зы, делавшие его несчастным. Здесь лишает себя жизни солдат, который был несправедливо наказан за
www.koob.ru
преступление, которого он не сделал, там преступник убивает себя потому, что его преступление осталось
ненаказанным. События жизни, самые разнообразные и иногда противоположные, могут явиться поводом к
самоубийству, а это значит, что ни одно из них не может быть названо его специфической причиной. Быть
может, возможно по крайней мере искать эту причину в том общем характере, который свойствен всем им? Но
существует ли он в действительности? Самое большее, что можно сказать,— это то, что этот общий характер
заключается в неприятностях и огорчениях, но совершенно нельзя определить, какой интенсивности должно
достигнуть горе, чтобы привести человека к такой трагической развязке. Не существует ни одного самого
незначительного недовольства, о котором можно было бы утверждать, что оно не сделается нестерпимым, точно так же как нет никакой необходимости в том, чтобы оно непременно сделалось нестерпимым. Мы
видим иногда, что люди переносят ужасные несчастья, в то время как другие убивают себя из-за
незначительной досады. Мы уже имели случай указать, что индивиды, жизнь которых особенно тяжела, не
принадлежат к числу людей, убивающих себя наиболее часто. Скорее наоборот, избыток удобств жизни во-
оружает человека против себя самого. Те классы общества легче расстаются с жизнью, которым свободнее и
легче живется, и в те эпохи, когда свободы этой всего больше; если и случается в действительности, что
личное состояние самоубийцы является основной причиной принятого им решения, то это бывает
чрезвычайно редко и, следовательно, не может служить объяснением социального процента самоубийств.
И даже те исследователи, которые приписывают наибольшее влияние индивидуальным условиям, ищут их
не столько во внешних случайностях, сколько во внутренней природе субъекта, т. е. в биологической его
конструкции и той физической среды, от которой она зависит. Самоубийство изображают поэтому как
продукт известного темперамента, как эпизод неврастении, подчиненный действию тех же факторов, как и
она. Но мы не нашли никакого непосредственного и правильного соотношения между неврастенией и
социальным процентом самоубийств. Случается, что эти два явления изменяются в обратном смысле и что
одно достигает минимума там, где другое находится в апогее. Мы не нашли также никаких определенных
соотношений между движением самоубийств и состоянием физической среды, которая, как говорят, оказывает
на нервную систему особенно сильное влияние, как, например, раса, климат, температура. И если даже при-
знать, что при известных условиях невропат проявляет некоторое предрасположение к самоубийству, то это
еще не значит, что ему предназначено судьбой лишить себя жизни; и воздействие космических факторов не в
состоянии сообщить вполне точное и определенное направление этим чрезвычайно общим наклонностям его
природы.
Совершенно другие результаты мы получили, когда, оставив в стороне самого индивида, стали искать в
природе самих обществ причины того предрасположения к самоубийству, которое наблюдается в каждом из
них. Насколько отношения между самоубийством и законами физического и биологического порядка
сомнительны и двусмысленны, настолько непосредственны и постоянны соотношения между самоубийством
и известными состояниями социальной среды. На этот раз оказались налицо настоящие законы, позволяющие
нам испробовать методическую классификацию типов самоубийства. Определенные таким образом нами
социологические причины объяснили нам даже те отдельные совпадения, которые часто приписывались
влиянию материальных причин и в которых хотели видеть доказательство этого влияния. Если число женщин, покончивших с собой, гораздо меньше, чем число мужчин, то это происходит оттого, что первые гораздо
меньше соприкасаются с коллективной жизнью и поэтому менее сильно чувствуют ее дурное или хорошее
воздействие. То же самое наблюдается по отношению к старикам и детям, хотя по несколько другим
причинам. Затем, если число самоубийств увеличивается начиная с января и кончая июнем, а затем начинает
уменьшаться,— это происходит потому, что и социальная деятельность испытывает те же сезонные
изменения. Вполне естественно, что различные результаты, которые производит эта деятельность, подчинены
тому же самому ритму, как и она сама, а следовательно, наиболее ощутимы в течение первого из указанных
периодов; но так как самоубийство есть тоже продукт этой деятельности, то и оно подчиняется тем же
законам.
