– Юль, – попытался я воззвать к ее разуму, – спасайся сама. Я тебе правда благодарен, но…
– Залезай! – заорала она, испепеляя меня покрасневшими, но абсолютно сухими глазами. И добавила уже тише: – Быстро, если не хочешь, чтобы я тебя и на каталку затаскивала.
Этого еще не хватало.
Я взобрался на шаткую конструкцию, и едва мы свернули в следующий пролет, как стук позади сменился грохотом.
– Он вырвался! – крикнула Юлька, а я заорал:
– Смотри!
По сторонам, словно в Зверинце, одна за другой показались четыре гермодвери. Первая же из них среагировала на Юлькину карточку и открылась. Не было времени раздумывать, есть за ними кто-то или нет. Я мешком свалился с каталки и заполз внутрь. Юлька захлопнула герму, и только тогда мы попытались оглядеться. К счастью, мой глаз пока работал без перебоев, и через пару минут в темноте проступило маленькое пустое помещение, каменный куб три на три метра, безо всяких следов пребывания кого-либо. Сканера у двери не было, а значит, отсюда мы тоже не сможем выйти самостоятельно.
Значит, все впустую.
Я устало прислонился к стене, чувствуя, как кружится голова.
Из коридора раздавался затихающий рык. Наверное, не найдя здесь ничего интересного, тварь ушла в обратно в блок «Б».
Я нащупал в темноте Юлькины пальцы и сжал их.
– Все будет хорошо, – пообещала она.
Голова кружилась, привычно ломило затылок. И почему-то слипались глаза.
– Юль, – шепнул, сползая на пол, – а откуда ты знала, что здесь есть гер… гермояч…
Язык превратился в разбухший невнятный комок и не хотел шевелиться. Я кое-как уперся левой рукой в бетон, приподнялся и увидел, что Юлька сидит, привалившись к стене. Голова откинута, глаза закрыты.
– Ю-ю-у-у-у… – промычал, из последних сил дергая ее за руку. Она с тихим шумом упала на пол и осталась лежать.
«Это газ, – дошло наконец. Рука подвернулась, и я свалился рядом с девушкой. – Нас травят, как агрессоров в клет…»
Возвращаться к жизни было противно. И больно.
Я едва успел перекатиться на бок, как меня вывернуло наизнанку. Живой глаз слипся, искусственный почему-то включаться не хотел, наверное тоже села батарея.
Тоже… Как и все остальное. Да, точно.
Воспоминания о последних событиях накрыли резко, как Самосбор. Я разодрал-таки глаз, попытался сесть и со стоном рухнул обратно в кровать.
В кровать.
Значит, меня все же вытащили из того каменного мешка.
А Юльку?
Попытался позвать ее, хоть кого-нибудь, но из горла раздался лишь сип. Проклятый газ размягчил мышцы – хорошо еще, что дышать могу.
«Вот и дыши», – приказал сам себе и принялся послушно вдыхать-выдыхать, пока тошнота не отступила. Тогда снова открыл глаз.
Маленькая ячейка, похожая на больничную палату. Тумбочка у стены, стойка для капельницы в изголовье кровати. Наполовину стеклянная дверь, за которой виднеется стена, покрытая зеленой краской. Над дверью табло с цифрами «00».
Я теперь тоже подопытный? Ну хотя бы не связан…
Не связан?
Откинул одеяло, и очередной вдох застрял в груди – конечно, нахрена калеку-то связывать? Достаточно снять протезы. Я слишком паршиво себя чувствую, потому и сразу не понял, что привычной тяжести в ногах и на левом предплечье нет.
Ощупал лицо, чтобы удостоверится – это не батарея села, а глаз тоже убрали.
Попытался подумать, что делать дальше, но голова соображать отказывалась наотрез.
«Юлька! – вдруг всплыло в памяти. – Надо узнать, что они с ней сделали».
И опять отключился.
Разбудил свет. Кто-то оттягивал мне веко и просвечивал глаз яркой лампой. Я мотнул головой, и меня отпустили. Я зажмурился, потер глаз, потом снова открыл его.
– Ага! – сказал человек в белом халате. Зеркало в налобнике, стетоскоп через шею, резиновые перчатки. Типичный доктор районной поликлиники. Только взгляд под очками холодный, изучающий.
– Вы и есть, что ли, местный профессор? – Я попытался, чтобы прозвучало с сарказмом, но голос сел, и вышло лишь жалобное кваканье.
– Верно, – он кивнул, склонив голову набок. Ни тени притворной улыбки, да и зачем? Подопытным крысам не улыбаются.
Да и черт с ними. Меня сейчас больше волновало другое.
– Что вы сделали с Юлей?
Он моргнул, сунул руки в карманы. Покачался на каблуках, словно раздумывая, стоит ли крыса того, чтобы ей отвечать. В итоге почему-то решил, что стоит.
– Младший научный сотрудник Юлия Сечина свою миссию выполнила блестяще и допущена к следующей стадии разработок.
– К следующей стад… – бездумно повторил я, а потом дошло. – Чего?!
Вдаваться в детали он не стал, да это и не требовалось. Я и так все понял. Все те моменты, на которых было некогда заострять внимание в суматохе прошедшей ночи, теперь всплыли в памяти, чтобы убедить меня – профессор не врет. Слишком быстро она ориентировалась в царящем хаосе, слишком быстро принимала решения. Действовала по уставу, не иначе. И…
«А кто же еще?» – в ответ начвохру, перед тем как я убил его. Действительно, кто?
