если высчитывать изменения не по месяцам, а по временам года, различия будут не менее заметны.
Осенью насчитывается почти столько же умышленных убийств, сколько и летом (1968 вместо 1974), зимою их
больше, чем весною. Предумышленные совершаются чаще всего зимою (2621), затем следует осень (2596), лето (2478) и, наконец, весна (2287). Детоубийства особенно часты весною (2111), затем следует зима (1939).
Поранения летом и осенью держатся на одинаковом уровне (2854 и 2845), затем следует весна (2690), ей
немногим уступает зима (2653). Совершенно иначе, как мы видели, распределяются самоубийства.
Кроме того, если бы склонность к самоубийству была бы только сдержанным влечением к убийству, то
следовало бы ожидать, что убийцы, поставленные в невозможность удовлетворить свои смертоносные
инстинкты на других, станут своими собственными жертвами. Влечение к убийству должно было бы, под
влиянием тюремного заключения, преобразовываться во влечение к самоубийству. Но, по свидетельству
большинства наблюдателей, замечается обратное явление: крупные преступники редко прибегают к
самоубийству. Cazauvieilh собрал через врачей французских каторжных тюрем сведения о численности
самоубийств среди каторжан.
В Рошфоре за 30 лет наблюдался всего один случай; в Тулоне, где число заключенных достигает до 3000 и
4000 человек (1814—1834 гг.),— ни одного. В Бресте факты несколько другие: за 17 лет при 3000 (в среднем)
www.koob.ru
заключенных случилось 13 самоубийств, что составляет в год 21 случай на 100 000; эта цифра, более высокая, чем предыдущие, не должна нас удивлять, так как относится к составу главным образом мужскому и
взрослому. По доктору Лилю, на 9320 смертей, случившихся на каторге с 1816 по 1837 г. включительно, приходится всего лишь 6 самоубийств.
Из анкеты, произведенной доктором Perms'от, следует, что за 7 лет в различных центральных тюрьмах с
населением (в среднем) в 15111 заключенных случилось только 30 самоубийств. На каторге замечено еще
более слабое соотношение, именно 5 самоубийств с 1838 по 1845 г. на среднее население в 7041 человек.
Brierre de Boismont подтверждает последний факт и добавляет: «Профессиональные убийцы, крупные пре-
ступники прибегают к этому средству, чтобы избавиться от отбывания наказания, гораздо реже, чем
арестанты, не столь глубоко развращенные». Доктор Леруа также замечает, что «профессиональные негодяи
(coquins de profession), завсегдатаи каторги» редко покушаются на свою жизнь.
Два статистика, цитируемые один у Морселли, другой у Ломброзо, правда, пытаются установить, что
заключенные в общем отличаются исключительной склонностью к самоубийству. Но так как в их данных
убийцы не выделяются из ряда других преступников, то отсюда невозможно сделать никаких заключений по
интересующему нас вопросу. Эти данные подтверждают наши предыдущие выводы. В самом деле, они
доказывают, что само по себе заключение не развивает очень сильную склонность к самоубийству. Если даже
не считать тех, кто убивает себя тотчас после ареста и до осуждения, все же остается значительное число
самоубийств, которые можно приписать только влиянию, оказываемому тюремною жизнью. Но в таком
случае заключенный убийца должен был бы испытывать влечение необычайной силы к добровольной смерти; ведь влияние тюрьмы должно было бы еще более усиливать то прирожденное предрасположение, какое ему
приписывается. Но на деле оказывается, что в этом отношении убийцы стоят скорее ниже средней, чем выше; таким образом, факт этот ничуть не подтверждает гипотезы, по которой убийца должен был бы, в силу одного
только своего темперамента, иметь естественную склонность к самоубийству, всегда готовую обнаружиться, как только этому благоприятствуют обстоятельства. Впрочем, мы не утверждаем и того, что убийцы обладают
настоящим иммунитетом; имеющиеся у нас данные недостаточны для решения вопроса. Возможно, что при
известных условиях важные преступники, не задумываясь, сводят свои счеты с жизнью и расстаются с ней
довольно легко. Но здесь, во всяком случае, нельзя говорить об общности и необходимости явления, которых
логически требует доктрина итальянской школы. Только это мы и хотели доказать.
IV
Остается рассмотреть второе положение итальянской школы. Установив, что убийство и самоубийство не
происходят из одного источника, надо исследовать, имеется ли реальный антагонизм между социальными
условиями, от которых они зависят.
Вопрос этот более сложен, чем это думали наши итальянские авторы и многие из их противников. Не-
сомненно, что в известном числе случаев закон обратного отношения не подтверждается. Довольно часто оба
явления, вместо того чтобы расходиться, или исключают друг друга, или развиваются параллельно. Так, во
Франции, тотчас же после войны 1870 г., число умышленных убийств обнаружило некоторую тенденцию к
увеличению. В среднем на год приходилось 105, в период 1861 —1865 гг.; это число выросло до 163 в 1871 —
1876 гг.; число же предумышленных убийств за то же время повысилось с 175 до 201. Но в продолжение этого
же времени число самоубийств также возросло в значительной пропорции. То же явление замечалось в период
с 1840 по 1850 г. В Пруссии число самоубийств с 1865 по 1870 г. не превышало 3658, в 1876 г. оно достигло
4459, в 1878 г.— 5042, увеличившись на 36%. Оба вида убийства следовали тем же ходом; с 151 в 1869 г.
