Слева — стройные ряды бараков, а справа — не менее стройные ряды сараев, которые теперь, по моде времени, называют подсобными помещениями.
Тут же, справа, были и дощатые туалеты с буквами М и Ж, а также помойные ямы, без которых, увы, наша жизнь невозможна, и это лучше всех понимал Бээн, предусмотревший огромные помойные ямы возле каждого барака.
Помойные ямы по велению Бээна закрыли дощатыми коробами, для изящества покрашенными в белый цвет, который, к сожалению, моментально себя утратил.
В глубине души Бээн, возможно, был еще и художником.
Во всяком случае, когда Гей заводил разговор о чем-то таком, Бээн всегда говорил одно и то же:
— Искусство Запада — это искусство разложения. Признаю только соцреализм!
Из современных, кстати, художников ему больше всего нравились двое — Глазунов и Шилов.
Тут Гей пасовал.
Ни на одну из выставок этих известных мастеров он так и не попал.
Да и как было попасть на них рядовому социологу?
Но Гей опять отвлекся.
Ведь он вспоминал о том, как Бээн дал отцу Гея жилье на Новой Гавани.
В одном из бараков для вербованных отец Гея и получил комнатку. Хотя вербованным отец не был.
Он был хуже вербованного — ему и палатка не причиталась.
После прииска, когда у него поджили раны, отец с Фаиной и Геем приехал в Лунинск и сразу направился в контору строительства Комбината.
Гей помнит этот момент, ему велели сидеть на узле, в котором уместился семейный скарб, а отец и Фаина подошли к большому и толстому начальнику, подъехавшему на машине прямо к крыльцу конторы.
Тогда Гей, конечно, не знал, что это и есть Бээн.
Впрочем, тогда Бээн и сам не знал, что он будет Бээном.
Стройка только-только начиналась, на месте будущего Комбината был пустырь да палаточный городок.
Бээн тогда начинал с нуля.
И Гею позднее хотелось при случае сказать Бээну — когда Гей стал уже научным работником и встречался с Бээном как бы запросто, — что судьба свела их в тот момент, когда, по сути дела, оба находились на нулевом цикле.
Но Гей так и не сказал этого.
Скорее всего, Бээн не понял бы его и ответил бы, что лично он еще никогда не находился на нулевом цикле.
В этой жизни, сказал бы он, его цикл всегда был выше нулевого.
Однако отца Гея он понял сразу.
Может, потому, что отец обратился к нему по-военному.
Командир, сказал отец, приложив руку к козырьку вылинявшей фуражки, на которой, впрочем, еще оставалась звездочка, помоги выйти из окружения.
Бээн как будто оторопел сначала.
Потом оглядел отца.
Перед Бээном стоял — но не навытяжку, хотя, конечно, и не вальяжно, — его ровесник в офицерской, без погон, тоже полинявшей, но чистенькой, аккуратно заштопанной в иных местах форме. Выбрит. Подтянут. И такой болезненно худой, что Бээн, массивный, здоровый, не мог, наверно, не поразиться тому, как этот бывший офицер еще держится на ногах.
Бээн задержал взгляд на орденских планках.
И Гей, боясь Бээна, пожалел, что отец не надел свои ордена и медали.
Но Бээн сказал совсем незлым голосом:
— Где воевал?
— Волоколамское направление, Сталинград, Кенигсберг.
— После ранения попадал в другие части? — догадался Бээн.
— Так точно.
— Тебе повезло, земляк…
Гей всю жизнь хотел понять, какой смысл вложил Бээн в эти два слова: «Тебе повезло».
Но так и не спросил об этом Бээна — уже когда стал творческим работником и встречался с ним частенько.
— Я не могу тебя порадовать, земляк… — только тут Бээн посмотрел на Фаину, а потом и на Гея, как бы проверяя личный состав вверенного отцу подразделения, именно так это называется. — Тебе еще долго предстоит выходить из окружения.
Бээн так и сказал.
Гей запомнил на всю жизнь и эти слова.
Что имел в виду Бээн?
И об этом Гей так и не спросил его.
— Дай фронтовику жилье и работу, какую он осилит, — сказал затем Бээн какому-то вертлявому человечку, который маячил у него за спиной, держа в руках толстый портфель.
И Бээн, приложив руку к своему картузу, грузно полез в машину.
Алина вернулась, держа в руках магнитофон.
— Кстати, — спросила она Гея, — а вы со своей женой венчались?
— У нас это не принято.
— Да, я знаю. Но некоторые пары все же венчаются…
— Церковь отделена от государства.
— Я знаю, знаю! Но…
— Семейные узы освящает горзагс.
— Я знаю! Но… ведь никакой клятвы…
— Естественно! — сказал он в раздражении. — Естественно!
Взяв Гея за руку, она подвела его ближе к алтарю, к органу.
И нажала клавишу магнитофона.
Ave Maria Моцарта!..
Словно во всем мире была благодать.
В то время, когда Гей уезжал на учебу в Москву, прожив на Новой Гавани, в бараке, около десяти лет, в нашем отечестве еще не было межконтинентальных стратегических бомбардировщиков.
Зато их уже создали в Америке.
Разумеется, во множественном числе.
И журнал «Тайм» сообщил всему миру, сколько стоит эта новинка.
