— Ловко же она вас провела! Вы все еще не догадались, почему она так охотно флиртовала с вами. Уж не думаете ли вы, что она считала вас неотразимым мужчиной?
— 25-
Мун рассеянно следил за дорогой. К счастью, машин на этой улице было немного, иначе не избежать бы ему аварии. Один раз, целиком погрузившись в свои мысли, он проглядел красный свет на перекрестке и чуть не наехал на прохожего. Муна мучили сомнения. При Дейли и Свене он делал вид, будто подвел под свою гипотезу прочный, способный выдержать даже землетрясение фундамент. В действительности это было не так. Оставалось много неясных вопросов, в том числе вопрос о детонаторе.
Сквозь открытое окно машины донеслись выкрики газетчиков. Муну показалось, что выкрикивают его имя. Он прислушался.
— Создана сенатская комиссия!.. Почему «Стрелы» падают в океан? Будет ли мистер Мун вызван на допрос?
Остановив машину, Мун купил газету. Выкрикиваемые мальчишками заголовки испещряли первую полосу. Учитывая, что уже третий самолет типа «Стрела» потерпел аварию, а также, что при последней катастрофе погиб член конгресса, сообщал столичный корреспондент газеты, сенат учредил специальную комиссию, которой поручено заняться расследованием воздушных катастроф. Заседания комиссии начнутся на следующей неделе. В качестве свидетелей будет опрошен ряд выдающихся специалистов по авиастроению, а также мистер Брэдок и его главный конструктор мистер Стивенсон.
Мун ни минуты не сомневался, что это новый стратегический ход Фелано. Обстановка для удара сейчас как нельзя благоприятная. Гибель «Красной стрелы» взбудоражила общественность, роль, которую в ней играла Мэри, еще не известна никому. Поэтому комиссии было бы сравнительно легко создать впечатление, что свою гибель «Стрелы» несут в себе. Дочитав до конца, Мун убедился, что не ошибся. Председателем комиссии назначен сенатор Фелано. Корреспондент газеты успел проинтервьюировать его. На вопрос, будет ли вызван на заседание Мун, Фелано ответил: «Думаю, нет. Точка зрения мистера Муна нам и так достаточно известна». Эта мотивировка, конечно, могла убедить корреспондента, но не самого Муна. Точка зрения Стивенсона, например, была не менее известна. Очевидно, Фелано рассчитывал, что нервы Стивенсона не выдержат и, попав под огонь перекрестного допроса, он выболтает тайну «Стрел». Надо было спешить. На удар Фелано надо по возможности скорее ответить контрударом. Но для ареста Мэри не хватало улик. Ввиду того что начальник полиции всячески попытается воспрепятствовать возбуждению дела против Мэри, доказательства и аргументы должны быть абсолютно неопровержимы. Из раздумий Муна вывел полицейский: стоянка в этом месте была запрещена. Мун извинился и поехал дальше. Следующие часы он трудился не покладая рук.
Проверку салона «Красной стрелы» проводили три детектива агентства Пинкертона. Один из них сразу вспомнил сумку Мэри. Он уверял, что тщательно осмотрел ее. Ни о каком двойном дне или двойных стенках не могло быть и речи. Сумка сделана из мягкой имитации кожи. Более того, детектив, думавший как и все люди Пинкертона, что разыскивают бриллианты, проверил содержимое каждой банки при помощи металлического крюка. Его показания обескуражили Муна. Из них явствовало, что никакого детонатора в сумке не было.
Разговор с экспертом по взрывчатым веществам еще более поколебал уверенность Муна. Дейли оказался прав. Эксперт допускал, что неизвестной ему смеси теоретически возможно придать запах и даже вкусовые свойства фруктового желе. Но он же утверждал, что не может представить себе взрывчатку такого типа, способную взорваться без детонатора.
Мун поехал на завод Брэдока. Надо было договориться с ним о тактике выступления в сенатской комиссии. Кроме того, Мун хотел встретиться со Стивенсоном и узнать, не заметил ли тот чего–нибудь подозрительного в поведении Мэри во время осмотра Красной стрелы». Почти одновременно с «конвэром» Муна к конструкторскому бюро подъехала ярко–зеленая спортивная машина. Из нее вышел кавалер миссис Стивенсон — Чарли.
— Должно быть, вы к мистеру Стивенсону? — просил он. — Его сегодня не будет. Ушел домой. Плохо себя чувствует.
— Неужели его так расстроил вызов в сенатскую комиссию?
— Вы угадали.
— Тогда мне придется заехать к нему.
— Непременно сделайте это. Мне показалось, что он очень расстроен. Постарайтесь его подбодрить. Он блестящий конструктор и прекрасный человек, работать под его руководством одно удовольствие, но, знаете, нервы у него, конечно, не в идеальном состоянии. По–моему, слишком переживает все эти неприятности с катастрофами.
— Ладно, еду к нему. До свидания!
— Минуточку, мистер Мун. Я хотел бы поговорить с вами. Может быть, пройдем ко мне?
Немного удивленный, Мун последовал за ним.
В комнате Чарли было много воздуха и света и мало мебели. Хорошая комната для вынашивания конструкторских замыслов. На чертежной доске лежал незаконченный эскиз какой–то неизвестной Муну детали самолета.
— В чем дело? — спросил Мун.
— Прочтите, — вместо ответа предложил Чарли, вынув из ящика сложенный телеграфный бланк.