число их последовательно росло до 166 в 1874 г., до 221—в 1875 г., до 253 —в 1878 г., увеличившись на 67%.
То же явление замечено и для Саксонии. До 1870 г. число самоубийств колебалось между 600 и 700; только в
1868 г. оно достигло 800. Начиная с 1876 г. оно достигает 981, затем 1114 и 1126, наконец в 1880г.—1171.
Параллельно с ним число покушений на чужую жизнь увеличилось с 637 в 1873 г. до 2232 в 1878 г. В
Ирландии с 1865 по 1880 г. число самоубийств возросло на 29%; число убийств возросло также и почти в той
же пропорции (23%). В Бельгии с 1841 по 1885 г. число убийств возросло с 47 до 139, а самоубийств — с 240
до 670, что составляет увеличение на 195% для первых и на 178% — для вторых. Эти цифры так мало
соответствуют закону, что Ферри пытался даже подвергнуть сомнению точность бельгийской статистики. Но, даже принимая во внимание только последние годы, данные о которых менее всего сомнительны, мы
приходим к тем же результатам. С 1874 по 1885 г. увеличение числа убийств составляет 51% (139 случаев
вместо 92) и числа самоубийств — 79% (670 случаев вместо 374).
Географическое распределение обоих явлений дает место подобным же заключениям. Во Франции
наибольшее количество самоубийств насчитывается в департаментах: Сены, Сены-и-Марны, Сены-и-Уазы, Марны. Не имея того же перевеса по отношению к числу убийств, они тем не менее и здесь стоят далеко не на
последнем месте: так, Сена занимает 26-е для умышленных и 17-е для предумышленных убийств, Сена-и-
Марна — 33-е и 14-е, Сена-и-Уаза— 15-е и 24-е, Марна— 27-е и 21-е. Вар, занимая 10-е место по отношению
к самоубийствам, стоит на 5-м для предумышленных и на 6-м для умышленных убийств. В деп. Устья-Роны, где много самоубийств, не меньше и убийств. На карте самоубийств, равно как и на карте убийств, Иль-де-
Франс окрашен в темную краску так же, как и полоса, образуемая департаментами у Средиземного моря, с той
www.koob.ru
только разницей, что первая область окрашена не так густо на карте убийств, как на карте самоубийств, вторая
же представляет обратную картину. То же и в Италии: Рим по отношению к самоубийствам занимает третье
место в ряду прочих судебных округов и четвертое в отношении квалифицированных убийств. Наконец, мы
видели, что на низшей ступени человеческих обществ, где жизнь мало уважается, самоубийства часто бывают
крайне многочисленны.
Но как бы ни были бесспорны эти факты и какое бы значение им ни следовало придавать, существуют
факты противоположного характера, которые отличаются не меньшим постоянством и еще гораздо большей
многочисленностью. Если в некоторых случаях оба явления уживаются друг с другом, по крайней мере
отчасти, то в других они находятся в явном антагонизме.
1°. Если в известные периоды столетия обе кривые и двигались в одном направлении, то, взятые в целом
или по крайней мере на протяжении достаточного времени, они расходятся между собою достаточно ясно. Во
Франции с 1826 по 1880 г. число самоубийств, как мы видели, правильно увеличивается, число же убийств, наоборот, клонится к уменьшению, хотя и с меньшей скоростью. За 1826—1830гг. ежегодно судилось за
умышленное убийство в среднем 279 человек в год; за 1876—1880 гг. их было не больше 160, и в промежутке
между этими периодами число судившихся падало даже до 121 человека за 1861 —1865 гг. и до 119 — за 1856
—1860гг. В два периода, около 1845 г. и сейчас же после войны, замечалась тенденция к увеличению; но если
отвлечься от второстепенных колебаний, то общее движение в сторону уменьшения остается совершенно
очевидным. Уменьшение выражается 43%, и оно тем более ощутимо, что население за то же время
увеличилось на 16%.
Уменьшение не так заметно по отношению к числу предумышленных убийств. В 1826—1830 гг. было
осуждено 258 человек; в 1876—1880гг.— 239. Уменьшение становится заметным, только приняв в расчет
увеличение населения. Эта разница в эволюции предумышленного убийства нисколько не должна нас
удивлять. В самом деле, оно является преступлением смешанного характера, имеющим некоторые общие
черты с убийством умышленным, но также и разнящимся от него в некоторых отношениях; оно зависит
отчасти и от других причин. Иногда это просто то же умышленное убийство, но только более обдуманное и