прочувствовав, ради чего он и был когда-то рождён.
А вот интересовало сейчас ва-гуала то, что находилось впереди. Оно не просто ждало, оно и звало, и притягивало. И затягивало… То был театр военных действий. Театр, в котором он был единственным главным режиссёром. Без номинальных помощников — ему они были ни к чему. Без декораторов — декорациями тут стал сам космос. Без музыкантов — музыку боя сочинял он сам. Без костюмеров — это вообще лишнее. И без зрителей, наконец. Их роль играли лишь звёзды и пустота…
Правда, он чувствовал к себе чьё-то внимание. Там, где-то на периферии, где-то далеко-далеко. Кто-то следил за ним внимательно и осторожно. Вернее, подсматривал, легонько, в полглаза. Это раздражало и одновременно вызывало беспокойство. За ним подсматривали как бы в щёлочку, гася при этом сознание, пряча его за семью печатями. Волновало его и тревожило как раз то, что за этими печатями находилось. Сила. Именно та Сила, которой он и сам был наделён сверхмеры.
Через два часа он достигнет пункта назначения и засолирует в полный голос. И не пощадит никого, будьте уверены. Насытится. Станет во сто крат сильнее. И вот тогда…
И тогда разберётся с тем, кто проявляет к нему излишнее внимание, у кого тоже имеется то, что составляло его сущность. Небольшая часть сознания ва-гуала иногда задавалась вопросом, задавалась мимолётно, так, на излёте: кто же это?
Эмоции для него ничего не значили, вернее, основополагающими для него они не являлись. Просто имелось нечто, что могло бы с ним поспорить или даже потягаться. А это было уже опасным. Не совсем, но потенциально. А значит, его необходимо просто уничтожить. Без сомнений и вариантов…
Капало прямо на нервы, с тупым и раздражающим постоянством: кап-кап, пауза, и по новой. В пустое ведро, подставленное то ли специально, то ли заранее. Кап-кап, а иногда и откровенное «бум!», это когда тяжёлая капля вдруг попадалась. Минут через сорок это нытьё Тори не просто надоело, а осточертело вконец. Хватит!
— Махмуд? Шах? — бросила она через плечо.
Напарники словно из воздуха родились; не было их, и вот уже тут, рядом.
— Слышите? — в подробности Тори не вдавалась, а задавать наводящие вопросы на позиции считалось у неё дурным тоном. — Заверните этот грёбаный кран! Ни сосредоточиться толком, ни прислушаться, чтоб его!..
Махмуд с Шахом переглянулись. Что-то мать совсем разнервничалась. Шах чуть пожал плечами, Махмуд же только зыркнул на него карими глазищами — пошли, мол! Бейберы отправились наводить порядок, и никто из них не подозревал, что жить им всем оставалось меньше пяти минут.
Тори закинула автомат за спину, достала сигарету, чиркнула зажигалкой, вдохнула дым и чуть расслабилась, прикрыв глаза. Помнится, они как-то поспорили с Ромкой, кто из них первым бросит курить. Она, конечно, подкалывала, шутила, утверждая, что пачка сигарет для него дороже и собственной жизни, и их отношений, и целого мира впридачу, что за сигарету тот побежит на край света, коли приспичит. Роман не обижался, он вообще не умел обижаться, этот её большой ребёнок, только в серых глазах мелькнёт нечто такое, что хотелось тут же прижать его голову к груди и гладить по волосам, шепча что-то успокаивающее. А потом он, в свою очередь, довёл и её своими убийственными и не слишком-то приятными аргументами. Курить и ты не бросишь, на полном серьёзе заявил, потому что у тебя работа нервная, ты вообще, мать, не женщина, а бой-баба, таких у нас называли раньше на Руси даже не баба, а «бабища» — и коня остановит, и типа в огонь сунется… Но достало её не это, а тут же прозвучавшее из его уст явное противоречие: Ромка стал далее утверждать, что она, как всякая представительница Скандинавии и той же Балтии, совершенно инфантильная и вообще они все по жизни заторможены, словно пыльным мешком из-за угла долбанутые. Вялые какие-то, вечно себе на уме. Да неужели? А как же насчёт бой-бабы? — воскликнула она и повалила его на кровать. Заторможенная? Инфантильная? Сейчас посмотрим!.. И тут же обоих как прорвало, словно накрыло чем-то. Как же они любили тогда друг друга! Исступлённо, будто в последний раз. Не могли оторваться, насытиться, испить самих себя до донышка, которого всё не было и не было, сил, казалось, друг для друга немеренно… Как чувствовали… А теперь вот её викинг ушёл. Навсегда.
Она судорожно вздохнула и вновь нервно затянулась. Сил не было, сейчас она работала и держалась на автопилоте, подчиняясь и руководствуясь исключительно вбитыми в тебя на тренировках императивами командира и бойца, для которого выйти из боя беспричинно не оправдано ничем. Внешне всё вроде бы нормально, держалась как обычно. Но в мыслях своих постоянно была с Романом. Она не знала подробностей случившегося, и тем тяжелее было на сердце, которое камнем давило на грудь, тоской и печалью постоянно напоминая о себе. Просто судьба взяла родного, любимого человека, взамен оставив эту тоску и безысходность. Ну почему взяла не её? Почему тебя, мой викинг? Почему?..
