доверять себе. В тяжелые времена вы найдете внутренние силы, потому что знаете: поддерживая себя самосостраданием, вы сможете пройти почти через все испытания.
Мы также обнаружили, что обладающие самосостраданием более любопытны и любознательны. Любопытство — мотор для роста, развития, оно подталкивает нас исследовать, открывать, рисковать, даже когда мы испытываем тревогу и дискомфорт. Самосострадание придает нам ощущение надежности, уверенность, необходимую для того, чтобы пускаться в неведомое. Оно позволяет нам сохранять интерес, даже когда мы не знаем, что может случиться за очередным поворотом.
Те, кто знает, что такое самосострадание, также бывают более удовлетворены своей жизнью, чем те, у кого оно отсутствует, и мы наблюдали доказательства тому у представителей как восточной, так и западной культуры[202]. Удовлетворенность жизнью — это общее ощущение довольства тем, как складывается жизнь, ощущение ее смысла и ценности. Когда вы прикладываете бальзам самосострадания к чему-то, что вызывает боль, — к тому, что не получилось, разочаровало, — вы можете сделать свои печали частью понимания того, что значит жить как человек, понимания глубокого, богатого и приносящего удовлетворение.
Мы знаем, что самосострадание создает позитивные ощущения, которые способствуют здоровью и благополучию. Однако еще замечательнее то, что эти позитивные эмоции не требуют, чтобы вы притворялись, будто реальность не такая, какая она есть. Напротив, самосострадание позволяет расширить взгляд, чтобы вы могли полностью принять и оценить все аспекты жизни — как плохие, так и хорошие.
По-настоящему удовлетворяющая, полная жизнь очень разная, в ней переплетается все, это сложная полифония. Только представьте, что по радио и по телевидению звучат исключительно ваши любимые песни, ваш тoп-10, и так было и будет всегда. Да уже через неделю вы на стену полезете от скуки! Чтобы сохранять интерес к жизни, нам нужны ее контрасты и ее разнообразие. Вечно улыбающаяся Дорис Дэй[203] — это голливудский идеал. Персонаж, пребывающий в подобном настроении круглые сутки, — одномерная картонная фигура, неудачная копия реального человека. Говорят, она отказалась от роли миссис Робинсон в фильме «Выпускник»[204], потому что этот образ не совпадал с ее привычными экранными работами: Дорис Дэй была такой положительной! А теперь представьте, насколько интереснее была бы ее экранная — и заэкранная — биография, если бы актриса ухватилась за эту роль?
Поскольку больше всего на свете мы жаждем счастья, достижение этого состояния требует проживания всех наших эмоций — как высоких, так и низких, прорывов вперед и откатов назад. Такие эмоции, как печаль, стыд, гнев, страх, — столь же обязательные персонажи жизненной драмы, как и радость, гордость, любовь и смелость. Карл Юнг писал: «Даже счастливая жизнь не обходится без темных моментов, и слово “счастье” потеряло бы смысл, если бы не уравновешивалось печалью». Ключевое понятие здесь — баланс. Мы не хотим, чтобы отрицательные чувства окрашивали всё наше существование, но и не стремимся полностью их исключать. Да если бы еще это было возможно!
Когда мы с сочувствием относимся к собственным страданиям, радость доброты, общности, осознанности быстро перемешивается с болезненными чувствами. Получившийся вкус может быть удивительно хорош — вроде вкуса темного шоколада. Без боли радость жизни будет слишком уж сладкой, в ней не будет ни глубины, ни сложности. С другой стороны, боль без удовольствия тоже будет слишком уж горькой, как шоколад без грамма сахара. Но когда боль и удовольствие скомбинированы, когда вы принимаете и то и другое с открытым сердцем, вы обретаете полноту, цельность чувств. Так что, когда в следующий раз наступят трудные времена, вспомните о темном шоколаде. Это может вдохновить вас на то, чтобы обернуть горькую боль сладким сочувствием.
Конечно, тогда я уже знала о том, какую радость может приносить самосострадание. Мы ведь с Рупертом договорились, что будем держать сердца и умы открытыми ради того, чтобы совершить нечто безумное — последовать за невероятной мечтой и сделать все, чтобы она сбылась.
Причин аутизма не знает никто, это загадка. Мы также не знаем, почему аутизм стал таким распространенным. Но для родителей, находящихся на линии фронта, главный вопрос не «Почему?», а «Что с этим делать?». Информация о способах лечения аутизма противоречива, любое лечение очень дорого. Когда нашему сыну Роуэну поставили этот диагноз, у нас не было иного выбора, кроме как признать это и делать все, что мы можем, наилучшим образом. И поскольку ответов на наши вопросы было крайне мало, мы решили, что будем помогать Роуэну всем, чем сможем: главное — не нанести вреда. Но я не имела почти никакого понятия о том путешествии, которое нам предстоит.
Аутизм выматывает. Как я уже упоминала, Роуэн часто кричал — его нервная система была все время перевозбуждена. Но на природе он немного успокаивался. Когда у Роуэна случалась очередная истерика, Руперт уводил его в лес за домом. Однажды, когда Роуэну было три года, он вырвался и помчался к соседскому пастбищу, где паслись лошади. Руперт и охнуть не успел, как Роуэн пролез сквозь забор и очутился среди лошадей.
