ыходцы из Латинской Америки опередили учеников всех восьми стран Латинской Америки, которые участвовали в программе. Афроамериканцы же опередили единственную черную страну-участницу, Тринидад и Тобаго, на 25 баллов{680}.
Школы США стараются как могут. Они успешно обучают иммигрантов и их потомков, позволяя тем превзойти сородичей, которые остались, по разным причинам, в родных местах. Но американские школы терпят неудачу, несмотря на триллионы долларов бюджетных средств, из-за того, что закон о начальном и среднем образовании 1965 года требует преодоления расового разрыва. Мы не знаем, как ликвидировать разницу в баллах по чтению, естествознанию и математике между белыми учащимися нелатиноамериканского происхождения и их азиатскими сверстниками, с одной стороны, и чернокожими учениками и «латино» – с другой. Судя по результатам PISA, этого не знает мир в целом.
Разрыв между результатами восточноазиатских и европейских ребят и учеников из стран Латинской Америки и Африки отражает аналогичный разрыв в Соединенных Штатах.
Как сообщил фонд «Наследие», проанализировав результаты теста PISA по чтению, «если бы белые американские ученики считались отдельной группой, их баллы позволили бы им занять третье место в мире. Тогда как выходцы из Латинской Америки и чернокожие американцы, считая по отдельности, заняли бы соответственно 31-е и 33-е места»{681}.
«Образовательные проблемы Америки отражают нашу демографическую комбинацию», – пишет Вайсберг.
«Сегодняшние школы заполнены миллионами молодых людей, многие из которых являются испаноязычными иммигрантами, едва способными говорить по-английски; приплюсуем сюда и миллионы тех, кто наделен посредственными интеллектуальными способностями, а потому брезгует успеваемостью… Это глубоко политически некорректно, однако большинство образовательных проблем Америки исчезнет, если эти равнодушные и доставляющие немало хлопот ученики уйдут, получив тот объем знаний, который устраивает их самих, а вакантные места займут жадные до обучения студенты из Кореи, Японии, Индии, России, Африки и стран Карибского бассейна»{682}.
Школьный реформатор Мишель Ли утверждает, что «из исследований совершенно ясно – наиболее важным фактором в определении успехов ребенка в школе является качество учителя, стоящего перед классом»{683}.
Так ли уж это «ясно»? Вайсберг напоминает, что, по докладу Коулмана и выводам Чарльза Мюррея, 80 процентов успеха ребенка зависят от его познавательных способностей и отношения к учебе, с которым этот ребенок приходит в класс, а вовсе не от учебников или от «учителя перед классом». Если интеллект и желание учиться отсутствуют, никакие расходы на школы, на зарплаты учителей и консультантов и на новые учебники не оправдаются.
Даже если бы мы могли «уравнять» домашнюю обстановку и школьную среду для всех детей, мы все равно не получили бы одинаковых баллов на тестах. Как пишет научный обозреватель журнала «Дискавер» и блогер Разиб Хан: «Когда удаляешь переменные окружающей среды, остается познавательная вариативность»{684}.
Сжигая еретиков
Отказ принять то, чему учит человеческий опыт, – характерный признак идеологии. На академическом собрании в январе 2005 года президента Гарвардского университета Ларри Саммерса спросили, почему так мало женщин получают степени по математике и естественным наукам. Саммерс предположил, что это может быть связано с неравными возможностями мужчин и женщин. «В конкретном случае науки и техники нужно вспомнить о врожденном потенциале, в частности, о способностях к адаптации», – уточнил Саммерс, заплывая, так сказать, в коварные воды. В итоге вполне возможны «различные реализации потенциала на самом высоком уровне»{685}.
«Я чувствовала себя так, будто заболеваю, – признавалась профессор биологии МТИ Нэнси Хопкинс. – Сердце громко стучало, дышать вдруг стало тяжело… Я просто не могла дышать, такую дурноту вызвал у меня этот ответ». Не выйди она из зала, прибавила Хопкинс, «я бы потеряла сознание или меня вынесли бы на носилках»{686}.
Год спустя факультет наук и искусств обвинил Саммерса в «утрате доверия» и провел голосование за отставку президента; Саммерсу пришлось уйти. Эгалитаризм не слишком-то терпим к инакомыслию.
Через год после отставки Саммерса доктор Джеймс Уотсон, лауреат, вместе с доктором Фрэнсисом Криком, Нобелевской премии 1962 года за открытие спиральной структуры ДНК, заявил газете «Санди таймс», что он «мрачно смотрит на перспективы Африки», поскольку «вся наша социальная политика строится на тезисе, что умственные способности африканцев аналогичны нашим, тогда как практика опровергает эту точку зрения»{687}.
