Как-то Институтом юстиции Вера в Нью-Йорке проводились исследования с целью выяснить, почему так мало людей, арестованных за совершение преступления, когда-либо попадали под суд. Неудивительно, что многие аресты за незначительные преступления – правонарушения – не заканчиваются осуждением. В одном исследовании судов низшей инстанции в Нью-Хейвене, штат Коннектикут, из 1600 случаев за несколько месяцев ни одно правонарушение не дошло до суда.22 Преступления подразумевались как очень серьёзные, наказываемые лишением свободы более чем на год. Тем не менее, из более 100000 арестов в Нью-Йорке в период исследования Института Вера, только в 15% случаев дело дошло до осуждения за уголовное преступление, и только в 5% из них был присуждён срок более года тюрьмы.23
Для нас самым интересным в этих исследованиях будет то, что во многих преступлениях были замешаны люди, между которыми имелись предшествующие отношения. Некоторые статистические данные удивляют и даже поражают:
Убийство: 50%
Изнасилование: 83%
Преступное нападение: 69%
Разбой: 36%
Кража со взломом: 39%
Хищение в крупных размерах (кроме автомобилей): 55%24
Это ключевая предпосылка подумать о преступлении как о самозащите.
Преступление как самозащита
Когда преступник и жертва знакомы друг с другом, то обычно преступник полагает, что он находится в конфликте с жертвой. По словам Блэка, «преступление часто является выражением конфликта. Это значит, что многие преступления относятся к тому же разряду, что и сплетни, насмешки, месть, наказания, и закон как таковой».25 Эти преступления не мотивированы жадностью или антиобщественными психологическими импульсами. Эти преступления возникают из социальных отношений: «конфликты – это общественные процессы, включённые в общественные отношения».26 Как говорит Дональд Блэк, «многие преступления являются моралистическими и несут в себе стремление к справедливости».27 Иными словами, многие преступления имеют сходство с законом. И я думаю, это означает, что многие преступления следует понимать как межличностные конфликты, а не просто абстрактные преступления против закона (или преступления против абстрактного закона). Грубым преуменьшением одного выдающегося социолога является утверждение, что преступление «иногда» является формой конфликта.28
Конечно, некоторые преступления не связаны с конфликтами. Киллер не конфликтует со своей жертвой. Грабители банка не конфликтуют с банком. Фальшивомонетчики не конфликтуют с министерством финансов. Преступления на почве ненависти, похоти или алчности – или идеологии – это не конфликты.29 Вероятно, это объясняет, почему система уголовного правосудия имеет некоторый успех в решении некоторых из этих преступлений, хотя даже при этом работа системы совсем не впечатляет. Но это также объясняет, почему система малоэффективна в деле с преступлениями, которые являются конфликтами между знакомыми людьми. Именно поэтому в этих случаях, хотя подозреваемые легко определяются, часто не бывает арестов, не предъявляется никаких обвинений. Так при исследовании взаимоотношений между жителями низкодоходного многоквартирного дома в Бостоне обнаружилось, что «несмотря на частые обращения в суд в связи с межличностными конфликтами, формальная правовая система не в состоянии решить большинство споров и обеспечить обоюдное согласие сторон».30
Существуют веские причины, почему потерпевший может не вызывать полицию, а предпочесть самозащиту. Он может не любить полицию. Он сам может не понравиться полиции. Он может быть человеком, полагающимся на собственные силы. То, на что он пожалуется, вообще может не оказаться преступлением, как в случае спора А и Б. Или он может быть кем-то, кого полиция не воспримет всерьёз. Бывают две основные ситуации, когда это может оказаться правдой.
Во-первых, это знакомство людей до преступления. Государственные чиновники обычно рассматривают это как частное дело, если оно не доходит до серьёзных последствий, например, до убийства. Полицейские знают, что такие случаи заканчиваются ничем. Они часто сопровождаются отказом жертвы от сотрудничества. Не редкость, что стороны примиряются. Полиция и прокуратура рассматривают некоторые аресты, как способ разрешения проблемы, а не как начало судебного процесса.31 По иронии судьбы, эти представители закона рассматривают такие случаи точно так же как Дональд Блэк: социологически, а не юридически. Если произведён арест, или же дело зашло чуть дальше, до выдвижения обвинения, то этого уже достаточно, чтобы удовлетворить жертву,32 но она вряд ли удовлетворится этим, если преступник ей незнаком. Если обвиняемый в конечном счёте признан виновным, жертва будет относиться к нему более снисходительно, чем когда обвиняемый для неё чужой.