Она вдруг поняла, что плачет. Тихонько глотая слёзы дрожащими губами, вся в себе, всё в душе, как умеют только женщины, когда уже невмоготу им, когда уже сил никаких, а лишь чернота да одна скорбь в той же душе. Если б могла, взвыла бы, наверное, в голос, открыто и не стесняясь, именно как та самая баба, и запричитала бы тоже по-бабьи, лишь бы стало хоть чуть-чуть полегче, лишь бы отпустила та тварь внутри, что звалась сейчас безнадёжностью и отчаяньем, и которая безжалостно, остервенело вцепилась острыми своими когтями ей прямо в душу, и рвала, и рвала её на части вместе с сердцем…
Она повернулась и слепо двинулась в сторону закутка, что присмотрела как позицию с самого начала, чтоб успокоиться и привести себя в порядок, негоже подчинённым видеть своего командира в таком виде — заплаканную и потерянную. Успеет ещё нареветься. Потом, после. А тут она на задании, это сейчас важнее. Но выплеск эмоций всё же помог, в душе хоть немного, но прояснилось, хоть чуть-чуть, но полегчало.
Однако на полпути неожиданно остановилась, как споткнулась. И слёзы тут же высохли, как и не было их. Отчаянье и слабость тоже пропали, растворились в напряжении, что овладело ею тут же, без всякой договорённости. Ей отчего-то не понравился звук, что она вдруг расслышала. Что-то было не так. Вместо недавнего кап-кап проявилось другое: мягкое цок-цок… И сразу за этим резко и резкое — шлёп! А потом ещё раз. Будто мокрой тряпкой по полу да со всего размаха. Мокрый такой, ощутимый и противный шлепок. Что за?.. И где её люди?
Тори перебросила автомат обратно, повернулась и обомлела.
Нечто двигалось на неё. Какой-то зверь, не пойми какой породы и вида. Биоморф, молнией вспыхнуло в голове. Очень похож на тех, с планеты под странным названием Пустошь, где они с Ромкой и познакомились в своё время. Но эта тварь, в отличие от тех, двигалась совершенно бесшумно, и чувствовалось в ней целеустремлённость хищника, преследующего свою законную добычу. Позади биоморфа маячил высокий худой мужчина с бородкой, длинными волосами до плеч и сосредоточенным взглядом. Был он бледен, что твоё полотно, и в руках держал ППУ — универсальный короткоствольный пистолет-пулемёт с глушителем. Держал он оружие небрежно, словно затасканную игрушку, но именно эта характерная особенность и вывела Тори из оцепенения, схожего со ступором — так с оружием обращаются лишь профессионалы, а значит…
Как ни странно, но надвигающегося прямо на неё биоморфа она почти что и проигнорировала, — видали и пострашнее, чего уж там. Правда, глаза у зверя были исключительные — мерцающие красно-багровым, в них не было ничего, что могло бы напомнить о жизни, любви и свете. Будто выжженная мёртвая пустыня под красными отблесками. Мощь и уверенность тоже чувствовались, однако Тори всё своё внимание сосредоточила на другом — на той двуногой твари, что следовала за тварью четвероногой. Потому что та тварь называлась человеком и, значит, была куда опасней и непредсказуемей. Не колеблясь ни секунды, Тори из неудобного положения, вполоборота и почти не целясь, как и положено профессионалу, короткой очередью срезала длинноволосого, который тут же упал, как подрубленный. Ещё бы! У неё в руках ведь тоже не игрушка.
Однако монстр уже рядом: шипастый панцирь вокруг шеи, тяжёлые лапы, вытянутая морда с этими страшными, пустыми глазами. Тори молниеносно опустила оружие и всадила всю обойму в это порождение ада, снова не целясь, ибо объект представлял идеальную мишень. Её модифицированный армейский АГУ стрелял бесшумно, трассерами, и пули с отчётливым чмоканьем входили в тело монстра, и в ответ из него веером разлеталось нечто чёрное, вязкое и мерзкое. Кажется, она что-то кричала. Даже, может быть, и на родном, шведском, давным-давно позабытом, но вдруг неожиданно вынырнувшим из закоулков подсознания. Но больше в её выкриках было, конечно, мата. Русского, непревзойдённого. И тут чудовище её настигло.
Пули, выпущенные с такой убойной дистанции, ложились кучно, и все в цель, но его только приостановили. Тори потянулась за следующим рожком, но биоморф оказался быстрее, сшиб, как кеглю, и тут же придавил к полу тяжёлой лапой и замер, будто к чему-то прислушиваясь. Расстрел в упор, казалось, не произвёл на него никакого впечатления. Она прекрасно видела, как у него топорщатся уши. И дыхание — не зловонное, как ожидалось, а частое и чистое, будто у собаки. Даже язык вывалился, только не розовый, а белый и раздвоённый, как у змеи. Лапа, пригвоздившая её к полу, была тяжеленной, словно из чугуна, грудь сдавило тисками, дышать нечем. Она уже поняла, что Махмуда и Шаха нет в живых, поняла, что означали те мокрые шлепки. С таким звуком входят пули в человеческую плоть. Как же они так глупо попались? Баев же предупреждал. Но предвидеть такое?!.. Именно такое?..
Она попыталась дотянуться до бесполезного уже оружия, сделала это машинально, потому что спир был неактивирован, а пистолет против этого — не более, чем пукалка, который, между прочим, ещё и достать надо. Однако зверь, нависший над ней страшной немилосердной глыбой, неуловимым движением клыкастой пасти руку перекусил у самого плеча и рывком оторвал, как отрывает кусок мяса от тела пойманной добычи любой хищник. Тори закричала, очумев от дикой боли, кровь горячей струёй хлынула из раны, смешиваясь с чернотой, что натекла из биоморфа, но сознание всё же не потеряла благодаря антишоковым стимуляторам и общей биоблокаде, но в глазах всё одно темнело, мозг заволакивало пеленой, она была уже на самой грани. А ощеренная пасть с клыками продолжала нависать прямо над ней. Пасть эта была схожа с зевом пещеры, усаженной наконечниками копий. С широких и острых лезвий стекала кровь. Её кровь…