В автобиографии Уотсона «Избегайте занудства: уроки жизни, прожитой в науке» (2007) обнаруживается такой еретический пассаж:
«Априори у нас нет надежных оснований ожидать, что интеллектуальный потенциал людей, географически разделенных в ходе эволюции, окажется совершенно одинаковым. Нашего желания, чтобы все были наделены одинаковой силой разума как неким всеобщим наследием человечества, будет недостаточно, чтобы это стало правдой»{688}.
Выступление Уотсона в лондонском Музее науки немедленно отменили, как и тур с презентацией книги. Также ему пришлось подать в отставку с поста директора лаборатории Колд-Спринг-Харбор, где он проработал сорок лет.
«Я не одобряю того, что вы говорите, но я ценой собственной жизни буду защищать ваше право говорить это», – заявил Вольтер, обращаясь к Руссо[178]. «Ошибочное мнение допустимо, если истине позволяют ему противостоять», – писал Джефферсон. Что говорит о либерализме двадцать первого века, а заодно и об Америке двадцать первого столетия тот факт, что один из ее величайших ученых подвергся порицанию, социальной обструкции и был вынужден отречься от убеждений, которые составил за годы исследований и опыта?
В книге «Человеческие достижения: стремление к совершенству в искусстве и науке, 800 г. до н. э. – 1950 г.» Мюррей описывает величайших деятелей четырех тысяч лет истории человечества и основные достижения в науке, искусстве, музыке, философии и математике. Он приходит к выводу, что 97 процентов этих фигур происходят из Европы и Северной Америки и там же сделаны 97 процентов основных достижений в астрономии, биологии, науках о Земле, физике, математике, медицине и технологиях. Удивительный «рекорд» единственной цивилизации! Женщины имеют ровно 0 процентов достижений в философии, 1,7 процента – в науках, 2,3 процента – в западном искусстве, 4,4 процента – в западной литературе и 0,2 процента – в западной музыке{689}.
Настала пора признать правду. Большинство детей не обладает физическими способностям для спорта высоких достижений, музыкальными способностями для успешного выступления в рок-группе или «лексическими» способностями для победы в школьных дебатах; точно так же далеко не каждый ребенок способен усвоить в полном объеме учебный материал средней школы. Не бывает двух совершенно одинаковых детей, даже однояйцевые близнецы разнятся между собой. Семья – инкубатор неравенства, предусмотренного Господом. При равных возможностях одаренные поднимутся, а менее талантливые – в спорте, художественно или в учебе – неизбежно будут отставать. Тем не менее, вот уже сорок лет, пишет Чарльз Мюррей, «американские лидеры не желают обсуждать те базовые различия в способности к обучению, с которыми дети приходят в школу»{690}.
В статье «Табу на неравенство», опубликованной в сентябрьском номере журнала «Комментари» за 2005 год, Мюррей указывает, что в основе программы позитивных действий лежит ошибочное убеждение, будто если ликвидировать все социально обусловленные преграды для равенства, немедленно установится подлинное равенство.
«Позитивные действия… предполагают, что не существует врожденных различий между группами, которым данная программа призвана помочь, и всеми остальными. Допущение отсутствия каких-либо врожденных различий между группами определяет американскую социальную политику. Это предположение в корне ошибочно.
Когда результаты, на которые нацелена вышеупомянутая политика, так и не достигаются, и некая группа явно отстает, вину за подобное несоответствие возлагают на общество. По-прежнему считается, что лучше проработанные программы, лучшие правила или правильные судебные решения помогут ликвидировать различия. Это предположение также ошибочно»{691}.
Наблюдая за попытками Америки обеспечить недостижимое равенство – посредством позитивных действий, квот, бенефиций, прогрессивного налога и гигантского социального государства, – поневоле вспоминаешь рассказ Натаниэля Готорна «Родимое пятно». Герой этого рассказа, ученый Эйлмер, страстно влюбленный в свою прекрасную молодую жену Джорджиану, становится одержимым маленьким родимым пятном на ее щеке. Возненавидев это пятно, Эйлмер решается на опасную хирургическую операцию – чтобы удалить родинку и сделать жену совершенством. Родимое пятно исчезает – и жена Эйлмера умирает. Наше стремление к идеальной стране, где все будут равны, убивает нацию.
Равенство как политическое оружие
Те революции, которые возводили равенство на трон – французская, русская, китайская и кубинская, – нередко превращали ликвидацию старого режима в беспощадную резню. Представителей классов, имевших привилегии и власть, а также священников и поэтов, отправляли на гильотину, в подвалы Лубянки или на виселицу, расстреливали или обрекали на мучения трудовых лагерей. Когда старый порядок заканчивал свои дни в тюрьмах, ссылке и могилах, революционная элита, более неприглядная и жестокая, чем та, которую она сместила, занимала дворцы, особняки и дачи.