь держали. Я, когда механиком-водителем стал, то попал в так называемый «командирский экипаж» — нами командовал командир полка.
Когда подбивали «самоходку», какие способы эвакуации были у экипажа?
У нас был десантный люк, который располагался внизу на днище машины, два башенных люка и один трансмиссионный. У механика-водителя люка спереди не было, там был только триплекс из толстого непробиваемого стекла.
Доводилось Вам взламывать вражеские ДОТы или бронеколпаки?
Нет, мы вели огонь по технике и артиллерийским позициям.
Какие основные типы боеприпасов составляли боекомплект самоходной артиллерийской установки?
Бронебойные и шрапнель. Каждый снаряд весил сорок три килограмма.
Бетонобойные снаряды были в боекомплекте?
Да, были, тяжелые такие. Доводилось и такими нам стрелять.
По каким целям Вы использовали бетонобойные снаряды?
По скоплению машин применяли их, да по различным зданиям, где у немцев хранилась техника.
Как можете оценить этот вид снарядов?
Хорошая вещь! Да и вообще должен признать, что СУ-152 себя оправдала в войне полностью!
Какие типы снарядов чаще всего использовали в бою — бронебойные или фугасные?
Чаще всего шрапнель использовалась. А вообще все зависело от того, какая цель была и какую команду командир подавал.
Для выстрела использовались гильзы. Так вот если гильзу распечатать, там, внутри, маленькие мешочки с порохом лежат. Количеством этих мешочков регулировалась мощность выстрела: можно было убрать несколько или, наоборот, прибавить. Например, если командир давал команду стрелять шрапнелью, то количество мешочков уменьшалось, а если бронебойным, то пороховой заряд оставался неизменным.
А можно было за счет дополнительных мешочков увеличить стандартный пороховой заряд?
Ни в коем случае! Да и некуда было их класть — гильзы шли с завода уже заполненные под завязку и запечатанные.
Кто занимался пополнением боекомплекта вашей артиллерийской установки?
Ну, вот приходит грузовик с боеприпасами. Каждый снаряд лежит в отдельном лотке. А у нас в машине есть люк для загрузки боеприпасов, открываешь его и подаешь внутрь по очереди каждый снаряд. Снаряд подается по лотку, а там, внутри, его уже принимают замковый или заряжающий и раскладывают все снаряды по машине. В общем, все занимались укладкой боекомплекта.
Командир машины принимал в этом участие?
А как же! У нас все происходило по команде.
Снаряды приходили в смазке?
Они приходили в ящиках. В каждом ящике лежало по два снаряда. И никакой консервационной смазки на этих снарядах не было. Мы брали эти снаряды и прямо из ящика отправляли их в люк «самоходки».
Какова была иерархия в экипаже? Командир, ясное дело, был главнее всех. А кто шел после него по важности?
Конечно механик-водитель. Затем наводчик. Я уже говорил, что мехвод с наводчиком в одной связке работали. А заряжающий с замковым уже второстепенную роль в экипаже играли.
Если в бою случалась поломка мотора или перебита гусеница, каковы были действия экипажа? Что он должен был предпринять в связи с остановкой машины?
Когда нашей машине разбило «ленивец», мы по рации сообщили об этом и вызвали помощь. К ней потом, после боя, для эвакуации, подошли ремонтные машины — такие же «самоходки» как и наша, но без боевой рубки.
Ремонт осуществлялся на месте или подбитую технику тащили в тыл?
Чаще всего ремонтировали на месте. А вот когда у нас разбило «ленивец», нашу машину вытащили с поля боя.
Если самоходную установку подбивали, ее экипаж обязан был находиться в машине до тех пор, пока орудие было исправно и могло вести огонь? Или разрешалось покидать подбитую машину?
Нет, мы до последнего не покидали машину. Даже если «самоходка» обездвижена, и мы весь боекомплект расстреляли, то все равно не имели права покинуть машину. Но у нас всегда снаряды оставались, мы полностью боекомплект не расстреливали.
В Вашем наградном листе сказано, что Вы покинули свою машину. Это произошло по какой причине?
Потому что машина все, потеряла движение, трансмиссия разбита, фрикцион не выжать. У водителей обычно говорят «выжимать муфту», а у нас говорили «выжимать главный». Вот и выжимаешь главный: и когда движешься и когда останавливаешься. А без рабочей трансмиссии мы вообще не могли с места сдвинуться. К тому же, когда нас подбили, трое из нашего экипажа погибли, а мы двое остались. А вообще, после того как машина подбита, экипаж должен был потом ее передать ремонтникам, чтобы те зацепили ее и утащили на СПАМ (сборный пункт аварийных машин. — Прим. ред.), а сами все члены экипажа, как правило, уходили на формировку.
На формировку уходили в пределах своего полка?
Нет, нет. Нас формировали там, где были, к примеру, танковые училища. То есть отправляли в тыл, где получали заново технику.
После этого возвращались снова в этот же полк?
Да, у нас получалось, что возвращались в этот же полк. Я помню, командиром полка у нас был украинец Тютюнник, но его подбили немцы. Потом еще Тиберков был, тоже командиром полка. Когда убили генерала Черняховского, мы всем экипажем ездили с командиром полка на похороны. Там, на похоронах, много народу собралось! Только я сам туда, на площадь, в толпу, не ходил. У меня в машине был люк открыт, и я на все это из люка смотрел.
Вы прямо на «самоходке» поехали на похороны?
Да, а больше не на чем было ехать, у нас машин не было никаких-только на «самоходке» ехать и пришлось.
Много машин терял полк в бою?
Их всего у нас в полку было сорок три машины СУ-152. Вот и считайте, много это или нет. Когда на формировку уходили, очень мало уже машин в строю оставалось: пять или, может, шесть. Их, обычно, перед отправкой на переформировку, на СПАМ сдавали, а остальные терялись: подбивали их, горели они. Немцы нас тоже били — ооооо! Знаешь, как! Немецкие болванки нас здорово пробивали. Толщина брони рубки «самоходки» была сто десять миллиметров, и то, бывало, пробивали. А бывает, вдарит болванка по броне, хоть и не пробьет, а у нас изнутри своя броня крошится и от нее осколки летят.
Как самоходные артиллерийские установки защищались в бою?
Нам придавалась пехота. Но с командованием пехоты только командир имел какую-то связь, мы, остальные члены экипажа, с пехотинцами взаимодействия не имели никакого.
Пехота шла рядом, прикрывая Вас или передвигалась десантом на броне?
И десантом ехала и рядышком шла. Вот Минск когда брали, тогда пехота у нас десантом сидела.
Существовали у Вас какие-нибудь нормативы расхода снарядов за бой?
Нет, не было. Недостатка в снарядах мы особо не испытывали. Если нужны боеприпасы, тут же подъезжала машина и мы начинали эти сорокатрехкилограммовые снаряды загружать в свою машину.
В бою, во время стрельбы, куда девали стреляные гильзы?
Когда пушка стрельнет, замковый только откроет замок, а оттуда дым валит и гильза зазвенела, на пол упала. Там, в бою, некогда было их наружу выбрасывать, это уже потом делали, когда была возможность. А до этого они на полу валялись, еще порохом дымились.