Однако это объяснение может быть принято лишь в том случае, если оно в равной мере приложимо к обоим полам. Среди замужних женщин необходимо найти хоть какие-нибудь следы этого естественного предрасположения, которое при прочих одинаковых условиях предохраняло бы их от самоубийства больше, чем девушек. Уже одно то обстоятельство, что при отсутствии детей женщины убивают себя чаще, чем девушки того же возраста, плохо мирится с гипотезой, согласно которой они награждены от рождения лично им присущим коэффициентом предохранения. Правда, можно, пожалуй, еще допустить, что этот коэффициент для женщины существует так же, как и для мужчины, но что он совершенно аннулируется в течение брачного сожития тем печальным влиянием, которое замужество оказывает на моральную личность женщины. Но если бы это врожденное качество только сдерживалось и маскировалось тем своеобразным моральным упадком, который вызывается в женщине супружескими отношениями, то оно должно было бы обнаружиться после смерти супруга. Мы должны были бы наблюдать, что женщина, освободившись из-под гнета супружеского ярма, возвращает себе все свои преимущества и утверждает свое превосходство над теми из представительниц своего поколения, которым не удалось выйти замуж. Другими словами, бездетные вдовы по сравнению с девицами должны были бы иметь коэффициент, по величине приближающийся по меньшей мере к тому, которым пользуются бездетные вдовцы. Ничего подобного нет на самом деле: 1 млн бездетных вдов дает ежегодно 322 случая самоубийства; 1 млн незамужних женщин 60 лет (средний возраст для вдовы) дает число, колеблющееся между 189–204, приблизительно 196. Первое относится ко второму, как 100 к 60. Бездетные вдовы имеют коэффициент ниже единицы, иначе говоря, коэффициент отрицательный; цифра 0,60 даже несколько меньше, чем число, выражающее собой коэффициент бездетных замужних женщин (0,67). Следовательно, можно вполне определенно сказать, что вовсе не брак мешает этим последним проявить ту естественную предохраненность от самоубийства, которую им приписывают.
В ответ на это могут возразить, что полному возрождению благоприятных свойств, заглохших во время брака, мешает то обстоятельство, что для женщины быть вдовой еще хуже, чем быть замужем. Надо сознаться, что это очень распространенное в обществе мнение, будто вдова находится в более критическом положении, чем вдовец. Обыкновенно указывают на материальные и моральные затруднения, с которыми вдове приходится бороться, отстаивая свое существование, особенно если судьба заставляет прокармливать целую семью.
Существует даже мнение, будто факты вполне подтверждают такое предположение. По мнению Морселли, статистикой установлено, что женщина-вдова менее отстает от мужчин по степени наклонности к самоубийству, чем тогда, когда она живет в браке; а так как, выходя замуж, женщина в этом смысле уже приблизилась к мужчине, то, очевидно, для нее нет худшего положения, чем вдовство.
Доля женщины в общей массе самоубийств, совершенных обоими полами в состоянии вдовства, действительно кажется значительно большей, чем в сумме самоубийств, совершенных людьми, состоящими в браке. Не служит ли этот факт доказательством того, что вдовство тяжелее переносится женщиной, чем замужество? Если это так, то нет ничего удивительного в том, что, овдовев, женщине еще труднее, чем в период брачной жизни, проявить свои природные положительные свойства.
К несчастью, этот мнимый закон покоится на фактической ошибке. Морселли забыл, что всюду вдов в 2 раза больше, чем вдовцов. Во Франции, в круглых цифрах, насчитывается 2 000 000 первых и 1 000 000 вторых. В Пруссии, по переписи 1890 г., насчитывалось 450 000 одних и 1 319 000 других. При таких условиях вполне естественно, что относительное число самоубийств у вдов значительнее, чем у замужних женщин, которых, само собою разумеется, имеется ровно столько же, как и женатых мужчин. Для того чтобы сравнение имело какую-нибудь ценность, надо обе группы населения привести к одинаковому уровню; но если выполнить эту предосторожность, получится результат, обратный тому, какой дает Морселли. В среднем возрасте вдов, т. е. в 60-летнем возрасте, 1 млн женщин дает 154 случая самоубийства и 1 млн мужчин – 577. Доля женщин (21 %) значительно уменьшается для вдов. На 1 млн вдов приходится 210 случаев, а на 1 млн вдовцов – 1017. Мы видим, что из 100 самоубийств вдовых обоего пола на долю женщин приходится только 17. Напротив, пропорция мужчин поднимается от 79 до 83 %. Итак, становясь вдовцом, мужчина теряет больше, чем женщина, попадающая в аналогичное положение, так как он теряет при этом некоторые из тех преимуществ, которые связаны для него с брачным состоянием. Нет никакого основания предполагать, что эта перемена положения приносит женщине больше забот и огорчений, чем мужчине; действительность говорит нам обратное. Известно, что смертность среди вдовцов значительно выше, чем среди вдов; то же можно сказать и относительно вторичного вступления в брак. Вдовцы в любом возрасте в 3 или в 4 раза чаще вторично женятся, чем холостяки вступают в брак, тогда как вдовы выходят замуж только немногим больше чем девушки. Женщина с такою же степенью холодности относится ко вторичному замужеству, с какою горячностью мужчина стремится вторично жениться. Дело обстояло бы совершенно иначе, если бы положение вдовца легко переносилось мужчиной и если бы, наоборот, женщина, согласно общераспространенному мнению, так много терпела от потери мужа.
