ать. Не тому нас учит ЦеКа.
Холодок утра был влажным. Туман, ощутимо липкий у земли, поднимаясь, редел и расслаивался. Прогнали стадо. Из-за леса вынырнул медно-красный диск солнца, разбудил ветерок. Туман, цепляясь за лощины, потянулся прочь.
Десятка полтора хуторских мужиков вместе с уполномоченным вышли в поле обмерять колхозную землю. С холма в белом свечении неба открывалась широкая пашня. Тут и там приятно зеленела озимь. Мужики курили, кашляли и нещадно плевались. Иван Духонин успел уже потрудиться: локти и колени его одежды были испачканы жирной огородной землёй. "Наверное, зерно прятал", — с неприязнью подумал о нём Масленников. К обеду намерили три тысячи двести десятин.
— Ну вот, товарищи будённовцы, владейте, лелейте, богатейте. Садитесь-ка теперь за столы да пишите заявления в колхоз, чтобы честь по чести, всё по закону. Кто не грамотный — к Борису Извекову.
Авдей Кутепов, угадав минуту, завлёк уполномоченного к себе на гусятину. На похмурневшую жену тайком прицыкнул:
— Ты, кашу-то мешая, мозгой-то пошевеливай.
Украсил стол бутылкою и четырьмя стаканами. Разорвал лоснящегося гуся на добрые куски, уложил их в стеклянную узорчатую вазу, принесённую женой. Подошёл принаряженный Дмитрий Малютин, пропел с порога, завидев бутылку:
— Милый пей вино, как воду, только хум не пропивай,
Люби басеньких, хорошеньких — меня не забывай.
Авдей неспокойно хихикнул:
— Нечто ещё девками интересуешься?
— Зря смеёшься. Я девок завсегда любить буду. Любую заговорю. И товарищу приезжему — как вас по батюшке, не упомню — любую кралю присватаю. Девки и вино нужны, чтобы печаль снять.
Дмитрий поднял голову к низкому потолку. Лицо его преобразилось, словно бы потолка того не было, только даль небесная над всей землёй.
— За Россию! — сказал он строго и торжественно, — за колхоз наш! Хай процветают!
Масленников встал вместе с мужиками, выпил водку одним махом и стиснул пустой стакан до побеления суставов.
Закусив грибком и хлебом, Кутепов сказал:
— Да-а, девки у нас красивые. Хоть бабу мою взять. Ты, Митька, помнишь, как козлом вокруг неё скакал? Ой, помнишь, поди? Молодая-то она видная была…
Разговор их казался Андрею несуразным и по обстоятельствам, как бы несерьёзным. Тёмные они, думал он, инстинктами живут. Но то, что на хуторе они коноводят, ещё вчера подметил. И ещё тот, кто колхоз обязаловкой назвал, у кого жена такая писанка. Масленников хмыкнул сам себе — вот ведь какая тема бабская прилипчивая.
Хозяин выставил на стол новую поллитровку. Обняв за плечи своего приятеля, пропел:
— А нам бы подали, а мы бы выпили…
От его скрипучего пения, пьяного вида, водочного тепла и жирной гусятины Андрею захотелось спать.
— Чёрт, устал, засыпаю, — сказал он и засмеялся.
Дмитрий Малютин, ставший тоже хмельным, посмотрел на него затуманенным взором:
— Ты погоди чертыхаться. Святая вода ещё не кончилась, а потом мы на Гулянку пойдём. С тобой одна краля хочет познакомиться…
— Красивая девка, — подтвердил Авдей.
— Не то слово, — Малютин колыхнулся, как табачный дым от внезапного сквозняка, и, ткнув пальцем в пустой стакан, приказал, — налей.
— Мы ведь всё понимаем, — продолжал он, — тракторы, машины какие, вчерась ты говорил, всё же через вас… Мы уважим — нас уважат. Вперёд надо смотреть, в перстиктиву. Верно?
— Это ещё не скоро, — грустно сказал Авдей. — Сначала артель надо сколотить, чтобы без протиречи…. речитивых…. ретивых… Тьфу, чёрт! Ну, чтоб врагов не было, элементов разных. Верно?
— С большим удовольствием за это выпью, — поднял Масленников стакан, ощущая себя самым трезвым в компании.
— Здравствуйте, — негромкий девичий голос заставил замереть поднятые стаканы. В проёме дверей стояло нечто стройное, красивое, улыбающееся. — Кому из вас следует показать хуторскую Гулянку? Вы все уже пьяны и опять налили.
— Ишь, ворчит, — кивнул на неё Малютин. — Ещё не охомутала, а уж норовит взнуздать.
— Ты, Александра, не ври, — Авдей поднялся, выпрямился и слегка качнулся на ногах. — Нет здесь пьяных, крепкие мы мужики.
Малютин одним глотком опорожнил стакан, хлопнул его на стол, легко скользнул из-за стола, подхватил Саньку Агапову на руки, притиснул к груди, проблеял нежно:
— Любушка-голубушка, расцвела красавицей, а соображений на грош…
Санька взвизгнула и тут же притихла. Он, наверное, стиснул её так, что она хрустнула вся и обмякла. Дмитрий поставил её на ноги, поцеловал в шелковистую светлую маковку, потом поддал ей легонько коленом под зад, чтобы вновь оживилась. Девушка оправила нарядное платье, тряхнула косой.
— Так что садись с нами и не кукуй, — сказал Авдей. — Выпей. Мы за вас, девок наших да баб пьём, краше которых нет во всей России-матушке.
— Про девок ничего не скажу — согласна. А вот мужики умом ослабли. Колхоз какой-то удумали. Чтобы бабами сообща владеть что ли?