Он лежал на спинке, а вокруг него гарцевали пять лошадей с их копытами.
И вдруг произошло нечто невероятное. Босс этой лошадиной компании — старая злобная кобыла по имени Бетси — отпихнула других лошадей в сторону и склонила голову перед нашим сыном. Это был жест смирения. Между ними промелькнуло что-то неуловимое, что-то очень нежное. Руперт — старый лошадник — поначалу испугался, но, увидев реакцию Бетси, сразу же решил покатать на ней Роуэна. Я страшно нервничала, умоляла его быть осторожным, но в тот миг, когда Руперт усадил Роуэна в седло и сам вскарабкался сзади, Роуэн заговорил! Он впервые заговорил, и это была вполне осмысленная речь!
В тот год произошло еще нечто невероятное. Руперт не только пишет о путешествиях — он еще и активист организации по защите прав человека. И он привез в ООН группу бушменов из Южной Африки, которые выступали против того, что их выгоняли из их родовых охотничьих угодий. У бушменов существует древняя традиция целительства с помощью транса. Мы провели несколько дней с их целителями, разместившимися в пригороде Лос-Анджелеса, и они предложили нам «поработать» с Роуэном. Почти сразу же Роуэн начал общаться с ними, показывать им свои игрушки — то, что он обычно не делал. Эти несколько дней были потрясающими, как будто у нас был «нормальный» ребенок. Мы были просто счастливы. К сожалению, как только бушмены уехали, у него снова стали проявляться негативные симптомы. Но этот внезапный, необъяснимый скачок вперед в сочетании с реакцией Роуэна на Бетси зародил у Руперта идею.
Однажды вечером он вернулся с верховой прогулки с Роуэном и сказал — между делом, как что-то совершенно обычное, — что он подумал: хорошо бы отвезти Роуэна в то единственное место на земле, где есть и лошади, и целители. В Монголию. Там впервые одомашнили лошадей, и из этих краев происходит слово «шаман» («тот, кто знает»). «Это же элементарно!» — сказал он. Я отказалась. Наотрез.
«Позвольте мне сказать все как есть, — начала я. — Ты хочешь, чтобы мы провезли нашего аутичного сына через всю Монголию верхом на лошади? Но это же абсурд! Это последнее, что нам стоит сделать. И так каждый наш день складывается непросто, а уж подобное безумное предприятие!.. Не могу поверить, что ты это предлагаешь всерьез. К тому же я терпеть не могу лошадей!»
Может, «терпеть не могу» — слишком сильно сказано, но я явно не из тех девочек, которые клянчили у родителей пони. Всадник в нашей семье — Руперт. Я выросла в Лос-Анджелесе под готический рок, и подростком если чего и жаждала, так это быть «крутой». Руперт учил меня ездить верхом — вроде как. Но у меня никогда не возникало желания подчинить себе лошадь. И лошади об этом прекрасно знают: они взбрыкивали и выбрасывали меня из седла очень много раз.
Но Руперт был твердо уверен, что нам надо отвезти Роуэна в Монголию. Он прямо нутром это чувствовал. Я же нутром чувствовала ужас. Мы поссорились, и поссорились крепко. Потом — что совершенно нехарактерно для нас, потому что мы оба ужасно упрямые, — оставили разговоры на эту тему (видимо, в надежде, что кто-то из нас двоих тихонечко уступит). Прошло два года. Роуэн и Руперт почти ежедневно ездили верхом, и результаты этой домашней иппотерапии были налицо, потому что Роуэн быстро учился говорить. Но к пяти годам у него все еще были проблемы с туалетом. Мы отказались от памперсов в надежде, что Роуэну будет неприятно и это заставит его пользоваться унитазом. Увы, не сработало. К тому же у Роуэна еще случались необъяснимые истерические припадки, и успокоить его было почти невозможно. Он сторонился ровесников и не мог завести друзей.
Руперт по электронной почте списался с одним из монгольских туроператоров и, несмотря на мои опасения, понемногу начал готовить поездку. Наш молодой друг Майкл захотел поехать с нами, чтобы снять об этом путешествии документальный фильм. Он сказал, что поедет за свой счет, потому что это отличный сюжет, прекрасная возможность для кинематографиста. Я продолжала сопротивляться.
Но за все эти годы я уже убедилась: когда Руперт что-то чувствует нутром, он, как правило, бывает прав. В конце концов, он нутром почувствовал, что я создана для него, и сделал мне предложение буквально в день нашего знакомства! Так что я опять стала то так, то эдак обдумывать эту историю с Монголией, и моя реакция удивила меня саму. Я вдруг поняла, что не хочу пропустить это приключение. Что жизнь предлагает мне шанс изменить ее, превратить наше сожаление из-за аутизма Роуэна в поиски исцеления. Что мне предложен выбор между любовью и страхом. Так что я сделала глубокий вдох и сказала «Да». Правда, заявила, что выиграю в любой ситуации: если из путешествия ничего не получится, я до конца жизни смогу талдычить Руперту «Я же тебе говорила!», а если оно пройдет успешно — что ж, тем лучше.