Но если в положении вдовы нет ничего такого, чтобы специально парализовать те природные качества, которые предполагаются у женщины в силу одного того, что она была избрана в супруги, и если качества эти не проявляют себя во время брака хоть сколько-нибудь заметным образом, то нет никакого основания предполагать, что они действительно существуют. Гипотеза брачного подбора совершенно неприменима к женщине; ничто не дает нам права предполагать, что женщина, призванная к замужеству, обладает привилегированной натурой, предохраняющей ее в известной мере от самоубийства. Следовательно, настолько же неосновательно аналогичное предположение насчет мужчины. Коэффициент 1,5, которым пользуются бездетные супруги, получается вовсе не потому, что эти люди происходят от самой здоровой части населения; он может являться только результатом брака. Надо признать, что супружеский союз, столь пагубный для женщины, действует на мужчину, даже и при отсутствии детей, благотворным образом. Мужчины, вступающие в брак, вовсе не составляют природной аристократии: вступая в брак, они не обладают совершенно определившимся душевным складом, который мог бы предохранить их от самоубийства. Но этот склад развивается под влиянием самого брачного сожительства. Во всяком случае, если женатые мужчины обладают некоторыми природными преимуществами, то последние носят очень смутный и неопределенный характер, потому что остаются в бездействии, пока не являются на сцену какие-нибудь дополнительные условия. Совершенно справедливо, что самоубийство зависит главным образом не от внутренних свойств индивида, а от внешних причин, управляющих людьми.
Нам остается разрешить еще один очень важный вопрос. Если этот коэффициент – 1,5, не зависящий от присутствия или отсутствия детей, обязан своим существованием браку, то почему же он переживает самый брак и, правда в несколько смягченной форме (1,2), но все-таки встречается у бездетных вдовцов? Если отбросить теорию брачного подбора, объясняющую это явление, то чем другим объяснить его?
Для этого достаточно предположить, что привычки, вкусы, скрытые наклонности, образовавшиеся в брачном сожительстве, не исчезают вслед за его прекращением; нет ничего естественнее этой гипотезы. Если женатый человек, даже при отсутствии детей, питает к самоубийству относительно большее отвращение, то неизбежно, что частица этого отрицательного чувства остается в его душе и тогда, когда он становится вдовцом. Но так как вдовство неизбежно связано с некоторым моральным потрясением и так как всякое нарушение равновесия, как мы покажем дальше, толкает человека на самоубийство, это отрицательное отношение к самоубийству сохраняется лишь в ослабленном виде. У женщины по этим же причинам мы можем наблюдать обратное явление: так как бездетная женщина убивает себя чаще, чем девушка, то, овдовев, она сохраняет эту повышенную наклонность, которая даже несколько усиливается в связи с тем моральным расстройством и той жизненной неприспособленностью, которые несет с собою вдовство для женщины. Но только вследствие того, что тяжелое влияние, которое оказывает на нее брак, делает для нее переход к вдовству более легко переносимым, и самое ухудшение носит незначительный характер; коэффициент понижается только на несколько сотых (0,60 вместо 0,67).
Наше объяснение подтверждается тем обстоятельством, что оно есть только частный случай более общего положения, которое можно сформулировать следующим образом: в данном обществе наклонность к самоубийству для каждого пола в состоянии вдовства является функцией наклонности к самоубийству, присущей тому же полу в брачном сожительстве. Если муж в сильной степени предохранен от самоубийства, то вдовец сохраняет ту же позицию по отношению к самоубийству, хотя, само собой разумеется, в более слабой степени. Если первый слабо защищен от самоубийства, то второй или вовсе лишен предохранения, или обладает им только в самом незначительном размере. Для того чтобы подтвердить правильность этого тезиса, достаточно указать на те выводы, которые оттуда непосредственно вытекают. Мы видели, что один пол находится в более благоприятном положении, чем другой, как во время брака, так и в состоянии вдовства; тот из них, за которым остается привилегия в первом случае, сохраняет свое преимущество и во втором. Во Франции мужья обладают более высоким коэффициентом предохранения, чем жены; такое же соотношение сохраняется и в случае вдовства. В герцогстве Ольденбургском среди женатого населения можно наблюдать обратное явление: женщины пользуются большей степенью предохранения, чем мужчины, независимо от того, вдовеют ли они или состоят в браке.