6. Тайм-ин позволяет ребенку прочувствовать свои эмоции и принять их, а также показывает ему, что вы хотите помочь, что вы любите его и принимаете все его эмоции — даже трудные.
7. Оставайтесь внимательными, сочувствующими, не отвлекайтесь. Это успокаивает маленького ребенка.
8. Если эмоции, захлестнувшие ребенка, очень сильны, ему потребуется больше времени, чтобы прийти в себя.
9. Когда ребенок успокоится, помогите ему описать свои чувства. Вы можете сказать что-то вроде: «Мне кажется, что тебя мучает…» или «Как же тебе тяжело. Ты злишься / боишься / расстроен?»
10. Дождитесь ответа. Слушайте внимательно. Примите любой ответ (или отсутствие ответа).
11. Теперь расскажите о своих чувствах. Используйте выражения типа: «Когда ты _____, я почувствовала, как во мне поднимается _____ (назовите чувство)». Не ждите извинений, просто обычным тоном, не обвиняя, сообщите о том, что вы почувствовали.
12. Когда ребенок достаточно успокоится и придет в себя, помогите ему найти себе занятие, которое улучшило бы его настроение. Или просто займитесь тем, чем занимались бы в обычных обстоятельствах (укладывались бы спать, собирались в садик, ели и т. п.)[178].
Хотя самосострадание полезно всем детям, особенно важно научить этому навыку подростков. Одно из когнитивных преимуществ подросткового возраста — то, что у ребенка развивается способность смотреть на что-то с точки зрения другого, а это значит, что подростки лучше могут видеть себя со стороны. Это время самооценки и социальных сравнений. Подростки постоянно спрашивают себя: «А что обо мне думают другие?» или «Я такой же, как все?», пытаются утвердить свою идентичность и найти место в социальной иерархии. Испытываемое ими сильное давление — учебные нагрузки, стремление «вписаться» в коллектив ровесников, беспокойство по поводу сексуальной привлекательности — приводит к тому, что подростки часто оценивают себя не в свою пользу.
И словно этого мало, самокопание, свойственное этому возрасту, часто заставляет подростка создавать так называемую личную легенду — когнитивное заблуждение, уверенность, что его опыт уникален, что никто не в состоянии понять, через что ему приходится проходить[179]. Помните, как вы впервые влюбились? Готова поспорить: вы и представить не могли, что «предки» тоже когда-то испытывали нечто, хотя бы отдаленно напоминающее ваши необыкновенные чувства! Подросткам трудно понимать чужой опыт, потому что им и в голову не приходит, что их собственные мысли и чувства вовсе не уникальны. Они также переоценивают собственные знания и недооценивают знания других, поскольку то, что они знают, — это все, что они знают. Как говорил Марк Твен, «Когда мне было четырнадцать, мой отец был так глуп, что я с трудом переносил его; но когда мне исполнился двадцать один год, я был изумлен, насколько этот старый человек поумнел за последние семь лет». Наше исследование показывает, что подростки, находящиеся под влиянием личной легенды, испытывают меньше сострадания к себе, потому что не осознают, что их трудности и неудачи — не более чем нормальная составляющая человеческого существования[180].
Очень важно учить подростков самосостраданию. Конечно, они иногда сопротивляются самой идее, потому что это звучит для них слишком сентиментально. Сострадать не круто, ведь твоя любимая группа — либо «Кровавые убийцы», либо «Напалмовый призрак». Но если удается объяснить, что самосострадание не то же самое, что нытье, жалобы и прочие сопли с сахаром, подростки готовы воспринять концепцию. (В конце концов, лидер «Кровавых убийц», перейдя в «Напалмовый призрак», вынужден был проявить самосострадание, если согласился лечь в клинику для наркоманов, не так ли?) Хорошо бы еще поведать им о разнице между самовозвеличиванием и самосостраданием. А поскольку они каждый день сталкиваются с кошмаром под названием «школьная столовая», они все отлично поймут, потому что, с одной стороны, сами хотят быть выше среднего, с другой, терпят обиды от тех, кто считает себя выше среднего. Объяснив, что самосострадание — это способ чувствовать себя хорошо не за счет превосходства над другими, вы поможете подростку понять, почему самосострадание — это здорово.
Мы с Рупертом, конечно же, переживали, когда Роуэну поставили диагноз «аутизм», но нам помогла наша преданность идее самосострадания. Прежде всего мы помогали друг другу в самосострадании к нашим родительским ошибкам, а их было множество. Когда я раздраженно кричала на Роуэна в конце особенно трудного дня, а потом чувствовала себя ужасно виноватой, Руперт помогал мне, напоминая, что я не должна постоянно ждать от себя совершенства. Тогда мне было проще преодолеть мою растерянность и отчаяние, извиниться, успокоить Роуэна, если он все еще был расстроен, и начать все заново.
Наверное, самое главное в том, что мы Рупертом сознательно следили за тем, чтобы не погрузиться в роли заботливых родителей до такой степени, чтобы забыть о собственных нуждах. Мы поняли, что нам обоим надо время от времени отдыхать от работы родителя ребенка с аутизмом. К сожалению, наши родители живут далеко, а найти бебиситтера, который бы справлялся с истериками и проблемами Роуэна, было невозможно, поэтому мы стали бебиситтерами друг другу. Один вечер в неделю я могла делать все что пожелаю: заняться медитацией, сходить на урок танцев, выпить с друзьями, посмотреть музыкальное шоу, и один вечер в неделю то же самое мог делать Руперт. Мы старались не забывать про собственные потребности и поэтому не так уставали.
