реальность изучаемых ими явлений достаточно обоснована, раз они сведены к комбинациям элементов
непосредственно низшего порядка, то почему не может быть того же в социологии? Лишь те могли бы
признать недостаточным такое основание, которые не отказались от гипотезы жизненной силы и
субстанциальной души. Таким образом, нет ничего странного в нашем положении, которое некоторым
кажется прямо скандальным: социальные верования или акты способны существовать независимо от их
индивидуальных выражений. Этим, очевидно, мы не хотели сказать, что общество возможно без индивидов,—
заподозривание в провозглашении столь явной нелепости нас могло бы и пощадить. Мы разумеем: 1) что
группа, образованная из ассоциированных индивидов, есть реальность совершенно иного рода, чем каждый
индивид, взятый отдельно, 2) что коллективные состояния существуют в группе, природе которой они
обязаны своим происхождением раньше,чем коснутся индивида как такового и сложатся в нем в новую форму
чисто внутреннего психического состояния.
Этот способ понимания отношений между индивидом и обществом приближается, между прочим, к тому
представлению, которое вырабатывается современными зоологами относительно связей, соединяющих
индивидов с их видом и родом. Это — очень простая теория, согласно которой вид есть индивид,
www.koob.ru
увековеченный во времени, обобщенный в пространстве и мало-помалу упрочившийся. Правда, эта теория
наталкивается на тот факт, что изменения, наблюдаемые у изолированных субъектов, делаются видовыми
только в очень редких и притом сомнительных случаях. Отличительные черты расы изменяются у отдельного
индивида только тогда, когда они изменяются у всей расы вообще. Значит, эта последняя должна обладать
некоторой самостоятельной реальностью, которой определяются различные формы, принимаемые ею у
отдельных субъектов, так что ее никак нельзя рассматривать как обобщение этих последних. Конечно, мы не
можем считать эту теорию окончательно доказанной. Но для нас достаточно показать, что наша
социологическая концепция, не будучи заимствованием из области исследований другого порядка, все же
находит себе аналогию в самых позитивных науках.
IV
Применим эту идею к вопросу о самоубийстве; то решение, которое мы дали ему в начале нашей книги, только выиграет от этого в своей определенности.
Не существует морального идеала, который не являлся бы сочетанием—в пропорциях, меняющихся в
зависимости от общества,— эгоизма, альтруизма и некоторой аномии. Ибо социальная жизнь предполагает, что индивид обладает в известной степени только ему свойственными качествами, что в то же время по
требованию общества он готов от своей индивидуальности отказаться и, наконец, что душа его до некоторой
степени открыта для идей прогресса. Вот почему нет народа, где бы одновременно не существовало этих трех
различных течений, которые увлекают человека по трем разным и даже противоположным направлениям.
Там, где они взаимно умеряют друг друга, моральная жизнь находится в состоянии равновесия, которое
защищает индивида от всякой мысли о самоубийстве. Но как только один из них переступит известную
степень интенсивности в ущерб другим, он, индивидуализируясь, становится по изложенным выше причинам
моментом, предрасполагающим к самоубийству. Чем он сильнее, тем, конечно, больше субъектов, которых он
заражает достаточно глубоко, чтобы побудить их к самоубийству, и наоборот. Но самая эта его интенсивность
может зависеть только от трех следующих причин: 1) природы индивидов, составляющих обществ, 2) способа, посредством которого они ассоциируются, т. е. природы социальных организаций, и 3) случайных
обстоятельств, которые нарушают течение коллективной жизни, не касаясь ее анатомического строения, как-
то национальные и экономические кризисы и т. д. Что касается индивидуальных свойств, то они сами по себе
могут лишь играть роль, одинаковую для всех индивидов. В самом деле, люди, которые являются только
личностями или которые принадлежат только к ничтожному меньшинству, совершенно тонут в массе
остальных. Но этого мало: так как они различаются между собой, то они нейтрализуют друг друга и взаимно
уничтожаются в той переработке, результатом которой являлся феномен коллективный. Только некоторые
самые общие человеческие черты могут иметь здесь некоторое значение; в общем, они почти неизменны; по
крайней мере, для того чтобы они могли измениться, недостаточно тех нескольких веков, в течение которых
существует нация. Следовательно, социальные условия, влияющие на число самоубийств, являются
единственными, в силу которых оно может изменяться, ибо это — единственные изменяющиеся причины. Вот
почему число это остается неизменным, поскольку не изменяется само общество. Это постоянство не зависит
от того, что состояние духа, порождающее самоубийство, неизвестно в силу какой случайности
сконцентрировано в определенном числе частных лиц и передается, тоже неизвестно почему, такому же числу
подражателей. Но безличные причины, дающие ему начало и поддерживающие его, остаются неизменными; это значит, что ничто не изменилось— ни способы группировки социальных единиц, ни характер их
взаимного согласования. Действия и противодействия, которыми они обмениваются, остаются
тождественными, следовательно, не изменяются и вытекающие из них мысли и чувства.
