почву, наиболее благоприятную для самоубийств, то нужен очень небольшой толчок для того, чтобы
претворить в действие готовность убить себя, скрытую в человеке рассматриваемого морального склада. Для
этого достаточно простого примера, и поэтому-то поступок одного лица с силою взрыва распространяется
среди людей, заранее подготовленных следовать ему.
III
Теперь читателю будет более понятно наше желание дать объективное определение факту самоубийства и
неизменно придерживаться его в ходе изложения. Хотя альтруистическое самоубийство и содержит в себе все
характерные черты самоубийства вообще, но в своих наиболее ярких и поразительных проявлениях
приближается к той категории человеческих поступков, к которым мы привыкли относиться с полным
уважением и даже восторгом; поэтому мы очень часто отказываемся даже признать в нем факт самоубийства.
В глазах Эскироля и Фальрэ смерть Катона и жирондистов не была самоубийством. Но если те
самоубийства, которые своею видимой и непосредственной причиной имеют дух отречения и
самоотвержения, не заслуживают такой квалификации, то последняя не может быть применена и к тем
самоубийствам, которые происходят от того же морального расположения, хотя и менее очевидного; ибо
вторые отличаются от первых только некоторыми оттенками. Если житель Канарских островов, бросающийся
в пропасть в честь своего бога, не самоубийца, то нельзя дать этого названия и последователю секты Джина, если он убивает себя для того, чтобы войти в Ничто; точно так же дикарь, отказывающийся под влиянием
аналогичного умственного состояния от жизни после какого-нибудь незначительного оскорбления или даже
просто для того, чтобы доказать свое презрение к жизни, в свою очередь не может быть назван самоубийцей, равно как и разорившийся человек, не желающий пережить своего позора, и, наконец, те многочисленные
солдаты, которые ежегодно увеличивают сумму добровольных смертей. Все эти явления имеют своим общим
корнем начало альтруизма, которое в равной степени является и причиной того, что можно было бы назвать
героическим самоубийством. Быть может, все эти факты надо отнести к категории самоубийств и исключить
из нее только те случаи, в которых имеется налицо совершенно чистый мотив самоубийства? Но раньше всего, что может нам послужить критерием для такого разделения? С какого момента мотив перестает быть
достаточно похвальным, чтобы руководимый им поступок мог быть квалифицирован как самоубийство?
Разделяя коренным образом эти две категории фактов, мы тем самым лишаем себя возможности разобраться в
их природе, потому что характерные для этого типа черты всего резче выступают в обязательном
альтруистическом самоубийстве; все остальные разновидности составляют только производные формы. Итак, нам приходится или признать недействительной обширную группу весьма поучительных фактов, или же, если
www.koob.ru
не отбрасывать их целиком, то, помимо того что мы можем сделать между ними только самый правильный
выбор, мы поставим себя в полную невозможность распознать общий ствол, к которому относятся те факты, которые мы сохраним. Таковы те опасности, которым подвергается человек, если он определяет самоубийство
в зависимости от внушаемых ему субъективных чувств.
Кроме того, те доводы и те чувства, которыми оправдывается подобное исключение, и сами-то по себе не
имеют никакого основания. Обыкновенно опираются на тот факт, что мотивы, вызывающие некоторые
самоубийства альтруистического характера, повторяются в слегка только измененном виде, в основе тех
актов, на которые весь мир смотрит как на глубоко нравственные. Но разве дело обстоит иначе относительно
эгоистического самоубийства? Разве чувство индивидуальной автономии не имеет нравственного достоинства
так же, как и чувство обратного порядка? Если альтруистическое чувство есть предпосылка известного
мужества, если оно закаляет сердца и даже при дальнейшем развитии очерствляет их, то чувство
индивидуалистическое размягчает сердца и открывает к ним доступ милосердия. В той среде, где властвует
альтруистическое самоубийство, человек всегда готов пожертвовать своею жизнью, но зато он так же мало
дорожит и жизнью других людей. Наоборот, там, где человек настолько высоко ставит свою
индивидуальность, что вне ее не видит никакой цели в жизни, он с таким же уважением относится и к чужой
жизни. Культ личности заставляет его страдать от всего того, что может ее умалить даже у себе подобных.
Более широкая способность симпатически переживать человеческое страдание заступает на место
фанатического самоотвержения первобытных времен.
Итак, и тот, и другой тип самоубийства являются только преувеличенной или уклонившейся от правиль-
ного развития формой какой-либо добродетели. Но в таком случае пути их воздействия на моральное сознание
не настолько разнятся между собою, чтобы дать нам право создавать так много зависящих от этого отдельных
видов.
ГЛАВА V. АНОМИЧНОЕ САМОУБИЙСТВО
Общество является не только тем объектом, на который с различной интенсивностью направляются чувства и
деятельность индивидов; оно представляет собой также управляющую ими силу. Между способом проявления
этой регулирующей силы и социальным процентом самоубийств существует несомненное соотношение.