Теперь, когда Роуэн стал старше (на момент написания этой книги ему исполнилось восемь лет), я начинаю воспитывать самосострадание и в нем, и он, хоть и медленно, но усваивает уроки. Один из признаков аутизма — эхолалия, когда человек в точности повторяет сказанную ему фразу. Я использовала эхолалию Роуэна как возможность сформировать его внутренний диалог, чтобы слова, которые он произносит, успокаивая себя, были словами самосострадания. Дети-аутисты с большим трудом справляются с разочарованием и опустошенностью. Если Роуэн, например, обольется водой, это вызывает совершенно неадекватные страдания и волнение, причем они усиливаются и их очень трудно остановить.
В таких ситуациях я придумываю, как отреагировать, выразив принятие и сострадание. «Бедняжка, ты пролил воду и весь мокрый. Не страшно, это нормально, что ты расстроился. Сейчас тебе трудно, да?» Это помогает ему принять и подтвердить свои эмоции в настоящий момент. Потом я придумываю, как помочь ему эмоционально перейти в следующий момент, не повторяя то, что было сделано неправильно. «Я знаю, что ты чувствуешь себя плохо, но мы уже переоделись, и теперь все в порядке. Не нужно больше плакать, я волнуюсь из-за того, что ты так переживаешь. Ты хочешь грустить или хочешь стать счастливым?»
Иногда Роуэн говорит, что хочет грустить, в таком случае я его обнимаю и успокаиваю, пока он переживает свою грусть. «Такое случается, расстраиваться тоже нормально», — говорю я. Иногда же он говорит: «Я хочу быть счастливым». В таком случае я стараюсь помочь ему найти что-то, что его бы порадовало: «Можешь сказать, от чего тебе может стать хорошо прямо сейчас? Что-нибудь приятное, вроде того, что ты рад, что мы вместе, или что у тебя есть два чудесных леопардовых геккона, которых зовут Гэри I и Гэри II?»
И хотя ему все еще трудно преодолевать расстройство, сострадание все-таки помогает ему быстрее справиться с печалью. Он начал разговаривать подобным образом с самим собой. На днях он расстроился из-за того, что в DVD-проигрывателе застрял диск, и я услышала, как он говорит: «Все в порядке. Вещи иногда ломаются».
Я поняла, что он начал понимать идею, когда мы с ним пошли в зоопарк. В это утро у меня было несколько раздражающих моментов (пробки на дорогах, забитая автостоянка и так далее), и настроение было паршивое. После рычания у клеток с африканскими животными (рычала я, а не звери) Роуэн повернулся и сказал: «Все в порядке, мамочка. Ты хочешь грустить или хочешь быть счастливой?» А я-то думала, что это я мудрая, зрелая и взрослая! Он застал меня врасплох, и он был прав! Это был прекрасный день, когда мой любимый сын успокоил меня и помог мне. Идея самосострадания и всего, что к нему прилагается, совершила полный круг.
Глава одиннадцатая. Любовь и близость
Любовь питается воображением и поэтому делает нас мудрее, чем мы сами подозреваем, лучше, чем нам самим кажется, благороднее, чем мы есть на самом деле. Она помогает нам постигнуть жизнь во всей ее полноте; она, и только она, позволяет нам понять других людей и их отношения как в житейской, так и в духовной сферах.
Самосострадание не только помогает нам стать лучше как родителям, но также делает богаче нашу любовную и сексуальную жизнь. Когда мы избавляемся от эгоистических стремлений, покончив с одержимостью давать себе исключительно положительные оценки, наша любовь и желание только возрастают. Если мы принимаем жизнь такой, какая она есть, и позволяем жизненным силам свободно струиться сквозь нас, наша страсть может достичь новых, чудесных высот.
Завести романтические отношения, которые отвечали бы нашим самым глубинным потребностям, непросто, потому что мы верим, что наши взаимоотношения непременно должны отвечать нашим самым глубинным потребностям, — такой вот парадокс. А причина, по которой влюбляться взаимно так божественно, отчасти заключается в том, что, как только мы становимся любимыми, тут нас и начинают по-настоящему ценить, принимать и понимать. Партнер любит нас со всеми нашими недостатками, из чего мы делаем вывод, что, наверное, наши недостатки не так уж и ужасны. И это, конечно, так. Это великий подарок — видеть себя глазами влюбленного. Однако если мы чувствуем себя хорошо, полагаясь исключительно на доброе мнение нашего партнера, спустя какое-то время нас ждет довольно неприятное отрезвление. Со временем звездная пыль улетучивается даже из самых нежных отношений, и наши партнеры вдруг замечают в нас нечто, что им не очень-то по вкусу, — мало того, они не собираются утаивать от нас свои открытия. В день нашей свадьбы отец Руперта сказал: «Не волнуйтесь, трудно только первые сорок лет брака, а дальше все идет как по маслу». Может, он и преувеличил немного ради комического эффекта, но все равно никто не станет отрицать, что отношения — это всегда непросто.