– Видишь, как… Нельзя мне тут оставаться. Это они заразили меня. А я не могу так… Не хочу. Я же не виноват…
Голос стих.
Как ликвидатор, я прекрасно знал, что назад Витьку дороги нет, а вперед – только одна. Но как человек, чей друг детства загибался от неизвестной заразы в закрытой камере, – не хотел этого знать. Я уже не был тем наивным ребенком, который верил, что ликвидаторы – герои, призванные помогать людям. Они всего лишь мусорщики, ассенизаторы, выгребающие дерьмо Самосбора. Профессия нужная и полезная, но далекая от совершенства. А люди, там работающие, от него еще дальше. Жесткие и непробиваемые, как несущие стены Хрущевки. А я давно уже перестал таким быть. Если вообще был когда-то.
Сказал, стараясь, чтобы голос звучал твердо и уверенно, хотя ни того, ни другого совершенно не ощущал:
– Не могу я просто открыть дверь, ты же сам понимаешь. Но постараюсь тебе помочь. Узнать, что здесь творится, доложить кому следует… Буду собирать информацию, а когда моя вахта закончится, пойду прямиком в…
– Ты что, так до сих пор и не понял? – перебил он. И пояснил с жалостью: – Никуда ты уже отсюда не выйдешь. Никто из вас не выйдет. Вы такие же подопытные крысы, как и мы, просто по ту сторону двери. Но это пока, Жень. Пока.
Звякнула цепь, потом стихла, и больше из-за двери девятой камеры я не услышал ни звука.
Следующие три дня прошли словно в тумане. Я никак не мог решить, что предпринять, и, как бы невзначай, расспрашивал соседей, объясняя свой неожиданно проснувшийся интерес к работе НИИ скукой. В нашем блоке жили стажерки Аня и Таня – сотрудницы Центральной, которым в блоке «А» не хватило места, но они сами ничего толком не знали. Им доверяли лишь самые простые операции, не допуская даже к подопытным соням, и что творилось за закрытыми дверями дальних лабораторий, они понятия не имели. Серега и Игорь, как сговорившись, заявили, что и думать об этом не собираются. Оба были женаты, имели по парочке отпрысков, обоим до конца вахты оставалось чуть меньше месяца, так что лишние проблемы им были совсем ни к чему.
Вот кто был не прочь почесать языком, так это Костян. Я наслушался его баек по самое горло, хотя половину из них знал и раньше. Он нес ахинею с таким искренним видом, что оставалось неясным, врет он или же сам верит в эти сказки? В любом случае я очень быстро пожалел, что вообще затронул его.
Удивила Юлька. Однажды за ужином она, старательно отводя взгляд, рассказала, что блок «А» уходит далеко вглубь Хрущевки. И что в нем есть целый отсек с палатами для обычных людей – она помогала несколько раз их уборщице мыть коридоры и видела краем глаза ряды больничных кроватей. Нет, что вы, конечно она не знает, от чего их там лечат. Но в колбах от капельниц вместе с жидкостью клубилось что-то такое… странного фиолетового цвета… Хотя нет, наверное это свет так упал. И вообще, ей, скорее всего, показалось, зря она начала этот разговор.
Пробормотав, что ей пора работать, она выскочила за дверь, оставив меня в полном недоумении.
– А ты ей нравишься, в курсе вообще? – Костя задумчиво смотрел вслед убежавшей девушке. Он подошел так неслышно, что я вздрогнул.
Нравлюсь ей? Большего бреда я от него не слышал, даже когда он на полном серьезе вещал о Желтом Цветке, растущем наверху гигахруща. Махнув рукой, я пересел к вентиляции и закурил, старательно пялясь в журнал «Смена» полуцикловой давности, хотя выучил его уже от корки до корки.
Ни одна из историй ничего так и не прояснила. Правду ли говорил Витек, или его уже привезли зараженным? Что он имел в виду, сказав, что мы не выйдем отсюда? Да и он ли это вообще был? Некоторые твари, переродившиеся в Самосборе, отлично имитировали людей. Возможно, теперь они научились и проникать в человеческую память, выуживая оттуда воспоминания о близких, чтобы принять их форму… Все что угодно возможно, а проверить-то как? Вот бы пробраться в блок «А», на месте узнать, что там творится.
Остаток дня я провел, строя бессмысленные планы проникновения в закрытый отсек. Ни один из них не выдержал ни малейшей критики, но я продолжал думать и курить. Курить и думать.
Пыль першит в горле. Мелкая густая взвесь в воздухе, на стенах и волосах. Босые ноги режут осколки кирпича, в раззявленном проеме на месте бывшей стены мечутся люди. Они что-то кричат: губы шевелятся, но звук вязнет в пыльном тумане, будто стена все еще настоящая. Между мной и ними груда раздробленного камня, из которой торчит рука. Белая, бескровная, с черными ободками ногтей. Людей становится больше. Они толпятся на незримой границе бывшей стены, и постепенно их лица приобретают знакомые черты. Игорь Седой, Серега Ворон – сменные ВОХРы из НИИИПС. За ними девчонки-лаборантки из первой ячейки, Костян Эт-Самое, Юлька и научрук. Подходят все новые, пока не заполняют весь коридор, напирают друг на друга, но застревают на месте невидимой преграды. Разевают рты в беззвучном крике, тычут куда-то пальцами.
Что им надо?
Что им всем от меня надо?
– Отвалите! – ору и пячусь к дальней стене.
Под грудой камней кто-то начинает ворочаться. Торчащая рука напрягается, шевеля кистью, пытаясь вытянуть из-под завала… Кого? Мне кажется, я знаю, кто там лежит, засыпанный обломками стены, но почему-то накрывает ледяной ужас и абсолютно детское желание залезть обратно под стол, из-под которого я только что выбрался.
