преднамеренное, иногда же оно является простым спутником преступлений против собственности. В
последнем случае оно находится в зависимости от других факторов, чем убийство вообще. Оно определяется
не той суммой побуждений всякого рода, которые толкают на пролитие крови, но зависит от влияния
различных мотивов, побуждающих к воровству.
Двойственность этих обоих видов преступления заметна уже на их динамике по месяцам и временам года.
Предумышленное убийство достигает своей кульминационной точки зимою и особенно в ноябре, совсем как и
преступления против собственности. Таким образом, эволюция убийства, в его чистом виде, лучше
прослеживается по кривой умышленного убийства, а не по кривой предумышленного.
То же явление наблюдается и в Пруссии. В 1834 г. было начато 368 следствий по делам об убийствах и
нанесении смертельных ран, т. е. одно на 29 000 жителей. В 1851 г. их было уже только 257, или одно на 53
000 жителей. Затем уменьшение продолжалось в том же направлении, хотя и более медленно. В 1852 г. одно
следствие производилось еще на 76 000 жителей; в 1873 г.— одно уже только на 109 000 жителей. В Италии с
1875 по 1890 г. уменьшение числа убийств простых и квалифицированных выражалось 18% (2660 вместо
3280), тогда как число самоубийств увеличилось на 80%. Там, где число убийств не уменьшается, оно остается
по крайней мере без движения. В Англии с 1860 по 1865 г. насчитывалось ежегодно 359 случаев убийства, в
1881 —1885 гг. их было всего 329; в Австрии их было 528 за 1866—1870 гг. и только 510 — за 1881 —1885 гг., и весьма вероятно, что если в этих различных странах отделить убийство от предумышленного убийства, то
регрессия стала бы еще более заметной. За то же время во всех этих государствах количество самоубийств
увеличилось.
Г. Тард, однако, пытался показать, что уменьшение числа убийств во Франции было только кажущимся.
Оно объясняется будто бы тем, что к делам, прошедшим через суд присяжных, не присоединяли дел, оставленных прокурорским надзором без движения или прекращенных за отсутствием состава преступления.
Согласно этому автору, число умышленных убийств, оставленных, таким образом, без судебного преследо-
вания и поэтому не вошедших в итоги судебной статистики, не перестает увеличиваться; присоединив их к
однородным преступлениям, бывшим предметом судебного разбирательства, мы получаем непрерывную
прогрессию вместо указанной регрессии. К несчастью, доказательство, приводимое им в подтверждение
своего мнения, основано на слишком остроумном сопоставлении цифр. Он довольствуется сравнением числа
убийств обоих видов, не дошедших до судебного разбирательства, за период 1861 —1865 гг. с периодами за
1876—1880 и 1880—1885 гг. и показывает, что второй и особенно третий стоят по численности выше первого.
Но именно период 1861 —1865 гг. является совершенно исключительным из всего столетия по минимальному
количеству дел, прекращенных до суда; по неизвестным нам причинам число их исключительно низко. Таким
образом, период этот совершенно не годится как исходная точка сравнения. Да и вообще, нельзя строить закон
на сравнении двух-трех цифр. Если бы, вместо того чтобы брать такую отправную точку, г. Тард наблюдал бы
в течение более долгого времени изменения, которым подвергалось число этих дел, то он пришел бы к
совершенно другому заключению. Вот в самом деле результаты подобной работы.
www.koob.ru
* Некоторые из этих дел были прекращены, потому что они не составляют ни преступления, ни проступка. Их следовало бы поэтому
просто скинуть со счета. Тем не менее мы этого не сделали, желая следовать за нашим автором; впрочем, этот вычет, мы уверены в том, не изменил бы ничего в выводах, вытекающих из приводимых цифр.
Цифры изменяются не совсем правильно; но с 1835 по 1885 г. они заметно- уменьшаются, несмотря на
увеличение, происшедшее около 1876г. Уменьшение представляет для умышленных убийств 37% и для
предумышленных — 24%. Здесь, стало быть, нет ничего, что позволяло бы заключить о возрастании соот-
ветствующей преступности.
2°. В странах, где замечается усиление убийств и самоубийств, числа их измеряются не в одинаковых
пропорциях; никогда оба явления не достигают максимума в одном и том же месте. Наоборот, по общему
правилу, там, где убийство сильно распространено, ему соответствует своего рода иммунитет по отношению к
самоубийству.
Испания, Ирландия и Италия суть три страны Европы, где меньше всего самоубийств; в первой — на 1 млн.
жителей их приходится 17; во второй — 21 и в третьей — 37. Наоборот, нет таких стран, где бы убивали
больше. Это единственные страны, где число умышленных убийств превышает число самоубийств. В Испании
убийств происходит втрое больше, чем самоубийств (1484 убийства на год за период 1885— 1889 гг. и только
514 самоубийств); в Ирландии первых вдвое больше, чем вторых (225 против 116), в Италии— в полтора раза
больше (2322 против 1437). Наоборот, Франция и Пруссия отличаются распространенностью самоубийства
(160 и 260 на миллион); убийств же здесь в десять раз меньше: Франция насчитывает их только 734 случая и
Пруссия 459 ежегодно в среднем за период 1882—1888 гг.