Второе обстоятельство связано с социальным статусом вовлечённых людей. Если преступник и жертва – лица низкого статуса, Дональд Блэк отмечает, что полиция реже арестовывает, прокуроры реже преследуют в судебном порядке и судьи реже сурово наказывают.33 Негласное понятие: «Ну, вы же понимаете, что это за люди». Полиция, прокуроры и судьи являются людьми высокого статуса, либо идентифицируют себя с таковыми. Их волнуют только они сами.
И если вдобавок к низкому статусу участники конфликта ещё и знакомы друг с другом, то вероятность дождаться реакции правовой системы близка к нулю. При умножении дробей целое число становится меньше. И это сочетание является очень распространённым в контексте уличной преступности. Человек, с обиды вершащий закон самостоятельно, не обязательно действует иррационально. При всех недостатках это может быть лучше, чем ничего.
Социальный контроль снизу
Одна из причин, почему для некоторых людей преступление является лучшим, чем закон, ответом на нанесённую им обиду, такова, что закон для одних типов людей гораздо более доступен, чем для других. Самозащита чаще применяется там, где закон менее доступен.34 Разные люди низшего класса имеют меньше правовой защиты: «Для полиции и других органов власти проблемы этих людей кажутся менее серьёзными, их травмы менее серьёзными, их честь менее важной».35 Высокостатусные люди чаще прибегают к закону, чем люди низкого статуса, и особенно часто первые используют его против вторых. Организации используют закон чаще отдельных граждан – и особенно часто первые используют его против вторых, и обычно успешно.36 Организации и высокостатусные лица пользуются законом успешнее кого-либо другого. Высокостатусные организации, как государство, извлекают лучшие результаты из закона,37 что не слишком удивительно – ведь государство это и есть высокий статус и организация, государство создаёт закон и институции, соблюдающие его.
Существуют различные методы, посредством которых социальные подчинённые пытаются влиять на своё социальное начальство и контролировать его. Некоторые из этих методов подразумевают совершение преступлений. Восстания и бунты являются известными примерами этого, которые я не буду сейчас обсуждать. Есть два метода, более конкретные, которые могут включать в себя преступное возмездие.
Наиболее важным методом является тайная месть. Это часто связано с кражей или уничтожением имущества начальника.38 Цель может быть карательной и ответной, или состоять в получении компенсации, или всё вместе. Это весьма распространено на рабочем месте. Возьмём кражу – это была моя маленькая шутка. В случаях хищения, например, мотивация не всегда состоит в жадности: это может быть обида на босса или компанию.39 Работники также экспроприируют экспроприаторов и другими способами: медленным выполнением работы, прогулами, пользованием в личных целях компьютерами и телефонными линиями компании, умыканием подручных средств и т. д. За исключением фактической кражи имущества компании эти методы иногда могут быть незаконными, но, как правило, они не преступны. В худшем случае, вас могут просто уволить, но не арестовать. Но эти опробованные временем формы классовой борьбы являются самозащитой – прямым действием – и они отличаются от криминальной самозащиты только тем, что не подлежат уголовной ответственности.
У меня был работодатель в апелляционном суде Мичигана, угнетавший и оскорблявший меня. Остальные юристы терпели то же самое. Поэтому я сделал большое количество дорогостоящих звонков в Швецию, где тогда жил мой лучший друг. Подозрение пало на меня – когда происходит что-то диссидентское, всегда подозревают меня. Но даже судьи апелляционного суда, самые что ни на есть специалисты в области уголовного права, не придумали, в чём меня можно обвинить. Клерк одного из судей сказал мне, что видел на столе у начальника заявление о выдаче ордера на мой арест. Но одна графа осталась незаполненной: графа для описания преступления.
Другой метод – это отказ от сотрудничества. Тактика вроде замедления или невыхода на работу обычно не является преступлением. Также и отказ вносить арендную плату. Злостное уклонение от уплаты налогов, однако, есть преступление. Отказ идти в армию, в случае военного призыва, являлся серьёзным преступлением. Отказ от регистрации для призыва, д