находят себе иное объяснение. Более того: некоторые факты, обнаруженные статистикой, значение которых, очевидно, ускользнуло от наблюдения психологов, совершенно не согласуются с гипотезой наследственной
передачи в точном смысле этого слова. Факты эти следующие.
1) Если существует психоорганический детерминизм наследственного происхождения,
предрасполагающий людей к самоубийству, то он должен почти одинаково влиять на оба пола. Так как
самоубийство само по себе не содержит в себе ничего сексуального, то нет никаких данных к тому, чтобы
зарождение наклонности к самоубийству больше замечалось у мальчиков, чем у девочек. На самом деле мы
знаем, что среди женщин самоубийства встречаются редко и являются только небольшой частью числа
самоубийств среди мужчин. Этого не было бы, если бы наследственность обладалаприписываемой ей силой.
На это могут возразить, что женщины, так же как и мужчины, получают в наследство наклонность к
самоубийству, но что эта последняя постепенно нейтрализуется социальными условиями, в которых живут
женщины. Но что же можно думать о наследственности, раз в большинстве случаев она не проявляется или
ограничивается очень смутной возможностью, ничем даже не доказуемой?
2) Исходя из наследственности туберкулеза, Cruncher говорит следующее: «Вполне возможно признать
существование наследственности в случаях этого рода (речь идет о чахотке у трехмесячного ребенка) — все
подтверждает это предположение... Уже менее достоверно, что туберкулез начался еще в утробе матери, раз
он проявляется через 15—20 месяцев после рождения и раз ничто не указывало раньше на тайное присутствие
туберкулеза... Что же можно сказать о туберкулезе, появляющемся через 15, 20, 30 лет после рождения?
Предполагая даже, что известное заболевание существовало с самого начала жизни, возникает вопрос, мог ли
зародыш болезни сохраниться в силе в течение такого длинного промежутка времени. Естественно ли
обвинять во всем эти ископаемые микробы вместо живых бацилл, которые человек встречает на своем пути?»
Действительно, для того чтобы иметь право утверждать, что данная болезнь наследственна, при отсутствии
решительного доказательства в пользу того, что семя ее заложено еще в зародыше или наблюдается у
новорожденного, необходимо по крайней мере установить, что болезнь эта часто появляется у очень
маленьких детей. Вот почему в наследственности видят основную причину особого вида безумия, которое
проявляется с первых дней рождения и которое поэтому носит название наследственного безумия. Кох указал
даже, что в тех случаях, когда сумасшествие не передается всецело по наследству, оно испытывает на себе
влияние наследственности; и предрасположение в этих случаях гораздо быстрее действует, чем там, где не
было известных прецедентов.
Правда, приводят примеры некоторых признаков, которые считаются наследственными, но проявляются
только в более или менее зрелом возрасте; таковы, например, борода у человека, рога у животных и т. д. Но
это опоздание только в определенных случаях может быть объяснено гипотезой наследственности, а именно
тогда, когда оно зависит от органического состояния, котороене может быть создано иначе как путем
индивидуальной эволюции; например, во всем, что касается половых функций, наследственность не может, очевидно, проявиться раньше половой зрелости. Но если переданное свойство действительно в любом
возрасте, то обнаружить себя оно должно было бы сразу. Следовательно, чем больше ему нужно времени для
того, чтобы появиться на свет, тем скорее надо признать, что оно получает от наследственности самое слабое
поощрение. Но неизвестно, почему наклонность к самоубийству должна быть более связана с одной фазой
органического развития, чем с какой-либо другой. Если она представляет собой определенный механизм, который может передаваться в совершенно законченном виде, то она должна была бы начать действовать с
первых же лет жизни.
На самом деле происходит обратное. Самоубийство среди детей наблюдается чрезвычайно редко. Во
Франции, по Legoyt, на 1 миллион детей ниже 16-летнего возраста в течение 1861-1875 гг. приходится 4,3
случая на мальчиков и 1,8 — на девочек. В Италии, по Морсел-ли, цифры еще меньше: они не поднимаются
выше 1,25 для одного пола и 0,33 — для другого (1866—1875 гг.), и такова пропорция почти во всех странах.