Те же отношения наблюдаются и внутри каждой страны. На карте самоубийств Италии север сплошь
окрашен в темную краску, весь же юг совершенно чист; как раз обратное замечается относительно убийств.
Если, далее, распределить итальянские провинции на два класса по проценту самоубийств и посмотреть, каков
в них же процент убийств, то антагонизм обнаружится еще резче:
1-й класс.
От 4,1 самоуб.
до 30 на 1 млн
271,9 уб. на 1 млн
2-й »
От 30 »
80 »
95,2 »
В Калабрии убивают больше, чем где-либо: здесь на 1 млн бывает 69 убийств; нет зато провинции, где
бы самоубийство случалось реже.
Во Франции департаменты, где совершается больше всего умышленных убийств, это — Корсика, Во-
сточные Пиренеи, Лозера и Ардэм. Но по отношению к самоубийствам Корсика спускается с первого места на
85-е; Восточные Пиренеи — на 63-е, Лозера — на 83-е и, наконец, Ардэм — на 68-е.
В Австрии самоубийства достигают своего максимума в Нижней Австрии, Богемии и Моравии, между
тем как они слабо развиты в Крайне и Далмации. Наоборот, Далмация насчитывает 79 убийств на 1.000.000
жителей и Крайна — 57,4, тогда как Нижняя Австрия только—14, Богемия—11, и Моравия- 15.
3°. Мы установили, что войны оказывают на увеличение самоубийств задерживающее влияние. Они
производят то же действие на воровство, вымогательство, злоупотребление доверием и т. п. Но одно
преступление составляет исключение. Это — убийство. Во Франции в 1870 г. число умышленных убийств, достигавшее в среднем 119 за 1866—1869 гг., вдруг поднялось до 133 и затем до 224 в 1871 г., увеличившись, таким образом, на 88%, чтобы упасть до 162 в 1872 г. Это увеличение окажется еще более значительным, если
вспомнить, что возраст, на который приходится наибольшее количество убийств, определяется 30 годами и
что вся молодежь в то время была под знаменами.
Следовательно, преступления, которые она совершила бы в мирное время, не вошли в статистические
данные. Более того, несомненно, расстройство судебной администрации должно было помешать раскрытию
многих преступлений, и не одно следствие оканчивалось ничем. Если, несмотря на такие две причины к
уменьшению, число зарегистрированных убийств увеличилось, то можно представить себе, насколько больше
было действительное увеличение.
Также и в Пруссии, когда вспыхнула война с Данией в 1864 г., число убийств поднялось с 137 до 169 —
уровень, которого оно не достигало с 1854 г.; в 1865 г. оно падает до 153, но поднимается в 1866 г. (159), несмотря на мобилизацию прусской армии. В 1870 г. отмечено сравнительно с 1869 г. легкое понижение (151
случай вместо 185); но насколько же оно слабее, чем по отношению к другим преступлениям! В это же время
квалифицированное воровство понижается наполовину: 4599 в 1870 г. вместо 8676 в 1869 г. В этих цифрах
смешаны вдобавок умышленные и предумышленные убийства; но эти преступления не имеют одинакового
значения, и мы знаем, что во Франции только число первых увеличилось во время войны. Если, таким об-
www.koob.ru
разом, общее увеличение убийств всех разрядов не очень значительно, то можно думать, что умышленные
убийства, отделенные от предумышленных, обнаружили бы более резкое увеличение. Кроме того, если бы
можно было восстановить все случаи, которые, несомненно, упущены в вышеуказанных двух случаях, то это
кажущееся понижение было бы сведено на нет. Наконец, крайне знаменательно, что число неумышленных
убийств заметно подымается за это время — с 268 в 1869 г. до 303 в 1870 г. и до 310 в 1871 г. Не доказывает
ли это, что во время войны менее считаются с человеческой жизнью, чем в мирное время.
Политические кризисы оказывают то же действие. В то время как во Франции с 1840 по 1846 г. кривая
умышленных убийств остается на одной высоте, в 1848 г. она круто подымается, достигая своего максимума
(240) в 1849 г. То же явление имело место и ранее, в первые годы царствования Луи-Филиппа. Борьба между
политическими партиями достигала в то время крайнего ожесточения. И именно тогда число умышленных
убийств достигло максимума за все столетие. С 204 в 1830г. оно поднялось до 264 в 1831 г.— цифры, потом ни
разу непревзойденной; в 1832г. оно еще достигает 253 и 257 — в 1833г. В 1834 г. замечается резкое падение, которое затем все ускоряется; к 1838 г. остается-всего 145 случаев, т. е. уменьшение достигает 44%. За это