Марта пытается кричать, и стенки гортани безуспешно бьются о трубку. Нос забит, и она начинает задыхаться.
Тварь чмокает и перебирает десятками конечностей. Руки хватаются за старшего мальчика, мнут его, поглаживают. Кулачки сжимаются с детским жестом «дай, дай».
Денис судорожно отбивается ногами, но чудовище заползает на него, накрывает своим мягким телом, дает жадным ртам дотянуться до кожи, слизать пот, пытается добраться до глаз, забраться в рот. Тварь гладит себя, гладит уродливые головы, и из них начинает сочиться белая слизь, от приторного смрада которой режет глаза – это запах протухшего мяса и бананов.
Фигура в белом поднимает чашку с пола и подносит ее к существу. Она наполняет ее до краев и медленно, не пролив ни капли, выливает содержимое в воронку. А затем – чвак – одним быстрым движением, пока девочка не захлебнулась, вытаскивает трубку обратно.
– Смейся!
Марту трясет от шока и боли, черная пелена заволакивает глаза, и она жаждет упасть в небытие, лишь бы не чувствовать и не видеть происходящего. Костлявая рука наотмашь бьет ее по щеке.
– Рассмейся, и это прекратится! – голос звенит от радости. – Или тебе нравится наблюдать?
Марта кривится в жуткой гримасе. Из саднящего горла вырываются хриплые, лающие звуки. Она смеется. И еще раз, теперь громче. Заливистый, дикий хохот отталкивается от плит и эхом бьется о каменные стены.
Белая женщина хлопает в ладоши – как довольный зритель после хорошего спектакля – и отходит в сторону, перестав закрывать собой девочку.
Тварь замирает. Она чует чистую Первую Кровь и плавно, даже грациозно, делает разворот. Она подползает ближе и осторожно, будто спрашивая разрешения, касается ее ноги. Девочка брыкается что есть мочи, но тварь продолжает лезть.
Марта надрывно хохочет, отчаянно тараща глаза, захлебываясь. Где-то вдалеке кричат дети. Черные монахи выступают из провалов и раскачиваются в такт безумным мотивам черной мессы.
Марта поднимает глаза и с отрешенным интересом отмечает, что сошла с ума.
В потолке открывается дверь.
Все происходит слишком быстро. Везунчик рывком открывает дверь, истошные вопли становятся громче, к ним присоединяются молитвенные напевы. Серега с табельным оружием ныряет рыбкой в проем света, Петр держит его за пояс. Раздается оглушительный выстрел, и на какое-то время воцаряется абсолютная тишина. Потом еще один и еще. Внезапно Серега издает удивленный хрип, резко дергается и тяжелеет. Петр рывком достает уже обмякшее, безжизненное тело – из горла мертвого товарища торчит острый длинный предмет.
– Капитан, – успевает сказать Везунчик, но опаздывает – тот уже спрыгнул в разверзнувшийся ад.
Петр пытается сориентироваться, зрение подводит, в глазах все плывет. Пение сводит с ума. Ему кажется, что иконы укоризненно смотрят на него со стен и поют о его грехах, уводя в пучину первобытного ужаса.
Перекрученное месиво обнаженных людских тел, слитых в одну чудовищную, раздувшуюся многоножку, лежит у ног привязанной девочки в школьной форме. Из ран, оставленных Серегой, сочится белая слизь. Он видит такую впервые, но знает, что она стоит баснословных ресурсов.
Двое других детей что-то кричат сорванными голосами. Он разбирает только «сзади!» и успевает обернуться. Механическая рука срабатывает молниеносно. Он стреляет в высокую белую фигуру в одном из проходов, но промахивается – там уже никого нет.
Он плохо понимает, что происходит в следующие мгновения, но каким-то чудом они оказываются наверху. Дети сидят на ступеньках, подальше от трупа, вжавшись в стены. Видно только белки их глаз. Младший жмется к бледной сестре, цепляется руками и ногами, прячет голову в запахах родного человека.
Если бы Петр умел молиться, он бы попросил богов оставить детей нетронутыми, не оскверненными. Но сейчас проверять нет времени.
Вася кидает пенобетонную гранату вниз и захлопывает дверь.
– Бетонируй! – Счет идет на секунды, но они успевают.
Путь наверх – бесконечный кошмар, сплетенный из хриплого дыхания и прыгающего света фонарей. В глазах начинают кружиться красные огоньки перенапряжения, в горле саднит, а девочка на плече становится тяжелее с каждым шагом. Петра шатает. Он останавливается перевести дыхание и слышит, как в двух-трех витках позади него сквозь зубы матерится Везунчик.
– Ты как? – хрипит он, ссаживая девочку на ступени. Она падает кульком, в свете фонаря глаза кажутся черными, но лимфоузлы вроде в порядке. Петр борется с желанием сделать тест прямо сейчас, пока они не дошли до выхода, но думает: «А, к Чернобогу его. Если они заражены, то и я тоже».
Кто-то вскрикнул.
– Вась! – кричит он вниз, но ответа не получает. Раздается торопливый, легкий топот, и еще до появления младшего брата девочки Петр слышит его паническое «Бежим!».
Он подхватывает девочку, бежит вверх, перепрыгивая через три ступени. Впереди забрезжил электрический свет – никогда еще Петр так не радовался ему. За спиной слышится шуршание и причмокивание.
