[4], и, с другой стороны, представление о загробной, потусторонней жизни выражено в ней крайне неясно. Конечно, и в том и в другом отношении толкования раввинов мало-помалу заполнили пробелы священной книги, но абсолютного авторитета они все-таки не могут иметь. Поэтому благотворное влияние религии нельзя приписывать специальной природе религиозных идей; если она сохраняет человека от самоуничтожения, то это происходит не потому, что она внушает путем аргументов sui generis уважение к человеческой личности, но в силу того, что она является обществом; сущность этого общества состоит в известных общих верованиях и обычаях, признаваемых всеми верующими, освященных традицией и потому обязательных. Чем больше существует таких коллективных состояний сознания, чем они сильнее, тем крепче связана религиозная община, тем больше в ней содержится предохраняющих начал. Детали догматов и обрядов в данном случае имеют второстепенное значение. Суть в том, чтобы они по природе своей были способны с достаточною интенсивностью питать коллективную жизнь; и именно потому, что протестантская церковь не так тесно спаяна, как все остальные, она и не оказывает на самоубийство такого же умеряющего влияния.
Глава IIIЭгоистическое самоубийство(продолжение)
Но если религия предохраняет от самоубийства лишь постольку, поскольку она создает общество, то вполне вероятно, что и другие общественные союзы вызывают те же результаты. Рассмотрим с этой точки зрения политическое общество и семью.
Если принимать во внимание только абсолютные цифры, то получается впечатление, что холостые люди кончают с собою реже, чем женатые. Так, например, во Франции в период 1873–1875 гг. насчитывалось 16 264 самоубийства среди женатых, тогда как холостяки дали только 11 709 случаев. Первое число относится ко второму как 100 к 132. Так как та же пропорция наблюдается и в другие периоды, и в других странах, то некоторые исследователи раньше утверждали, что брак и семейная жизнь увеличивают наклонность к самоубийству. Если, следуя общепринятому мнению, видеть в самоубийстве акт отчаяния, вызванный тяжелыми условиями существования, то вышеприведенное мнение имеет все основания. Действительно, холостому человеку жизнь дается легче, чем женатому. Разве брак не несет с собою всякого рода забот и обязанностей? Разве для того, чтобы обеспечить настоящее и будущее семьи, не приходится налагать на себя больше бремени и лишений, чем это выпадает на долю одинокого человека? Несмотря на кажущуюся очевидность, это априорное рассуждение совершенно неправильно, и факты только потому дают ему некоторую опору, что плохо анализируются. Бертильон-отец первый установил это, и мы дальше приведем его остроумные вычисления. Для того чтобы вполне правильно разобраться в вышеприведенных цифрах, надо принять во внимание, что очень большой процент холостых людей имеет менее 16 лет от роду, тогда как женатые в среднем старше. До 16 лет наклонность к самоубийству развита очень слабо в силу раннего возраста. Во Франции за этот период жизни человека наблюдается только 1 или 2 случая на 1 000 000 жителей, в следующий за ним период число самоубийств уже в 20 раз больше. Присутствие среди холостяков большого числа детей моложе 16 лет значительно понижает среднюю степень наклонности к самоубийству среди них. Таким образом, меньшее число случаев самоубийства, даваемое холостыми, зависит не от безбрачия, а от того, что большинство из них не вышло еще из детского возраста. Поэтому если при сравнении этих двух групп населения мы хотим выделить то влияние, какое оказывают семейные условия, и только они одни, то мы должны отбросить этот вносящий пертурбацию несовершеннолетний элемент и противопоставить людям, состоящим в браке, только неженатых и незамужних свыше 16-летнего возраста, исключая более молодое поколение. Откинув это последнее, мы находим, что за период 1863–1868 гг. на 1 млн холостых старше 16-летнего возраста приходится в среднем 173 случая самоубийства, а на 1 млн женатых – 154,6. Первое число относится ко второму, как 112 к 100. Мы видим, таким образом, что безбрачие увеличивает количество самоубийств.
На самом деле превышение случаев самоубийства среди холостых еще больше, чем указывают предыдущие цифры. При вычислении их мы сделали допущение, что все холостые люди свыше 16 лет и все люди, вступившие в брак, имеют один и тот же средний возраст. Между тем во Франции большинство холостяков (58 %) приходится на возраст между 25–30 годами, большинство незамужних женщин (57 %) моложе 25 лет. Средний возраст первых – 26,8, вторых – 23,4. Напротив, средний возраст находящихся в браке падает между 40–45 годами. С другой стороны, число самоубийств для обоих полов вместе в зависимости от возраста прогрессирует следующим образом:
Эти цифры относятся к 1848–1857 гг. Если бы процент самоубийств зависел только от возраста, то среди людей холостых он не мог бы быть выше 97,9, а среди людей женатых находился бы между 114,5–164,4, т. е. приблизительно около 140. Число самоубийств женатых должно было бы относиться к числу холостых, как 100 к 69. Второе составляло бы только 2/3 первого, тогда как мы знаем, что превосходство именно на стороне вторых. Таким образом, семейная жизнь делает интересующее нас отношение обратным. Если бы семейные связи не оказывали никакого влияния, то женатые и замужние должны были бы в силу своего возраста чаще кончать с собой, чем холостые, а в действительности происходит как раз наоборот. Принимая это во внимание, можно сказать, что брак почти наполовину уменьшает наклонность к самоубийству; говоря более точно, пребывание в безбрачии влечет за собою увеличение, которое выражается отношением 112/69=1,6. Поэтому если условиться и наклонность к самоубийству людей, находящихся в браке, обозначить единицей, то наклонность холостых людей будет равняться 1,6 для того же среднего возраста.
