Каковы бы ни были ее истоки, революция 1960-х годов ознаменовалась отказом от христианской морали и триумфом секуляризма и эгалитарной идеологии; критическая масса была достигнута, когда бэби-бумеры стали заселять кампусы Америки. Эта революция разделила семьи и поколения и сокрушила коалицию «Нового курса», позволив Никсону опереться на новое большинство, которое противопоставило себя революции. В 1972 году Никсон разгромил первого выразителя идей революции 1960-х, сенатора Макговерна.
Сенатор Том Иглтон, кандидат Макговерна на пост вице-президента, признавался политическому обозревателю Роберту Новаку, что кампанию Макговерна можно суммировать как «апологию амнистии, абортов и кислоты»{1101}.
Да, революция пленила множество молодых, но это была революция привилегированных, а не голодных людей. В конце концов, ее навязал Америке Верховный суд, который «вычитал» собственные принципы в конституции, дехристианизировал страну, сделал секуляризм государственной религией и возвел на трон групповые права. Молитва, Библия и десять заповедей оказались изгнанными из школ, вертепы исчезли с площадей. Аборт и гомосексуализм признали конституционными правами. Детей стали возить в общих автобусах, чтобы все соответствовало судейскому представлению об идеальном расовом балансе.
Поражает, даже сейчас, отсутствие сопротивления. Да, были отдельные протесты, республиканцы устраивали политические кампании, критикуя судейскую активность и «суд Уоррена»[281]. Но после избрания Никсона республиканцы разве что предприняли тщетную попытку внести измнения в конституцию, чтобы отменить некоторые постановления, противоречившие основному закону. Оружие, которое отцы-основатели предусмотрительно вложили в конституцию, предписав конгресс ограничивать юрисдикцию федеральных судов, пылилось и ржавело в ножнах. Законом Норриса – Ла Гуардия конгресс эпохи Депрессии лишил суды полномочий вмешиваться в трудовые споры. Сенаторы Уильям Дженнер и Джесси Хелмс предложили законодательно ограничить прерогативы суда, но не нашли поддержки{1102}. В последнее время, однако, конгресс ведет себя так, будто Верховный суд является высшим органом власти, вправе принимать окончательные решения и превосходит авторитетом законодателей.
Революция победила потому, что американцы привержены своей конституции. Если суд сказал, что так и есть, они этому верят. От Никсона до Рейгана и Буша-старшего президенты-республиканцы стремились выдвигать судей, которые способны вернуть суд в рамки конституционализма. Но только при администрации Джорджа У. Буша они добились некоторого успеха. К тому времени, впрочем, революция создала немало прецедентов, а консерваторы уважают прецеденты.
В конфликтах, которые проистекают из столкновения убеждений, консерваторам следует стремиться к расширению возможностей конгресса и «обузданию» судов. Учитывая текущий баланс сил в Верховном суде (четыре конституционалиста – Скалиа, Томас, Робертс и Алито – и четыре либерала – Гинзбург, Брейер, Сотомайор и Каган), республиканцы должны блокировать любые либеральные телодвижения Обамы, пусть даже если это освободит место в суде, – его заполнит следующий президент.
Конгрессу нужно также дополнить каждый закон, касающийся социальной политики, например, закон о защите брака[282], условием, что этот закон не подлежит пересмотру в судебном порядке. Отцы-основатели никогда не предполагали, что судьи будут принимать те решения, какие они принимают сегодня.
Джефферсон объявил законы об иностранцах и подстрекательстве к мятежу[283] недействительными. Джексон сказал о верховном судье: «Джон Маршалл принял решение; пусть он его и выполняет». Отцы-основатели Демократической партии никогда не согласились бы с судейским верховенством. Как и основатель Республиканской партии, Авраам Линкольн, который заявил в своей первой инаугурационной речи:
«…если политику правительства по жизненно важным вопросам, затрагивающим весь народ, надо окончательно укрепить решениями Верховного суда, то… народ перестанет быть своим собственным правителем, поскольку в данных пределах он практически передаст свою исполнительную власть в руки этого выдающегося трибуна»[284].
Поскольку расовая дискриминация до сих пор остается вопросом, поляризующим нашу страну, конгресс должен разобраться с этим раз и навсегда, поддержав инициативу гражданских прав Уорда Коннерли, которая получила поддержку электората в каждом штате, где ее выносили на референдум: «Государство не предоставляет преференций и не дискриминирует любого человека или группу по признакам расы, пола, цвета кожи, этнического или национального происхождения в сфере общественной занятости, государственного образования или государственных контрактов». Два десятка слов, записанных в конституции или в федеральном законе, способны сокрушить империю зла обратной дискриминации; в то же время они полностью соответствуют букве и духу Закона о гражданских правах (1964). Американцы поддержали тот закон, потому что он, по выражению Хьюберта Хамфри, обещал то, чего хотелось всем, и сулил исполнение обещаний.
