— Придется снять его с поезда и поместить в больницу.
Рой сходил с ума от тревоги, но Сэм открыл глаза и велел ему наклониться.
Все отодвинулись, и Рой склонился к нему.
— Возьми у меня в заднем кармане бумажник.
Рой вытащил набитый бумажник из толстой кожи.
— Теперь так, иди в отель «Стивенс»…
— Нет, нет, Сэм, нет, только не без тебя…
— Давай, малыш, давай, ты должен. Пойдешь завтра к Кларенсу Миллигану и скажешь, что тебя послал я, он ждет тебя. Покажи все, что умеешь с мячом, и я буду счастлив.
— Но, Сэм…
— Ты должен это сделать. Нагнись пониже.
Рой склонился ниже, Сэм вытянул тощую шею и поцеловал его в щеку.
— Делай, как я сказал.
— Хорошо, Сэм.
На нос Сэма капнула слеза.
Глазами Сэм хотел сказать что-то еще, но не мог. Потом вошел проводник с носилками, кэтчера подняли и спустили по ступенькам. В небе сверкали яркие звезды, но он знал, что умер.
Рой вышел из Норт-Уэст-стейшн, следуя за толпой, и стоял в тени у стенки, пока не решился взять такси.
— Довезете до отеля «Стивенс»? — спросил он шофера, и тот молча рванул с места, хотя Рой толком не успел еще усесться, проскочил на красный свет и едва не задавил инвалида на пустынной улице. Они проехали много миль по неприятным, погруженным в глубокие тени городским джунглям.
Рой однажды видел диапозитивы Чикаго, множество каменных и деревянных зданий на бесконечной шахматной доске улиц, совершенно закрытом пространстве: только железные дороги, склады и берег озера, откуда непрерывно дул ветер. В деловом центре «Луп» офисы поднимались высоко в небо, улицы были наводнены людьми, и Рой подумал, как они все умещаются в одном городе. Вдруг вспыхнет пожар, и все они выбегут из домов посмотреть — да разве смогут они помочь, лишь потопчут друг друга. И Сэм предупредил его насчет незнакомых людей, сказал, что вокруг столько бродяг, мошенников и гангстеров, тех, для кого ты просто грязь. Они не знают тебя и знать не хотят, и за дайм перережут горло и бросят помирать на улице.
— Зачем я приехал сюда? — пробормотал Рой, и ему захотелось домой.
Такси свернуло на Мичиган-авеню, отсюда открывался вид на озеро и ослепительно белое здание со шпилем, вознесшимся к облакам. Рой остановился, как зачарованный (Боже, какой большой!), перед отелем, огромной крепостью из четырех секций. Он не решался войти во вращающиеся двери, но пришлось, потому что служащий подхватил его вещи, вырвал у Роя футляр для фагота и потащил по толстой ковровой дорожке к стойке. Заполнив карточку, Рой вынул из бумажника пять долларов за номер, от которого ему придется отказаться, как только он найдет место с пансионом.
Его каморка на семнадцатом этаже оказалась чистой, поэтому, разместив вещи в стенном шкафу, Рой перестал нервничать. Он открыл окно, и в комнату потянуло ветерком с озера. Находясь выше, чем когда-либо в жизни, не считая одной или двух ночей, проведенных в горах, он смотрел на залитый светом Чикаго, раскинувшийся внизу. Здесь, на такой высоте, где кажется, что земля выложена из маленьких квадратиков, Рой утвердился в мысли, что завтра пойдет и поразит всех своим стремительным броском, и они поймут, какой он замечательный питчер.
Зазвонил телефон. Сначала Рой боялся взять трубку. В незнакомом месте, так далеко от тех, кого он знал, ему не могли звонить.
Телефон зазвонил еще раз. Рой взял трубку.
— Хэлло, Рой? Это Харриет.
Ему не верилось, что он правильно понял.
— Простите?
— Харриет Бёрд, дурачок.
— А, Харриет! — Он начисто забыл о ней.
— Спускайся ко мне, — засмеялась она.
— Что, прямо сейчас?
— Прямо сейчас. — Она назвала ему номер комнаты.
— Конечно. — Рой хотел спросить, как Харриет узнала, что он здесь, но она повесила трубку.
Рой приободрился. Значит, вот как они ведут себя в городе. Он причесался и взял футляр для фагота. В лифте пьяный хотел отнять его, но Рой был сильнее.
Он долго шел по длинному коридору, но наконец увидел ее номер и постучал. Снедаемому нетерпением Рою показалось, что он шел целую вечность.
— Войдите!
Он открыл дверь, и его изумила величина комнаты. Из окна с белыми шторами открывался вид на бескрайнее темное озеро. По спине Роя побежали мурашки.
Затем он увидел Харриет. Обнаженная, она застенчиво стояла в дальнем углу комнаты. Сквозь прозрачный газовый халатик виднелись ее набухшие соски и пышный клинышек волос ниже живота. У него с сердца свалился камень.
Когда Рой закрыл дверь, Харриет вынула из шляпной коробки, стоявшей на столе рядом с вазой белых роз, черную шляпу с перьями и надела ее. Черная вуаль доходила до ее груди. В руке она держала маленький блестящий пистолет.
Смущенный Рой думал, что она шутит, но ему стало не по себе.
— В чем дело? — спросил он.
Она прощебетала:
— Рой, ты будешь самым лучшим в бейсболе?
— Да.
