Остается рассмотреть второе положение итальянской школы. Установив, что убийство и самоубийство не происходят из одного источника, надо исследовать, имеется ли реальный антагонизм между социальными условиями, от которых они зависят.
Вопрос этот более сложен, чем это думали наши итальянские авторы и многие из их противников. Несомненно, что в известном числе случаев закон обратного отношения не подтверждается. Довольно часто оба явления, вместо того чтобы расходиться, или исключают друг друга, или развиваются параллельно. Так, во Франции, тотчас же после войны 1870 г., число умышленных убийств обнаружило некоторую тенденцию к увеличению. В среднем на год приходилось 105, в период 1861–1865 гг.; это число выросло до 163 в 1871–1876 гг.; число же предумышленных убийств за то же время повысилось с 175 до 201. Но в продолжение этого же времени число самоубийств также возросло в значительной пропорции. То же явление замечалось в период с 1840 по 1850 г. В Пруссии число самоубийств с 1865 по 1870 г. не превышало 3658, в 1876 г. оно достигло 4459, в 1878 г. – 5042, увеличившись на 36 %. Оба вида убийства следовали тем же ходом; с 151 в 1869 г. число их последовательно росло до 166 в 1874 г., до 221 – в 1875 г., до 253 – в 1878 г., увеличившись на 67 %. То же явление замечено и для Саксонии. До 1870 г. число самоубийств колебалось между 600 и 700; только в 1868 г. оно достигло 800. Начиная с 1876 г. оно достигает 981, затем 1114 и 1126, наконец в 1880 г. – 1171. Параллельно с ним число покушений на чужую жизнь увеличилось с 637 в 1873 г. до 2232 в 1878 г. В Ирландии с 1865 по 1880 г. число самоубийств возросло на 29 %; число убийств возросло также и почти в той же пропорции (23 %). В Бельгии с 1841 по 1885 г. число убийств возросло с 47 до 139, а самоубийств – с 240 до 670, что составляет увеличение на 195 % для первых и на 178 % – для вторых. Эти цифры так мало соответствуют закону, что Ферри пытался даже подвергнуть сомнению точность бельгийской статистики. Но, даже принимая во внимание только последние годы, данные о которых менее всего сомнительны, мы приходим к тем же результатам. С 1874 по 1885 г. увеличение числа убийств составляет 51 % (139 случаев вместо 92) и числа самоубийств – 79 % (670 случаев вместо 374).
Географическое распределение обоих явлений дает место подобным же заключениям. Во Франции наибольшее количество самоубийств насчитывается в департаментах: Сены, Сены-и-Марны, Сены-и-Уазы, Марны. Не имея того же перевеса по отношению к числу убийств, они тем не менее и здесь стоят далеко не на последнем месте: так, Сена занимает 26-е для умышленных и 17-е для предумышленных убийств, Сена-и-Марна – 33-е и 14-е, Сена-и-Уаза – 15-е и 24-е, Марна – 27-е и 21-е. Вар, занимая 10-е место по отношению к самоубийствам, стоит на 5-м для предумышленных и на 6-м для умышленных убийств. В деп. устья Роны, где много самоубийств, не меньше и убийств. На карте самоубийств, равно как и на карте убийств, Иль-де-Франс окрашен в темную краску так же, как и полоса, образуемая департаментами у Средиземного моря, с той только разницей, что первая область окрашена не так густо на карте убийств, как на карте самоубийств, вторая же представляет обратную картину. То же и в Италии: Рим по отношению к самоубийствам занимает третье место в ряду прочих судебных округов и четвертое в отношении квалифицированных убийств. Наконец, мы видели, что на низшей ступени человеческих обществ, где жизнь мало уважается, самоубийства часто бывают крайне многочисленны.
Но как бы ни были бесспорны эти факты и какое бы значение им ни следовало придавать, существуют факты противоположного характера, которые отличаются не меньшим постоянством и еще гораздо большей многочисленностью. Если в некоторых случаях оба явления уживаются друг с другом, по крайней мере отчасти, то в других они находятся в явном антагонизме.
1. Если в известные периоды столетия обе кривые и двигались в одном направлении, то, взятые в целом или по крайней мере на протяжении достаточного времени, они расходятся между собою достаточно ясно. Во Франции с 1826 по 1880 г. число самоубийств, как мы видели, правильно увеличивается, число же убийств, наоборот, клонится к уменьшению, хотя и с меньшей скоростью. За 1826–1830 гг. ежегодно судилось за умышленное убийство в среднем 279 человек в год; за 1876–1880 гг. их было не больше 160, и в промежутке между этими периодами число судившихся падало даже до 121 человека за 1861–1865 гг. и до 119 – за 1856–1860 гг. В два периода, около 1845 г. и сейчас же после войны, замечалась тенденция к увеличению; но если отвлечься от второстепенных колебаний, то общее движение в сторону уменьшения остается совершенно очевидным. Уменьшение выражается 43 %, и оно тем более ощутимо, что население за то же время увеличилось на 16 %.