То же соотношение мы наблюдаем в Италии. В силу своего возраста женатые (1873–1877 гг.) должны были бы давать 102 случая на 1 млн, а холостые старше 16 лет только 77; первое число относится ко второму, как 100 к 75. Но на самом деле женатые люди всего реже кончают с собой: на 86 случаев среди холостых приходится только 71 – среди женатых, т. е. 100 на 121. Таким образом, предрасположение холостых относится к наклонности женатых, как 121 к 75, т. е. равняется 1,6, как и во Франции. Аналогичные наблюдения можно сделать и в других странах; повсеместно процент самоубийств среди женатых меньше, чем среди холостых, тогда как в силу возраста первых он должен был бы быть больше. В Вюртемберге в 1846–1860 гг. эти числа относились друг к другу, как 100 к 143, в Пруссии в 1873–1875 гг. – как 100 к 111.
Но если при настоящем положении статистики этот метод вычисления почти во всех случаях является единственно применимым и если для того, чтобы установить факт в его общем виде, необходимо прибегать исключительно к нему, то полученные результаты, конечно, могут считаться только грубо приблизительными. Метода этого, без сомнения, достаточно для того, чтобы установить тот факт, что холостая жизнь увеличивает наклонность к самоубийству; но количественную величину этого повышения он указывает очень неточно. Для того чтобы разделить влияние возраста и семейного положения, мы взяли исходной точкой соотношение между процентами самоубийств в 30-летнем и в 45-летнем возрасте. К несчастью, влияние семейного положения уже само отпечаталось на этом соотношении, так как присущий каждому из этих возрастов процент самоубийств был вычислен для холостяков и для женатых, взятых вместе. Конечно, если бы пропорция тех и других была одинакова для обоих периодов точно так же, как и пропорция замужних и незамужних женщин, то произошла бы компенсация и проявилось бы только одно влияние возраста. В действительности же получается совсем другое. В то время как в возрасте 30 лет холостых было немного больше, чем женатых (746 111, с одной стороны, и 714 278 – с другой), в 45-летнем возрасте, наоборот, их оказалось подавляющее меньшинство (333 033 холостых на 1 864 401 женатых); то же самое мы видим и по отношению к женщинам. Вследствие этого неравного распределения большая наклонность к самоубийству у холостых отражается на общем итоге в этих двух случаях неодинаково. В первом случае она сильнее повышает процент самоубийств, чем во втором; последний относительно слишком слаб, и численное превосходство его над первым, которое должно было бы проявиться, если бы имелось налицо только влияние возраста, искусственно уменьшено. Говоря другими словами, разница в склонности к самоубийству между населением 25–30 и 40–45 лет, обусловленная одним только возрастом, несомненно, значительнее, чем указывает подобный метод вычисления. Мы имеем здесь отклонение, умеренность которого почти целиком обязана своим существованием преимуществу женатых людей; следовательно, оно представляется меньшим, чем есть в действительности.
Только что указанный нами метод уже фактически привел к важным ошибкам. Так, например, для определения степени влияния вдовства на количество самоубийств иногда ограничивались тем, что сравнивали процент, присущий вдовцам, с процентом, относящимся к людям всех других семейных положений одного и того же среднего возраста, т. е. приблизительно 65 лет. В результате оказалось, что 1 млн вдовцов в 1863–1868 гг. давал 628 случаев самоубийства; 1 млн людей 65 лет других семейных положений давал 461 случай. Из этих цифровых данных можно заключить, что даже в одном и том же возрасте вдовцы лишают себя жизни чаще, чем люди всякого иного семейного положения. Таким образом, как будто бы подтвердился предрассудок, что состояние вдовства наиболее предрасполагает к самоубийству. В действительности если 65-летнее население не дает в среднем большего числа самоубийств, чем вдовцы, то это происходит потому, что почти все они в этом возрасте женаты (776 191 женатых на 134 238 холостых). Если этого сравнения достаточно для доказательства того, что вдовцы лишают себя жизни чаще, чем женатые люди т