Судьи игнорируют конституцию и объявляют собственное мнение законом – так, Верховный суд штата Массачусетс навязал штату однополые браки; губернаторам следует приступить к оспариванию судейских решений, требовать конца судейской узурпации. Заяви губернатор Ромни Верховному суду Массачусетса, что он тоже клялся защищать государство и конституцию, где об однополых браках не сказано ни слова, и откажись он выдавать лицензии на брак, этот губернатор наверняка стал бы кандидатом республиканцев в 2008 году.
В «Письме из бирмингемской тюрьмы» Мартин Лютер Кинг писал, что «существует моральная обязанность не подчиняться несправедливому закону. И я согласен со святым Августином, что «несправедливый закон – это вообще не закон…»[285].
«Как можно определить, является ли закон справедливым или несправедливым? Справедливый закон есть составленный человеком свод правил, которые соответствуют нравственному закону или Божьим заповедям. Несправедливый закон есть свод правил, дисгармонирующих с нравственным законом. Цитируя Фому Аквинского: несправедливый закон есть человеческий закон, каковой не опирается на небесное право и законы природы»{1103}.
Во времена губернаторов Фобуса в Арканзасе и Уоллеса в Алабаме рассуждения о правах штатов сделались синонимом южного сопротивления десегрегации. Они оставались таковыми на протяжении десятилетий. Сегодня уже не так. Генеральные прокуроры штатов, такие как Кен Кучинелли в Виргинии, идут в федеральный суд, чтобы оспорить отдельные положения «Обамакэйр». Законодатели штата обсуждают возможность оспорить федеральный закон об огнестрельном оружии, который «подминает» под себя законы штата. Издаются книги, восхваляющие идеи Джефферсона и Мэдисона – в годы принятия законов об иностранцах и подстрекательстве к мятежу те писали об аннулировании национальных законов, которые даруют федеральным органам чрезмерные полномочия, не прописанные в конституции. В Айове избиратели вывели трех судей-«ренегатов» из состава Верховного суда штата. Контрреволюция крепнет с каждым днем, возможен новый всплеск радикального консерватизма.
Вашингтон и Адамс были консерваторами в 1770 году, мятежниками в 1775 году и снова сделались консерваторами, когда возглавляли страну в качестве президентов. Гамильтон в начале 1770-х годов был подростком-смутьяном и стал консервативным министром финансов в начале 1790-х годов. Джефферсон и Мэдисон, сторонники свободы торговли в молодости, стали экономическими националистами, когда английские купцы принялись выбрасывать грузы, чтобы погубить новорожденные отрасли промышленности в ходе войны 1812 года.
«Врожденный» консерватизм американского народа, его уважение к конституции и к Верховному суду, а также убеждение в главенстве закона – все было использовано такими судейскими радикалами, как Эрл Уоррен и Уильям О. Дуглас, Уильям Дж. Бреннан и Гарри Блэкман, чтобы навязать нам революцию, которой страшились первые американцы. Когда судьи превращаются в диктаторов, граждане становятся мятежниками.
Америка вступает в смутное время. Культурные и религиозные конфликты учащаются, обе партии воспринимают друг друга как предателей интересов нации. Республиканцы потерпели поражение в 2006 и 2008 годах, демократы проиграли в 2010 году. Кризисы, которые нас атакуют – культурные войны, расовая разобщенность, рекордный дефицит бюджета, не подлежащий погашению государственный долг, поток иммиграции, легальной и нелегальной, нашествие народов, которые никогда и нигде не ассимилировались, бюрократические тупики и возможное поражение в войне, – могут оказаться слишком серьезным испытанием для нашей демократии; она рискует с ними не справиться. Так и произойдет, если мы не начнем действовать – прямо сейчас.
Благодарности
За настойчивость, побудившую меня завершить эту книгу, и за то, что в свое время пришла ко мне в Белый дом Рейгана и подала мысль взяться за перо, моя вечная благодарность Фреди Фридман, редактору, консультанту, агенту, другу. Благодарю Тома Данна за дружескую поддержку. Особая благодарность Маркусу Эпстейну за неоценимую помощь и множество часов, которые он посвятил исследованию идей, вопросов и анекдотов. Кроме того, благодарю Майкла Рубина за сверку сносок.