Из груди вырвалось карканье – то ли смех, то ли всхлип. Надо же, решил, что мог и правда понравиться такой девчонке. Ой дурак…
Я затрясся в беззвучном хохоте, пальцы сами собой сжимали застиранную до желтизны простыню. Голова вдруг впечаталась в подушку, щеку обожгло.
– Давайте-ка без истерик, – сурово сказал профессор.
– А то что? – Все еще посмеиваясь, я потер горящее лицо.
– А то придется вернуть вас в прежнее состояние, – невозмутимо пояснил он.
– Какое еще «прежнее»? Снова газом накачаете? Валяйте.
Я попытался сесть. Получилось.
Возликовав от маленькой победы, посмотрел ему прямо в лицо.
– Что, по-вашему, здесь происходит? – Он снова сунул руки в карманы и спокойно посмотрел на меня. – Что мы тут делаем?
– Да мне-то откуда знать? – хмыкнул я. – Инициируете Самосбор? Создаете из людей монстров? Видел я одного.
– Виктор Терехов, – кивнул он. И добавил: – Был доставлен в лабораторию после Самосбора, накрывшего блок из четырех этажей. Что вы так смотрите? Он вам что-то другое сказал?
Я неопределенно пожал плечами.
– Понимаю, – кивнул профессор. – Некоторые из них бывают очень убедительны. Но вы неправы: мы не делаем монстров из людей, мы пытаемся вернуть людям их первоначальный облик. Терехов был полностью вырван из реальности, когда попал к нам. Вы видели подобных там, в клетках. Но благодаря комплексу… мероприятий, он почти вернулся в прежнее состояние. Он был ценнейшим образцом.
– Был?..
Профессор покачал головой.
– К сожалению, у большинства мутировавших созданий присутствует одна общая черта: они категорически не желают расставаться с новым обликом. И всячески этому препятствуют.
– Был? – упрямо повторил я.
– Пришлось ликвидировать, – ответил профессор коротко. – При попытке к бегству.
Я почувствовал, как лицо исказила гримаса. Я ничего не понимал. Не хотел понимать. Кто говорил правду, кто врал? Врали, похоже, все, а я, как ребенок, всем верил. А что же этот? Наверняка, и он тоже врет.
– А я вам зачем? – прозвучало жалко, но было уже плевать. Скорее всего, он не ответит или снова соврет. Да какая разница? Пусть делают что хотят.
– Вы уникальный экземпляр, – сказал он, по-прежнему холодно меня разглядывая.
– Чем это?
– Долго объяснять. А впрочем… Пожалуй, вы имеете право знать. Вы предположили, что наш Институт каким-то образом причастен к явлению Самосбора. Разумеется, это не так – синтезировать Самосбор до сих пор не удалось никому. Но есть люди… своего рода магниты… влияющие на его появление. Вы, товарищ Янковский, один из таких.
Невысказанные слова застряли в горле. Что за бред он городит?
– Долгое время наш НИИ пытался выявить причины возникновения Самосбора. И кое-каких успехов на этом поприще нам удалось добиться. Вы удивитесь, но помогла простая статистика.
Он оживился и заходил по комнате. Должно быть, сел на любимого конька, подумал я, следя за ним взглядом.
– Оказалось, что в одних блоках Самосбор случается гораздо чаще, чем в других. В некоторых же, – он ткнул в меня пальцем, – его не бывает вовсе! Люди там даже не верят в его существование. Живут спокойно целыми поколениями, а потом неожиданно Самосбор накрывает весь сектор. Жители гибнут, но это как раз понятно – они не обладают должной реакцией. Выживают от силы один-два человека. Приезжие или гости. Понимаете? Мы сопоставили эти факты, провели длительный анализ, и оказалось, – он торжествующе уставился на меня, – что Самосбор действительно… как бы это попроще сказать… притягивается к одним людям и совершенно не замечает других. Они просто живут, пока он бушует в соседнем секторе. Вычленить конкретных индивидов, вызывающих Самосбор, очень трудно. Собственно, стопроцентный результат мы получили только сейчас. С вами, товарищ Янковский.
– Со мной?..
– Именно. Вас мы заметили еще во время вашего пребывания в госпитале. Случайно, но не суть. Проведя простейшие наблюдения, вычленили именно вас как центр притяжения Самосбора в десятках случаев. Сюда, для чистоты эксперимента, ваши соседи по блоку были командированы из «чистых» секторов, где Самосбора не было уже несколько циклов. Их противодействие вашему… гм… магнетизму было сильным, но прошло всего два месяца – и что мы видим? Самосбор возник в полностью герметизированном секторе и…
– Да что за чушь вы городите! – не выдержал я. – Я же не полный дурак, чтобы верить в подобный бред! Я вызвал Самосбор?! Серьезно? Вы что тут, все больны на голову? Или вы сектанты? Верните немедленно мои протезы! Вы знаете, откуда они у меня? Я требую, чтобы меня отпустили, иначе… Да меня будут искать! Самосбор я вызываю! Чего поумнее не могли придумать?!
Волна гнева захлестнула с головой, слова бессвязно вырывались из глотки. Я попытался сползти на пол, но профессор, достав из кармана шприц, ловко воткнул мне его в плечо, и все вокруг поплыло.
– Ничего, голубчик, – похлопал меня по щеке. – Мы исследуем вас от макушки до пяток и докопаемся до правды. Вы принесете неизмеримую пользу стране и всему Гигахрущу! Мы с вами еще прославимся…