Масленников дёрнулся, будто от пощёчины. Малютин крякнул, хлопнув себя по мощным ляжкам, Авдей вскочил из-за стола:
— Ты, Санька, язви тебя, за языком следи. А лучше помалкивай, раз бог ума не дал. На-ка, выпей с нами…
Налил и подвинул гостье стакан. Она скромно прошла и присела за край стола напротив приезжего. Андрей заметил, что икры у девушки плавные, невыпирающие, колени закруглённые, оглаженные, щиколотки изящные, тонкие. Не было её на собрании. Вспомнил: наверное, певунья вчерашняя.
— Мудрецы плешивые, — со вздохом сказала она, беря стакан в руку.
И опять уполномоченный в её словах услышал намёк на высокий свой лоб с залысинами. Он уже стал побаиваться этой языкастой хуторской девахи. Но, чёрт, как красива! Насупился и надолго отстранился от застолья.
— Дядь Мить, спой, пожалуйста, — попросила Санька.
— Что тебе спеть, душа-красавица? Хочешь про любовь нескончаемую?
— Спойте, — закивала головой, но, взглянув на приезжего, вспыхнула вдруг, неловко толкнула стакан и ойкнула. Андрей стакан удержал, не дал ему упасть. Недопитая Санькой водка всё же выплеснулась и залила им обоим пальцы.
— Любовь, да ещё нескончаемая, — хохотнула она, доставая вышитый платочек. — Кому она нужна?
— Не скажи. Любовь нужду затмевает. — Дмитрий облокотился о стол, подперев кулаком щёку, открыл щербатый рот и запел удивительно чистым и приятным баритоном.
Масленников, слушая, откинулся на спинку стула и под столом рядом со своим увидел гладкое, как шёлк-атлас, розовое колено, и уже не в силах был оторвать заворожённого взгляда.
Зашевелились занавески в горницу. Не прерывая пения, Дмитрий поднялся и прошёл туда и, скрывшись, допел до конца. Когда голос его смолк, послышались восторженные восклицания хозяйки, звук отчаянного поцелуя и деловитый треск пощёчины, будто вяленую рыбу разорвали пополам.
— Эй, вы, там, — всполошился Авдей и тоже скрылся.
Санька посмотрела приезжему в глаза и поднялась.
— Я провожу, — засуетился Масленников.
Сразу за околицей начинался лес. Санька подняла Андрееву руку, прижала к сердцу, от такого движения её левая грудь приподнялась, округлилась туго:
— Тут у меня ноет. И не знала, что у меня сердце есть, и не думала. Мама говорила, заноет — тогда узнаешь, и места себе не найдёшь в беспокойстве, придёт время. Тебя как зовут-то? Все на "вы" да на "вы", а ты ведь молодой, только лысый немного. Чего молчишь? Имя-то у тебя есть?
— Андрей, Андреем меня зовут. — Масленников тщетно отводил глаза от Санькиной груди. Сердце её билось под его ладонью сильно и требовательно. Уполномоченный моргал, а его взгляд тайком шмыгал в вырез платья.
— Если бы вы, мужики, могли понимать хоть вот столечко…. — Санька вздохнула, выпустила его руку. — Или хоть бы догадывались, о чём девушки мечтают.
Андреева рука скользнула вниз по её упругому боку, но тут же поднялась, чтобы самостоятельно обхватить девушку за талию, притиснуть грудь в грудь. Санька сделала полшага в сторону и даже не заметила, что увернулась. Наверное, есть у женщин такой внутренний рефлекс, когда душу жжёт одно желание, а тело играет свою игру. В этот момент Масленников будто увидел себя со стороны: рядом со стройной девушкой — низенький, тощий, сутулый. "Боже, какой хорёк", — мелькнула отрезвляющая мысль. Только случай сослепу иль впотьмах мог свести их вместе. Он перевёл дыхание, воздух спасительно вошёл в лёгкие. Вытер о пиджак мокрые ладони, рванулся целоваться, но споткнулся и сконфузился.
— Я поцеловать тебя хотел.
— И больше уже не хочешь? — засмеялась Санька и легко увернулась от его рук.
Платье на ней жило как бы само по себе, со своими складочками, выточками и цветочками, но с одной только целью — сделать девичью красоту ещё более нестерпимой.
— Слышь, давай рядом посидим: тяжело мне на тебя сзади смотреть. — Андрей чувствовал, что если не заговорит, если не отвлечёт себя от разбушевавшегося желания — бросится на девушку и наделает непоправимых глупостей. — Это ведь случай, что я попал на ваш хутор, а не в какую другую деревню…. Никогда бы не узнал тебя, не выпала б мне встреча с тобой…
— А ты меня и не узнал ещё…
Масленников зажмурился от такого, как ему показалось, откровенного намёка, головой потряс и кулаком себя по лбу ударил, выбивая остатки хмеля. Остановил Саньку за локоть:
— Посидим, а?
— Где посидим? — спросила она ласково.
— Да хоть вот здесь.
— А зачем здесь сидеть, скоро гулянка начнётся? — девушка заглянула ему в глаза.
Андрея снова бросило в жар, вмиг вспотели ладони. Его руки рванулись её обнять, а ноги против воли подогнулись, и он бухнулся на колени, уткнувшись носом в подол. Санька положила на угловатый затылок тёплые ладони и прижала его голову к своим ногам. Его руки шмыгнули под подол платья. Кожа девичья нежная, страшно поцарапать. Из глаз Масленникова потекли слёзы умиления, не замечаемые им, как дыхание, освобождая его душу от недоумения, растерянности, страха и стыда. Санькины ласковые пальцы приподняли его голову, её губы коснулись лба, глаз, щёк, добрались до его губ. Масленников чувствовал в её ласках какое-то настойчивое указание для себя, но понять никак не мог: в маленькой плешивой голове ликовала любовь, сотрясая всё тело…