Из всех этих фактов можно вывести только то заключение, что процент самоубийств зависит только от
социологических причин и что контингент добровольных смертей определяется моральной организацией
общества. У каждого народа существует известная коллективная сила определенной интенсивности, толкающая человека на самоубийство. Те поступки, которые совершает самоубийца и которые на первый
взгляд кажутся проявлением личного темперамента, являются на самом деле следствием и продолжением
некоторого социального состояния, которое находит себе в них внешнее обнаружение.
Таким образом разрешается вопрос, поставленный нами в начале этой книги. Следовательно, утверждение, что каждое человеческое общество имеет более или менее сильно выраженную наклонность к самоубийству, не является метафорой; выражение это имеет свое основание в самой природе вещей. Каждая социальная
группа действительно имеет к самоубийству определенную, присущую именно ей коллективную наклонность, которая уже определяет собой размеры индивидуальных наклонностей, а отнюдь не наоборот. Наклонность
эту образуют те течения эгоизма, альтруизма или аномии, которые в данный момент охватывают общество, а
уже их следствием являются предрасположения к томительной меланхолии, или к деятельному
самоотречению, или к безнадежной усталости. Эти-то коллективные наклонности, проникая в индивида, и
вызывают в нем решение покончить с собой. Что касается случайных происшествий, считающихся
www.koob.ru
обыкновенно ближайшими причинами самоубийства, то они оказывают на человека только то влияние, которое возможно при наличии данного морального предрасположения человека, являющегося в свою очередь
только отголоском морального состояния общества. Для того чтобы объяснить отсутствие привязанности к
жизни, человек ссылается на обстоятельства, которые его непосредственно окружают; он находит, что жизнь
скучна, потому что ему самому скучно. Конечно, с одной стороны, тоска приходит к нему извне, но не зависит
от той или другой случайности в его жизни, а от той общественной группы, часть которой он составляет. Вот
почему нет ничего, что бы могло служить случайной причиной самоубийства; все зависит от той
интенсивности, с которой влекущие за собой самоубийство причины оказывали свое воздействие на индивида.
II
Это заключение может найти себе подтверждение уже в одном постоянстве процента самоубийств. Если, следуя нашему методу, мы должны были оставить до настоящего времени эту проблему нерешенной, то
фактически очевидно, что она не допускает никакого другого решения. Когда Quetelet обратил внимание
философов на поразительную регулярность, с которой известные социальные явления повторяются в течение
тождественных периодов времени, он полагал, что объяснением ей может служить его теория среднего
человека,— теория, оставшаяся до сих пор единственной систематической попыткой дать объяснение этой
замечательной особенности. По его мнению, в каждом обществе имеется определенный тип, которого более
или менее правильно воспроизводит вся масса индивидов и среди которого только меньшинство имеет
тенденцию отклоняться от средней под влиянием причин, нарушающих обычное течение жизни. Например, существует совокупность физических и моральных признаков, наблюдаемая у большинства французов, но
которой нет в том же виде и размере у итальянцев и немцев, и наоборот. Так как эти признаки являются
наиболее распространенными, то и вытекающие из них поступки встречаются очень часто, они образуют
самую обширную группу. Те же индивиды, которые, наоборот, определяются выходящими из ряда
особенностями, редки, как и сами эти особенности. С другой стороны, не будучи абсолютно неизменным, общий тип изменяется гораздо медленнее, чем тип индивидуальный, так как гораздо труднее измениться
всему обществу в целом, чем отдельным лицам. Это постоянство естественно сообщается и поступкам, которые вытекают из характеристических свойств этого типа. Первые не изменяются ни по качеству, ни по
величине, пока не изменяются вторые, а так как в то же время эти способы действия являются наиболее
распространенными, то постоянство неизбежно становится общим законом проявлений человеческой
активности, как это и показывает статистика. В самом деле, статистик подсчитывает все однородные факты, совершающиеся в недрах одного и того же общества. А так как эти последние остаются неизменными до тех
пор, пока сохраняется постоянным общий тип общества, и так как, с другой стороны, изменения типа
осуществляются лишь с большими затруднениями, то результаты статистических обследований необходимо
должны оставаться одинаковыми в течение довольно длинного ряда последовательных лет. Что же касается
тех фактов, которые совершаются под влиянием исключительных особенностей и индивидуальных
случайностей, то они, конечно, не обнаруживают такой правильности. Вот почему постоянство никогда не
бывает абсолютным.
Но это — лишь исключения; следовательно, неизменность можно считать правилом, а изменчивость —
исключением.