Харриет нажала на спусковой крючок (струну контрабаса). Пуля прочертила по воде серебряную линию. Рой попытался поймать ее голой рукой, но она ускользнула от него и, к его ужасу, угодила ему прямо в живот. Кривым кинжалом из ствола пистолета выплыло облачко дыма. Припав на одно колено, Рой ловил пулю на ощупь, и по мере того как она двигалась, ему становилось все хуже. Он упал, все взлетело вверх, а она, тихо бормоча слова победы и отчаяния, пританцовывала на цыпочках вокруг поверженного героя.
ПОДАВАЙ!
— Мне бы стать фермером, — с сожалением произнес Поуп Фишер. — Мне следовало бы фермерствовать с того дня, как я родился. Я люблю коров, овец и этих безрогих коз. Я не безразличен к козочкам, мой отец ходил с бородой, мне нравится кормить животных и доить их. Мне нравится все устраивать, выпалывать ядовитый дуб с пастбищ и следить за поливом полей. Мне нравится быть самим собой на ферме. Мне нравится находиться в поле, ухаживая за овощами, кукурузой, озимой пшеницей — такими зелеными, каких вы и не видели. Когда была жива Ма, она все время уговаривала меня бросить бейсбол и заняться фермерством, и я всегда собирался так и сделать, но после ее смерти у меня не хватило духа на это. — У него дрогнул голос, и Ред Блоу нервно заерзал на скамейке, но Поуп не заплакал. Он вынул носовой платок, встряхнул его и высморкался. — У меня есть этот талант, — сипло проговорил он, — и я должен был бы заняться фермерством, а не строить из себя няньку для команды мертвяков с последнего места. — Они сидели в дагауте[19] «Нью-Йорк найтс», уставившись на пыльное поле, где тянулась вялая игра, и поглядывая на полупустые трибуны.
— Тяжело, — сказал Ред, не сводя глаз с питчера.
Стащив с головы кепи, Поуп потирал лысину забинтованными пальцами.
— Этот сезон был чертовски сухой. Ни капли дождя. Трава на внешнем поле стала сыпаться, а на внутреннем — трескаться. Сердцем чую, за всю свою жизнь в бейсболе не показывал такой слабой игры, как будет в этом сезоне.
Он встал, нагнулся над фонтанчиком и выплюнул в пыль теплую ржавую воду.
— Когда же, черт побери, они наладят эту штуку, чтобы мы могли пить приличную воду? Ты разговаривал с этим подонком, моим партнером, как я тебе велел?
— Говорит, что занимается этим.
— Занимается этим, — пробурчал Поуп. — Да он сам готов высохнуть от жажды, лишь бы и мы не пили. Когда эта змея вползла в наш клуб, это был самый черный день в моей жизни. Он украл у меня денег больше, чем я могу сосчитать.
— Мальчик снова слабнет, — заметил Ред. — Пропустил два.
Поуп с минуту понаблюдал за Фаулером, но менять его не стал.
— Если бы эти агенты время от времени заявлялись хотя бы с парой нападающих, я бы поменял питчеров, но они же не способны даже собственную бабушку привести с другой стороны улицы. Какую бойню нам учинили «Пираты» в последней игре, и вот вам, пожалуйста, в этой мы отстаем на шесть ранов[20]. Это наш День поминовения, ладно, но не по солдатам.
— У нас могло быть несколько ранов. В первом иннинге[21] у Бампа было четыре на четыре и два хита[22], пока его не выбили.
Поуп вспыхнул:
— Не поминай при мне эту гориллу! Это нужно же, дать себя выбить, когда у нас единственный раз уже были нападающие на базах.
— Я бы и сам с удовольствием вышвырнул его, если бы был судьей, он же подсунул мне сухого льда в штаны.
— С каким удовольствием я засунул бы ему лед! Просто идиот со своими дурацкими шуточками.
Поуп нещадно чесал пальцы под неплотно намотанным бинтом.
— Так я к тому же еще умудрился подхватить «ступню спортсмена»[23] на руки. Это же неслыханно! У всех, кого я знаю с грибком, он на стопах, а я получил его на обе руки. Чешется страшно, и еще нужно бинтовать в такую жарищу. Неудивительно, что я все время спрашиваю себя, стоит ли жизнь того, чтобы жить.
— Тяжело, — отозвался Ред. — Он пропустил Фибера, базы заняты.
Поуп вскипел:
— И это мой лучший питчер — всякий раз, как выставлю его против команды из первых строчек, он обязательно подгадит. Пойди поддай ему!
Тренер, тощий веснушчатый мужчина, проворно выскочил на ступеньки дагаута и засигналил питчеру на площадке для запасных на правом поле. Он неторопливо направлялся обратно, когда какой-то человек в уличной одежде поднимался по ступенькам из туннеля, который вел из здания клуба, и спросил крайнего на скамейке игрока:
— Кто тут Фишер?
Игрок указал в противоположную сторону дагаута, и пришедший направился к Поупу со своим большим потертым чемоданом и футляром для фагота.
Увидев, что тот направляется к нему, Поуп воскликнул:
— Боже мой, что это у нас, оркестр Армии спасения?
Человек поставил свои вещи на пол и сел на бетонную ступеньку лицом к Поупу. Он видел перед собой старикана лет шестидесяти пяти, с водянистыми голубыми глазами, тощей багровой шеей и тонкими губами, в не по росту большом бейсбольном костюме.