I
Известно, что экономические кризисы обладают способностью усиливать наклонность к самоубийству.
В 1873 г. в Вене разразился такой кризис, достигший своего апогея в 1874 г., и в то же самое время можно
было констатировать увеличение числа самоубийств. В 1872 г. насчитывался 141 случай, в 1873 г. их было
уже 153, в 1874 г.—216, т. е. число их увеличилось на 51% по отношению к 1872 г. и на 41% — по отношению
к 1873 г. Что это увеличение единственной своей причиной имело экономическую катастрофу, доказывается
тем, что особенно высоко оно было в самый острый момент кризиса, а именно в течение первых 4 месяцев
1874 г. С 1 января по 30 апреля 1871 г. зарегистрировано 48 самоубийств, в 1872 г.—44 и в 1873 г.—43; в 1874
г. их насчитывалось за тот же период 73. Мы имеем здесь, следовательно, увеличение на 70%. Тот же самый
кризис охватил одновременно Франкфурт-на-Майне. В течение годов, предшествовавших 1874 г., среднее
годовое число самоубийств равнялось там 22, в 1874 г. их было уже 32, т. е. на 45% больше.
Еще очень ярко у всех сохранилось в памяти воспоминание о знаменитом крахе, постигшем парижскую
биржу в 1882 г. Последствия его дали себя чувствовать не только в одном Париже, но и во всей Франции. С
1874 до 1876 г. увеличение среднего годового числа самоубийств не превышало 2%; в 1882 г. оно достигает
7%. Кроме того, увеличение это равномерно распределялось на протяжении всего года, но особенно ярко
выразилось в течение трех первых месяцев, т. е. как раз в момент этого краха. На эти три месяца приходится
0,59 общего увеличения. Ясно, что это возрастание зависит от исключительных обстоятельств, так как его не
только не наблюдалось в 1881 г., но оно исчезло в 1883 г., хотя этот последний имеет в общем немного
большее число самоубийств, чем предыдущий.
Соотношение между экономическим состоянием страны и процентом самоубийств наблюдается не только в
нескольких исключительных случаях; оно является общим законом. Цифра банкротств может служить
барометром, отражающим с достаточной чувствительностью изменения, происходящие в экономической
жизни. Если наблюдается, что при переходе от одного года к следующему цифра эта внезапно увеличивается, можно быть уверенным, что произошла какая-нибудь значительная пертурбация в финансовом мире. В период
1845—1869 гг. 3 раза наблюдалось внезапное повышение банкротств — этот характерный симптом кризиса; в
продолжение этого периода годовое увеличение числа банкротств равнялось 3,2%; в 1847 г. оно достигает
26%, в 1854 г.—37, в 1861 г.—20%. Именно в эти моменты можно было констатировать также исключительно
быстрый рост числа самоубийств; в то время как на протяжении этих 24 лет годовая сумма самоубийств
увеличивается только на 2%, в 1847 г. увеличение достигало 17%, в 1854 г.—8, в 1864 г.—9%.
Но чему именно должны мы приписать такое влияние кризисов? Не потому ли происходит это явление, что
с потрясением общественного благосостояния растет нищета? Не потому ли, что условия жизни становятся
тяжелее, расставаться с ней более легко? Подобное объяснение соблазнительно по своей несложности, тем
www.koob.ru
более что совпадает с общепринятым мнением о самоубийстве; тем не менее факты противоречат ему.
В самом деле, если число добровольных смертей увеличивается в силу того, что условия жизни становятся
тяжелее, оно должно было бы заметно уменьшаться в тот период, когда благосостояние страны улучшается.
Но, в то время как чрезмерное возрастание стоимости предметов первой необходимости действительно
вызывает повышение числа самоубийств, это последнее, как показывает опыт, не опускается ниже среднего
уровня в тот период, когда наблюдается обратное движение цен. В Пруссии в 1850 г. цена на хлеб была так
низка, как еще ни разу на протяжении всего периода с 1848 по 1881 г. 50 килограммов стоили 6 марок 91 иф., а
тем не менее число самоубийств вместо 1527 в 1849 г. повысилось до 1736, т. е. увеличилось на 13%, и
продолжало увеличиваться в течение 1851, 1852 и 1853 гг., хотя низкие цены держались устойчиво. В 1858—
1859 гг. имело место новое падение цен, но число самоубийств продолжало увеличиваться. В 1857 г. оно было
2038, в 1858 г.—2126, в 1859г.— 2146. В продолжение 1863 —1866 гг. цены, достигшие 11 м. 04 пф. в 1861 г., постепенно понижаются до 7,95 м. в 1864 г. и остаются весьма умеренными до конца этого периода. За то же