И вот Гей однажды сравнил самые элементарные цифры, и у него получился замечательный результат двойственного значения, который он тут же назвал эффектом великой глупости.
С одной стороны, вместо бомбардировщиков — то есть на деньги, которые пошли на создание всего лишь единственного экземпляра этой чудовищной птицы, — вполне можно было построить столько добротных домов со всеми удобствами, что в них разместилось бы все население Новой Гавани.
С другой стороны, один бомбовый удар такого американского бомбардировщика, даже если бомбы будут не ядерные, сотрет с лица земли все до последнего строения Новой Гавани.
Замечательный способ современного градостроительства, решения жилищных и прочих социальных проблем.
| ИНИЦИАТИВЫ В СОЗДАНИИ НОВЫХ СИСТЕМ ОРУЖИЯ | США | СССР |
|---|---|---|
| Межконтинентальные стратегические бомбардировщики | Середина 50-х годов | Конец 50-х годов |
Гей проследил за взглядом Алины и сказал, что Мария-Тереза, несмотря на свою молодость и красоту, была выдающейся личностью.
При этой королеве, дипломатично заметил Гей, была предпринята попытка покончить с зависимостью Словакии от сильных европейских соседей.
— Словаки любили Марию-Терезу? — спросила Алина.
— Наверное. Однако я не сказал вам, что Мария-Тереза была несчастлива в личной жизни. Ее любили многие, но…
— И она тоже любила многих? — в голосе Алины, пожалуй, была насмешливость.
— Я не об этом хочу сказать… — Гей замялся. — Впрочем, лучше, чем Сысенко, кандидат философских наук, и не скажешь… Вы читаете, конечно, «Литературку». У нас, в ФРГ, ее читают. И не только коммунисты. Семнадцатого августа тысяча девятьсот восемьдесят третьего года на пятнадцатой странице была опубликована статья этого самого Сысенко. ОТЧЕГО РАСПАДАЮТСЯ БРАКИ? Так вот товарищ Сысенко совершенно справедливо замечает, что — цитирую по памяти — «современные женщины приобретают мужские черты и шаблоны поведения: властность, настойчивость, упорство, резкость, прямоту. Увы, часто это самым отрицательным образом влияет на брак. Женщины, привыкшие командовать на производстве, переносят те же приемы и методы на собственную семью».
Алина со вздохом откинулась на спинку сиденья.
— А вы, оказывается, зануда, — сказала она Гею. — Я всегда говорила мужу: НЕ ЗАНИМАЙСЯ ТЫ ЭТОЙ ТЕМОЙ! Советовала оставить ее современным философам, которые, может быть, разберутся в ней лучше, чем в своих философских проблемах…
Гей пожал плечами, глядя перед собой на дорогу, освещенную фарами.
И какое-то время они молчали.
Потом Алина сказала:
— Вот мой Гей и занялся теперь темой Ленина.
Гей усмехнулся:
— Позвольте заметить, но и я как социолог прошел точно такой же путь…
И он включил транзистор.
Ave Maria Моцарта!..
После того как умолкла музыка, Гей и Алина, взявшись за руки, тихо, почти шепотом произнесли в два голоса слова торжественной клятвы.
…БЫТЬ ДРУГ С ДРУГОМ И В ЗДРАВИИ, И В ХВОРОБЕ, И В БЛАГОДЕНСТВИИ, И В НЕСЧАСТЬЕ.
И только тут, произнеся последние слова клятвы, Гей обратил внимание на то, что один из подсвечников напоминает гильзу от снаряда.
Золотистая такая, изящная гильза…
Гей замер, не спуская с нее взгляда.
…В день рождения он получил неожиданный подарок, ни с чем не сравнимый.
Казалось бы, ну что тебе может подарить сын, если он служит в армии?
Ничего не может, естественно.
Все — казенное.
А трех рублей — солдатской зарплаты — ему и самому не хватало даже на курево. Правда, сейчас давать стали по семь рублей.
Как Гошка умудрялся делать подарки всей семье?
Юрику он приносил за КПП разные желтенькие эмблемы с погон. Тут и пушки, и танки, и ружья…
Юрик, пожалуй, мог подумать, что у старшего брата за высокой оградой был свой собственный ДЕТСКИЙ МИР.
Алине, маме, Гошка приносил за КПП какой-нибудь цветочек, летом — живой, одуванчик хотя бы, а зимой — сухой, предусмотрительно сохраненный с лета в записной книжке.
Мама, следовательно, могла подумать, что у старшего сына за бетонной оградой нечто вроде ЦВЕТОЧНОГО МАГАЗИНА.
А Гею, папе, Гошка принес за КПП сначала гвардейский значок — в память об отце Гея, который вернулся с войны гвардейцем, хотя у этого гвардейца здоровья совсем не осталось и он скончался. Потом Гошка принес автоматный патрон с мини-пулькой, хитроумное такое изобретение, изящное средство поражения человека человеком: пулька очень маленькая, просто игрушечная, маленькая и миленькая, с виду как бы даже безобидная, но какая коварная!.. Она зигзагами по толу идет, меняя свой маршрут всякий раз, как только встречает на своем пути кость или даже косточку, до чего же чуткая такая пулька, прошивает вдоль и поперек лишь мякоть и разные там внутренности, решето из них делает, чтобы никакой хирург не смог залатать бедолагу!