Таким образом, лишь чрезвычайно редко случается, если только вообще случается, что одно из подобных
течений получает преобладание во всех пунктах общества. Обыкновенно оно достигает более сильной степени
лишь в тесных общественных слоях, в которых оно находит для своего развития особенно благоприятные
условия; таковыми являются обыкновенно определенные социальные положения, профессии или религиозные
верования. Таким образом объясняется двойственный характер самоубийства. Когда этот характер наблюдают
в его внешних проявлениях, то обыкновенно усматривают здесь только группу событий, независимых друг от
друга, ибо он обнаруживается в отдельных пунктах, не стоящих между собой ни в какой видимой связи. И тем
не менее сумма, образовавшаяся из совокупности отдельных случаев, представляет известную
индивидуальность и единство, так как социальный процент самоубийств является отличительной чертой
каждой коллективной личности. Это обозначает, что если частные группы, где процент этот особенно высок, различны друг от друга и разбросаны самым разнообразным образом на всем протяжении территории, то, несмотря на это, они тесно связаны между собою как части одного целого и как органы одного и того же
организма. Состояние, в котором находится каждая из этих групп, зависит от общего состояния общества.
Существует интимная связь между размерами влияния, осуществляемого той или другой из этих тенденций, и
тем местом, какое она занимает в социальном целом. Альтруизм слабее или сильнее в армии, смотря по тому, насколько сильно проявляется он среди гражданского населения. Интеллектуальный индивидуализм тем более
развит и тем чаще приводит к самоубийству в среде протестантов, чем интенсивнее он выражен в остальной
нации; вообще все зависит одно от другого.
Но если, за исключением сумасшествия, не существует такого индивидуального состояния, которое можно
www.koob.ru
было бы рассматривать как фактор, производящий самоубийство, то, с другой стороны, и коллективное
чувство при абсолютном сопротивлении индивида не может проникнуть в него. Предыдущее объяснение
может показаться неполным, пока не указано, каким образом в определенной среде, в момент развития
производящих вызывающих самоубийства течений, эти последние находят себе достаточное количество
доступных их влиянию субъектов.
Но, предполагая даже, что это стечение обстоятельств действительно необходимо и что коллективная
тенденция не может навязать себя частным лицам, независимо от всякого предрасположения к ней, все-таки
приходится признать, что искомая гармония осуществляется сама собой, ибо причины, порождающие
социальное течение, оказывают свое воздействие вместе с тем и на всех индивидов и ставят их в условия, благоприятствующие восприятию коллективного чувства. Между этими двумя рядами факторов существует
естественное родство по одному уже тому, что они зависят от одной и той же причины, накладывающей на
них свою печать; вот почему они соединяются вместе и приспособляются друг к другу. Утонченная
цивилизация, дающая начало аномической и эгоистической наклонностям к самоубийству, имеет своим
результатом также утонченность нервной системы, делая ее чрезмерно чувствительной. Благодаря этому люди
становятся менее способными привязываться к определенному объекту, более нетерпеливыми к ограничениям
какой бы то ни было дисциплины, более подверженными бурным раздражениям, а также и преувеличенному
упадку духа. Наоборот, грубая и суровая культура, связанная с альтруизмом примитивных людей, развивает в
индивидах чувственность, облегчающую самоотречение. Словом, так как в большей своей части индивид
является созданием общества, последнее формирует его по своему образу и подобию. У общества не может
оказаться недостатка в материале, так как оно само, так сказать, приготовляет этот материал своими
собственными руками.
Теперь можно яснее представить себе, какую роль играют в генезисе самоубийства индивидуальные
факторы. Если в одной и той же моральной среде, т. е. в одном и том же религиозном обществе, в одном и том
же корпусе войск или в одной и той же профессии, захвачены наклонностью к самоубийству именно данные
индивиды, то это, без сомнения, по крайней мере в большинстве случаев, происходит потому, что умственная