Раньше 5-летнего возраста самоубийств не бывает, да и в этом возрасте они совершенно
исключительное явление; к тому же еще не доказано, чтобы эти исключительные случаи объяснялись
наследственностью. Не надо забывать того, что ребенок тоже испытывает на себе влияние социальных причин
и что этого обстоятельства вполне достаточно, чтобы толкнуть ребенка на самоубийство. Факт этот
доказывается тем, что самоубийство у детей варьирует в зависимости от социальной обстановки, их
окружающей; нигде оно не замечается так часто, как в больших городах. Это вполне понятно, потому что
нигде социальная жизнь так рано не начинается для ребенка, как в городе, что доказывается быстротой
умственного развития у городского ребенка; раньше по времени и полнее приобщенный к ходу нашей цивили-
зации, городской ребенок скорее ощущает на себе ее последствия. В силу этих причин в наиболее культурных
странах самоубийства детей увеличиваются с ужасающей регулярностью. Но мало того, что самоубийства
встречаются вообще чрезвычайно редко у детей; только к ста-рости они достигают своего апогея, а в
промежутке, в зрелом возрасте, число их регулярно увеличивается из года в год.
С некоторыми изменениями отношения эти почти одинаковы во всех странах. Швеция—единственная
www.koob.ru
страна, где максимум падает на промежуток между 40— 50 годами; везде в других странах самоубийства
достигают максимума в последний или предпоследний период жизни; и везде, с очень небольшими
исключениями, которые, может быть, зависят от ошибок переписи, возрастание идет непрерывно вплоть до
этого высшего предела. Понижение наклонности к самоубийству, наблюдаемое в возрасте свыше 80 лет, не
носит абсолютного характера, и, во всяком случае, оно чрезвычайно слабо. Контингент самоубийц в этом
возрасте ниже того, который наблюдается у стариков 70 лет, но он все еще выше но сравнению с другими, во
всяком случае, по сравнению с большинством других возрастов. Каким образом после всего сказанного можно
приписывать наследственности наклонность, появляющуюся только у взрослых и усиливающуюся с этого
момента по мере дальнейшего хода человеческой жизни? Как можно считать прирожденным заболевание, которое в детстве или отсутствует, или совсем слабо и которое, все усиливаясь и развиваясь, достигает своего
maximum'а только у стариков?
Закон наследственности, проявляющийся в определенном возрасте, не может быть применим в данном
случае. Он говорит, что при известных обстоятельствах жизни унаследованная наклонность проявляется у
потомков почти в том же возрасте, что и у предков; но это, очевидно, не касается самоубийства, которое
свыше 10 или 15 лет наблюдается во всех возрастах без различия.
Характерной чертой для самоубийства является не то обстоятельство, что наклонность к нему
проявляется в определенном возрасте, но что она беспрерывно прогрессирует из года в год. Эта непрерывная
прогрессия доказывает, что причина, от которой она зависит, развивается сама по мере того, как стареет
человек. Наследственность этому условию не удовлетворяет, так как по существу своему она должна быть
тем, что она есть, с того самого момента, как произошло оплодотворение. Можно ли сказать, что наклонность
к самоубийству уже существует в скрытом состоянии с самого дня рождения, но проявляется только под
влиянием других сил, обнаруживающихся поздно и развивающихся прогрессивно? Ведь это значило бы
признать, что наследственное влияние сводится преимущественно к предрасположению очень общего и
неопределенного характера; в самом деле, если встреча его с другим фактором до такой степени необходима, что оно только тогда начинает действовать, когда присутствует этот фактор, и в той мере, в которой он
присутствует, то этот фактор и должен считаться настоящей причиной.
Наконец, характер изменений числа самоубийств по возрастам доказывает, что, во всяком случае, психоорганическое состояние не может считаться определяющей причиной, так как все зависящее от
организма, подчиняясь ритму жизни, последовательно проходит через фазу возрастания, затем остановки и, наконец, регрессии. Нет ни одного биологического или психологического явления, прогрессирующего
бесконечно: все, дойдя до апогея своего развития, идут к упадку. Наоборот, наклонность к самоубийству
приходит к своей кульминационной точке только в самом преклонном возрасте. Даже падение, отмечаемое
довольно часто около 80 лет, помимо того что оно очень незначительно и совсем не носит общего характера, имеет только относительное значение, так как 90-летние старики лишают себя жизни не менее часто, а иногда
чаще, чем 70-летние. Не доказывает ли это обстоятельство, что причина, заставляющая варьировать процент
самоубийств, не может состоять в прирожденном и неизменном импульсе, что ее надо искать в прогрессивном
влиянии социальной жизни? Оттого и наклонность к самоубийству появляется позднее или раньше, в
зависимости от того, когда человек вступает в жизнь, и увеличивается по мере того, как индивид теснее
связывается с обществом. Таким образом, мы пришли к выводу предыдущей главы. Конечно, самоубийство
возможно только в том случае, если организация индивида не противится этому, но индивидуальное