Уменьшение не так заметно по отношению к числу предумышленных убийств. В 1826–1830 гг. было осуждено 258 человек; в 1876–1880 гг. – 239. Уменьшение становится заметным, только приняв в расчет увеличение населения. Эта разница в эволюции предумышленного убийства нисколько не должна нас удивлять. В самом деле, оно является преступлением смешанного характера, имеющим некоторые общие черты с убийством умышленным, но также и разнящимся от него в некоторых отношениях; оно зависит отчасти и от других причин. Иногда это просто то же умышленное убийство, но только более обдуманное и преднамеренное, иногда же оно является простым спутником преступлений против собственности. В последнем случае оно находится в зависимости от других факторов, чем убийство вообще. Оно определяется не той суммой побуждений всякого рода, которые толкают на пролитие крови, но зависит от влияния различных мотивов, побуждающих к воровству.
Двойственность этих обоих видов преступления заметна уже на их динамике по месяцам и временам года. Предумышленное убийство достигает своей кульминационной точки зимою и особенно в ноябре, совсем как и преступления против собственности. Таким образом, эволюция убийства, в его чистом виде, лучше прослеживается по кривой умышленного убийства, а не по кривой предумышленного.
То же явление наблюдается и в Пруссии. В 1834 г. было начато 368 следствий по делам об убийствах и нанесении смертельных ран, т. е. одно на 29 000 жителей. В 1851 г. их было уже только 257, или одно на 53 000 жителей. Затем уменьшение продолжалось в том же направлении, хотя и более медленно. В 1852 г. одно следствие производилось еще на 76000 жителей; в 1873 г. – одно уже только на 109000 жителей. В Италии с 1875 по 1890 г. уменьшение числа убийств простых и квалифицированных выражалось 18 % (2660 вместо 3280), тогда как число самоубийств увеличилось на 80 %. Там, где число убийств не уменьшается, оно остается по крайней мере без движения. В Англии с 1860 по 1865 г. насчитывалось ежегодно 359 случаев убийства, в 1881–1885 гг. их было всего 329; в Австрии их было 528 за 1866–1870 гг. и только 510 – за 1881–1885 гг., и весьма вероятно, что если в этих различных странах отделить убийство от предумышленного убийства, то регрессия стала бы еще более заметной. За то же время во всех этих государствах количество самоубийств увеличилось.
Г. Тард, однако, пытался показать, что уменьшение числа убийств во Франции было только кажущимся. Оно объясняется будто бы тем, что к делам, прошедшим через суд присяжных, не присоединяли дел, оставленных прокурорским надзором без движения или прекращенных за отсутствием состава преступления. Согласно этому автору, число умышленных убийств, оставленных, таким образом, без судебного преследования и поэтому не вошедших в итоги судебной статистики, не перестает увеличиваться; присоединив их к однородным преступлениям, бывшим предметом судебного разбирательства, мы получаем непрерывную прогрессию вместо указанной регрессии. К несчастью, доказательство, приводимое им в подтверждение своего мнения, основано на слишком остроумном сопоставлении цифр. Он довольствуется сравнением числа убийств обоих видов, не дошедших до судебного разбирательства, за период 1861–1865 гг. с периодами за 1876–1880 и 1880–1885 гг. и показывает, что второй и особенно третий стоят по численности выше первого. Но именно период 1861–1865 гг. является совершенно исключительным из всего столетия по минимальному количеству дел, прекращенных до суда; по неизвестным нам причинам число их исключительно низко. Таким образом, период этот совершенно не годится как исходная точка сравнения. Да и вообще, нельзя строить закон на сравнении двух-трех цифр. Если бы, вместо того чтобы брать такую отправную точку, Г. Тард наблюдал бы в течение более долгого времени изменения, которым подвергалось число этих дел, то он пришел бы к совершенно другому заключению. Вот в самом деле результаты подобной работы.
Количество прекращенных дел[9]
Цифры изменяются не совсем правильно; но с 1835 по 1885 г. они заметно уменьшаются, несмотря на увеличение, происшедшее около 1876 г. Уменьшение представляет для умышленных убийств 37 % и для предумышленных – 24 %. Здесь, стало быть, нет ничего, что позволяло бы заключить о возрастании соответствующей преступности.
2. В странах, где замечается усиление убийств и самоубийств, числа их измеряются не в одинаковых пропорциях; никогда оба явления не достигают максимума в одном и том же месте. Наоборот, по общему правилу, там, где убийство сильно распространено, ему соответствует своего рода иммунитет по отношению к самоубийству.
Испания, Ирландия и Италия суть три страны Европы, где меньше всего самоубийств; в первой – на 1 млн жителей их приходится 17; во второй – 21 и в третьей – 37. Наоборот, нет таких стран, где бы убивали больше. Это единственные страны, где число умышленных убийств превышает число самоубийств. В Испании убийств происходит втрое больше, чем самоубийств (1484 убийства на год за период 1885–1889 гг. и только 514 самоубийств); в Ирландии первых вдвое больше, чем вторых (225 против 116), в Италии – в полтора раза больше (2322 против 1437). Наоборот, Франция и Пруссия отличаются распространенностью самоубийства (160 и 260 на миллион); убийств же здесь в десять раз меньше: Франция насчитывает их только 734 случая и Пруссия 459 ежегодно в среднем за период 1882–1888 гг.