Мун развернул телеграмму с пометкой «Адресату не доставлено». Текст гласил:
«Гавайи, Пирл–бей, улица Кука, дом «Зеленый холм», миссис Элизабет Р. Гримшоу. Поздравляю дорогую мамочку днем рождения. Желаю здоровья. Многих лет жизни. Сердечный привет дяде. Твой любящий сын».
— Это ваша мать? — догадался Мун.
— Да. А Мэри — моя жена. О ней я и хотел поговорить с вами.
— Слушаю вас.
— По телеграмме вы могли понять, что смерть матери была для меня большим горем. До появления в нашем доме Мэри моя мать была для меня всем. Так что можете быть уверены, что не найдется человека, который желал бы наказания ее убийце более меня… Вы делаете страшную ошибку. Мэри не виновна.
— Человеку свойственно ошибаться… Ведь то же самое можно сказать и о вас.
— Ни в коем случае! Я знаю Мэри, а вы нет. Она не способна даже муху убить, поверьте мне. Будь у меня хоть малейшее подозрение, вся моя любовь к Мэри не помешала бы мне высказать его. Да что там говорить… Если бы я хоть на минуту допускал, что она убийца матери, я немедленно развелся бы с ней.
— Ну что ж! Ваша позиция делает вам честь. Кстати, Мэри так и не сумела объяснить мне, почему ваша мать застраховала свою жизнь в ее, а не в вашу пользу.
— Это объясняется очень просто… Мама, может быть, обходилась с ней излишне сурово, но такая уж у нее была натура. Она и со мной никогда не была слишком ласкова. В действительности у мамы очень доброе сердце. Думаю, она рассуждала так: у меня приличное жалованье и перспективы зарабатывать еще больше, в случае ее смерти мне достанется дом, а Мэри — бедная сирота, у нее ни гроша… К тому же мама, должно быть, боялась, что я быстро растрачу деньги. У меня легкомысленный характер… И в отношении женщин и вообще…
— Извините, мистер Гримшоу, но ваши аргументы кажутся мне не очень убедительными.
— Собственно говоря, был еще один повод, — Чарли замялся. — Мне не очень хочется о нем рассказывать.
— Ваше дело, но если вы хотите помочь Мэри…
— Да, конечно, глупо с моей стороны. Вы должны учесть все. Мне просто больно вспомнить, что я так огорчил маму. Я признался ей, что перестал верить в бога. Для нее это было страшным ударом. Разумеется, знай я тогда, что через три дня она полетит навстречу своей смерти, я не стал бы ее расстраивать.
— Ваша мать собиралась лететь именно в этот день?
— Нет. Это получилось случайно. Мэри сказала, что на предыдущий рейс все билеты проданы.
— Значит, билеты покупала Мэри?
— Да.
— Скажите, а ваша мать забыла что–то дома, когда ехала на аэродром?
— Да. Но какое это имеет значение? Она позвонила из аэропорта. Просила привезти грейпфрутовое желе… Это и смешно и трогательно… Мама утверждала, что такого желе, кроме нее, никто в мире приготовить не может. Оно из особого сорта, растущего только в окрестностях Санариско… Это был гостинец для дяди… Мама была убеждена, что он без ума от этого желе.
— Тогда все понятно. А я–то ломал себе голову: зачем Мэри везла в Пирл–бей желе из фруктов, которые обычно привозят с Гавайских островов?
— Да. Она хотела угодить дяде. От мамы осталось еще несколько банок, а я терпеть не могу это лакомство.
— Вполне понимаю вас. Я лично тоже считаю, что варенье не должно быть горьким.
— Горьким? Как это могло прийти вам в голову?
— Просто так.
— Ничего подобного. Наоборот, мне оно не нравилось именно потому, что чересчур сладкое. Мама закладывала туда гору сахара.
— Вот как?
— В чем дело? — насторожился Чарли.
— Да нет. Я просто удивился такой расточительности.
Мун в эту минуту испытывал глубочайшее чувство удовлетворения. Слова Чарли укрепляли мнение Муна о Мэри. Каждый ее шаг был тщательно обдуман. Будь Мун не детективом, а преступником, он, должно быть, даже восхищался бы поразительной изобретательностью Мэри. Как умело использовала она конек миссис Гримшоу для выполнения своего замысла! Такой же точный расчет проглядывал в истории с покупкой билета.
— Теперь вы верите, что Мэри не виновна? — спросил Чарли.
— Во всяком случае, я вам очень благодарен за этот разговор, — довольно двусмысленно ответил Мун. — Еще раз повторяю: вам делает честь такая позиция. Боюсь, что Мэри на вашем месте поступила бы иначе. Она даже сейчас пыталась бросить на вас тень.
— На меня? — донельзя удивился Чарли. — Никогда не поверю.
— Мы получили таинственное предупреждение, записанное на магнитофонную ленту. Мэри его как–то слышала… Она пыталась уверить меня, что это ваш голос.
Муну показалось, что Чарли вздрогнул.
— Когда она это сказала?
— Сегодня.
— Тогда все понятно! — рассмеялся Чарли. — А я–то подумал бог весть что… Это она просто хотела насолить… Как раз вчера она получила анонимное письмо насчет меня и миссис Стивенсон… Типично женская месть. Это простительно… Но в остальном… — Зазвонил телефон. Чарли взял трубку. — Да, — спокойно сказал он. — Что?! — Его голос з