Остается совсем немного, еще виток. Он буквально вышвыривает детей на раскуроченную плитку, на ходу доставая пистолет.
– Быстрее бегите к выходу!
Он делает несколько выстрелов в темноту, прислушивается, ничего не слышит и спешит за детьми.
Выход из квартиры № 16 забетонирован. На двери, специально для капитана, куском изоленты приклеен лист бумаги.
Петр перечитывает приказ с жирной подписью и. о. замначальника ЛКЗ О.И. Подоконникова снова и снова, но не понимает смысл, не хочет понимать.
– Нас заперли. Зону Разлома признали опасной аномалией. Все жильцы подлежат переселению во второй блок. – Его голос звучит глухо, когда он говорит это детям. Петр неожиданно понимает, что сейчас готов убить Крысяева-младшего.
Девочка, кажется, начинает приходить в себя. Во всяком случае, ее больше не рвет белой дрянью. Она лежит на безвредной теперь кровати и пытается сфокусировать взгляд.
– Дядя, что нам делать? – Мелкий берет его за здоровую руку и доверчиво заглядывает в глаза.
Петр не знает. Он идет обратно к лазу и задумчиво смотрит в пропасть Разлома. Радуется, что ребенок не умеет читать мысли.
– Давайте хоть тест сделаем.
Его бабушка всегда говорила, когда он изнывал от скуки, сидя в четырех стенах во время долгих самосборов: занимай руки, если не знаешь, чем занять голову.
Петр достает несколько скарификаторов и длинную розовую тест-полоску в вакуумной упаковке – ценнейший подарок от руководства. Протыкает палец сначала девочке – она не реагирует, глядя куда-то поверх его плеча, потом мальчугану и затем себе. Прикладывает пальцы по очереди к полоске: мальчика и свой – по краям, девочки – посередине. Тест у него всего один. Полоска сразу же становится синей, и он шумно выдыхает. Только посередине, если присмотреться, индикаторная бумажка слегка желтеет, но Петр не придает этому значения. У них лучшая медицина из всех Соединенных Блоков, они обязательно ее вылечат, так бывало не раз, когда людей вытаскивали из культов. Ведь желтит совсем немного. Еле видно.
Они здоровы.
Из груди вырывается непрошеный смешок. Они здоровы и заперты в аномальной зоне с забетонированным выходом.
Девочка хрипит, и он склоняется над ней с единственным пакетом сжатого кислорода. Он никогда еще не доставал его из аптечки, но знал, что кислород выдается для экстренных ситуаций и используется для вентиляции легких при газовых атаках или утоплении. Это помогает – щеки девочки слегка розовеют.
Она кашляет и пытается сесть, когда ее брат взволнованно прибегает к ним в комнату.
– Я знаю, как нам выбраться! Идите сюда быстрее!
Мальчик стоит у края пропасти и тычет пальцем на обычный белый унитаз без крышки, висящий на вывернутой канализационной трубе.
Петр не знает, как на это реагировать. Мозг просто отказывается соображать. Он не в первый раз оказывается в безвыходной ситуации, но впервые – с детьми. Он не сможет выжить, спускаясь по Разлому на нижние этажи с двумя ребятами на руках. Ему второй раз за день кажется, что он сходит с ума – после всего пережитого, мальчик явно радуется толчку над бездной.
– За этой стеной, – Мелкий несколько раз хлопает по ней ладонью. – Выход!
Он тут же начинает перелезать на другую сторону, балансируя над пропастью. Одна нога на полу, другая нащупывает нарост, который должен был увеличиться с того момента, когда они рассматривали его втроем. Это было сегодня утром, когда Денис был еще жив.
Мальчик гонит сейчас эти мысли и становится на выступ, легко перемещаясь в соседнюю ячейку.
Петр ничего не успевает сделать. Он оборачивается к девочке, дожидается ее кивка «со мной все в порядке, дядя, меня можно сейчас оставить, иди за братом», и тоже шагает за стену.
Мелкий уже стоит у гермодвери и судорожно роется в карманах. Он выворачивает карманы брюк, вытаскивает рубашку, на всякий случай проверяет ботинки. И никак не может найти ключ.
Петр осматривает дверь: пенобетона не видно, вздутий нет, разрывов и зазоров тоже. Нет и приказа, который бы обязательно оставил для него Крысяев-младший. Остается только надеяться, что на радостях тот забыл забетонировать и ее тоже, а может, не выписал разрешение или не посчитал нужным заморачиваться. В любом случае ее можно было вскрыть, если постараться.
Он оглядывается, чтобы сказать мальчику «не боись, эту мы откроем, у меня и электролобзик есть», и уже поднимает многофункциональный протез, чтобы продемонстрировать, но вдруг замечает какое-то движение. Неужели девочка тоже решила перелезть?
– Нашел! Нашел!
Мелкий вспоминает про маленький внутренний карман и бежит к двери, на ходу доставая заветный ключ. Петр становится спиной к ковыряющемуся в замке мальчишке и нехотя наводит прицел на дверной проем, ведущий к Разлому позади них.
– Помоги открыть, дядь! Подними дверь и толкни!
Петр практически поднимает дверь с петель и со всей силы толкает ее от себя. Слышится щелчок.