– Жека! – слышится гулкий голос. – Жека Янковский, ты?
Проснулся будто от толчка. В ушах стоял пронзительный гул, затылок ломило. Заболеваю? Или?..
Ячейка пуста, за окнами еще не разгоралось дневное освещение, значит, сейчас самая глубокая ночь. Что меня разбудило? Кое-как на ощупь выбрался в кухню. Налил воды, залпом выпил. Голову немного отпустило, но по руке побежали мурашки. До ужаса знакомые симптомы. После травмы в мозгах что-то сдвинулось, и теперь каждый раз я чувствовал приближение…
Чушь. Или нет?..
Сектор герметизирован целиком. Мы защищены от Самосбора, если только…
В нос ударил знакомый сладковатый запах.
…если только Самосбор не начнется прямо внутри.
Я бросился к ячейкам соседей, застучал кулаком. Грохот разнесся по всему сектору, выглянул сонный Костя.
– Ты че, сдурел? Че творишь-то?
– Самосбор! – крикнул я, стуча в двери к девчонкам.
Через полминуты все стояли в кухне. Я пробежался взглядом, считая: Юлька, Татьяна, Анька-Стрекоза, Костя, Серега. Собрались как по команде – полностью одеты и обуты, готовые бежать и прятаться. Только куда?
– А вы уверены? – робко спросила Юля, принюхиваясь. – Сирены же нет…
– Уверен! – рявкнул я. Мозг лихорадочно перебирал варианты, и споры в них точно не входили.
– Игорь на смене! – Анька смотрела на нас по-детски круглыми глазами. – Надо его предупредить!
Надо, конечно. Только толку, если самим деться некуда?
– В блок «А»! – выпалила Таня. – Там на входе герма!
Один за другим мы выскочили в коридор. Сколько осталось? Минута? Две? Три? До двери в блок «А» я добежал первый. С размаху заколотил по обшивке, оставляя вмятины, но никто не спешил отпирать. Пробить ее?
– Отойди, – Татьяна протиснулась мимо с картой в руках. Совсем вылетело из головы, что доступ в Центральную лабораторию есть у всех. Дверь запищала, щелкнула. Не выдержав, через плечо Тани я протянул руку, сдвинул дверь… и уперся в закрытую герму.
– Откройте! – закричали девчонки наперебой. – Скорее!
Тишина.
– Они не откроют, – сказал я, отступая. В голове возникла новая, дикая в своей резонности мысль. – Он был прав. Самосбор – их рук дело. Нас вытравят здесь, как тараканов.
– Кто был прав? В чем? – Костя быстро-быстро заморгал и вцепился мне в ворот футболки. – Что ты несешь, идиот?!
Я смотрел поверх его головы на Серегу и видел: он понимает. Начинает понимать.
– Ты когда-нибудь видел, чтобы тварей привозили снаружи? – медленно спросил я. Он покачал головой. – Правильно. Не каждый ликвидатор с этим справится, а привлекать ликвидаторов… Им не резон. Организация, понимаешь, у них сверхсекретная.
– Через сколько начнется? – шепотом спросила Татьяна.
Как ответ ей, завизжала сирена. Холодный механический голос объявил:
«ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ! ВЕРОЯТНОСТЬ САМОСБОРА ШЕСТЬДЕСЯТ ПРОЦЕНТОВ! ВСЕМ НЕОБХОДИМО ОСТАВАТЬСЯ В ЯЧЕЙКАХ ДО ПОЛНОГО ПРЕКРАЩЕНИЯ СИГНАЛА ТРЕВОГИ! ЧЕРЕЗ ТРИ МИНУТЫ ГЕРМОДВЕРИ БУДУТ ЗАБЛОКИРОВАНЫ! ВНИМАНИЕ, ВНИМАНИЕ! ВЕРОЯТНОСТЬ САМОБОРА…»
– Какие? – простонала Стрекоза. – Какие гермодвери, где?
– У нас в комнате с внутренней стороны, – мертвым голосом невпопад сказала Юлька, – петли. Там была герма. Раньше. Ее сняли.
– Точно, эт самое, – нервно подтвердил Костян. – Научрук сказал, смысла в них больше нет, вот и убрали. А-а-а, га-ады!
В голове, наконец, сформировался какой-никакой план.
– Здесь есть еще несколько помещений с гермодверью. Быстро, быстро, за мной! – я побежал по коридору.
– Ты сбрендил?! – заорал вслед Ворон. – В клетку полезешь? Там же зараза, без плащей нас сразу накроет, можно просто остаться здесь!
Но я уже снес дверь в предбанник Зверинца. Навстречу выскочил Игорь в химзащите и с воздухометом в руках. Увидев меня, дернулся и едва не выстрелил, но вовремя среагировал и опустил оружие. Глаза лихорадочно блестели.
– Там что?..
– Самосбор! – выкрикнула Анька. – Игорь, миленький, что делать?!
«…ВЕРОЯТНОСТЬ САМОСБОРА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЯТЬ ПРОЦЕНТОВ! ВСЕМ НЕОБХОДИМО…»
Они принялись наперебой что-то кричать, а потом вдруг почему-то уставились на меня. Прямо как в том сне. Нахлынуло знакомое оцепенение и страх от этих взглядов… Почему они смотрят?..
Пальцы бионической руки нервно хватали воздух. Затылок ломило.
«… ВЕРОЯТНОСТЬ САМОСБОРА СЕМЬДЕСЯТ ПЯТЬ…»
Я очнулся.
– Быстро! УК! – протянул руку к Игорю.
Он отдал карточку и только потом спросил:
– Что ты задумал?
– Десятая, – бросил я на ходу. – Переждем в ней. Там никого.