Но мы сейчас не о том. Мы все еще — об артиллерии, о пушке, которая весила 1448 тонн и называлась «Дора». Орудие назвали именем жены главного конструктора. (Знать, тяжкий был у той бабы характер.) Перед тем как создавать это чудо, следовало подумать: а как его двигать? Решение нашли вот какое: по двум параллельным железнодорожным путям. Беда в том, что они везде не параллельные. Они то расходятся, то сходятся. Между путями могут быть и водокачка, и платформа, и целый вокзал. Пути могут уйти в два разных тоннеля или на два разных моста. Да если бы и в один тоннель входили, то все равно такая махина ни в какой тоннель не войдет. Потому пушку делали разборной. Для ствола и других тяжеловесных деталей конструировали особые железнодорожные транспортеры. А на огневой позиции строили два усиленных параллельных железнодорожных пути и на них собирали орудие.
А еще следовало подумать вот над чем: снаряд весом почти семь тонн нужно вытолкнуть из тридцатидвухметрового ствола почти вертикально вверх с начальной скоростью 700 метров в секунду, и он, поднявшись в стратосферу, описав гигантскую дугу, улетит за 40 километров. Прикинем титаническую мощь, которая для этого потребуется. Попытаемся представить (хотя это и невозможно) те динамические нагрузки, которые на него воздействуют, трение снаряда о ствол, давление и температуру в канале ствола. Что надо сделать для того, чтобы снаряд не разрушился в момент выстрела? Правильно. Надо стенки снаряда сделать толстыми. Очень и очень толстыми. Подумали ли об этом конструкторы? Да. Они все точно рассчитали и сделали стенки снаряда толстыми. Но вытащили хвост, голова увязла. Оттого, что стенки снаряда очень и очень толстые, в снаряд весом почти семь тонн удалось поместить разрывной заряд весом всего лишь 272 килограмма. 4% от общего веса. Результат: при стрельбе снаряд пробивал грунт и уходил в землю, образуя ствол диаметром один метр и глубиной 12 метров. На дне в результате взрыва образовывалась каплеобразная полость диаметром три метра. И это все. Мощи (вернее — немощи) заряда не хватало для того, чтобы обеспечить выброс грунта. Потому вреда от этих снарядов было не много. Это вроде как бросать снаряды в бездонное болото: они погружаются в трясину, чвак, — и все. Ни осколков, ни земляных глыб, ни ударной волны. И даже звук разрыва какой-то неприличный получается. Представим, что в нас бросили гранату, а она попала в колодец, и там где-то глубоко что-то грохнуло, но нам вреда не причинило. Мы-то — на поверхности.
Вред был бы огромный, если бы снаряд «Доры» попадал в железобетонное перекрытие какого-то очень важного объекта. Но в том-то и дело, что держать такую пушку вблизи линии фронта нельзя. Она чрезвычайно уязвима. Эта пушка — открытое, ничем не защищенное, гигантское сооружение, своим видом и количеством персонала она сравнима с нефтеперегонным заводом. И минимальная дальность стрельбы — 25 километров. В любом случае — стрельба за горизонт. А стрельба за горизонт — это (в те времена) стрельба не по конкретным целям, а по площадям. Попасть в какую-то конкретную цель можно при большом везении, вроде как выиграть лотерею.
На создание этого орудия были потрачены совершенно невероятные ресурсы, на несколько лет были заняты лучшие производственные мощности, от первоочередных дел отвлечены лучшие артиллерийские конструкторы, инженеры, технологи и тысячи рабочих самой высокой квалификации. Каждая технологическая операция — уникальна. Попробуйте отлить тридцатидвухметровый ствол. Попробуйте его просверлить и нарезать. Для каждой операции — уникальный инструмент, который после проведения данной операции больше никому не нужен. Что вы предлагаете делать с алмазным инструментом для сверления в сверхпрочной стали дырки диаметром почти метр?
Генерал-полковник Ф. Гальдер в служебном дневнике (в Советском Союзе опубликован под названием «Военный дневник») записал 7 декабря 1941 года: «"Дора» (орудие большой мощности) калибра 800 мм. Вес снаряда — 7 тонн. Настоящее произведение искусства, однако бесполезное».
Уроки впрок не шли. Опыт показал, что самоходное орудие «Элефант» (он же — «Фердинанд») весом в 65 тонн на мягком грунте развернуться не может. При развороте одна гусеница идет, а вторую притормаживаем. При таком весе машины и узких гусеницах та гусеница, которую притормаживаем, зарывается в землю, и весь «Фердинанд» садится брюхом в пашню, в грязь или в песок. Потому «Элефанты» в Восточной Европе, да и в Западной, из-за своего огромного веса практически не применялись. После катастрофического дебюта на Курской дуге их пришлось перебросить в Италию на каменистый грунт. Тем временем по личному приказу Гитлера германские конструкторы работали над танком Е-100 весом в 140 тонн, а доктор Порше, опять же по личному приказу Гитлера, создавал свой «Маус», т.е. «Мышь» — танк весом в 188 тонн. Проблем было множество. Прежде всего, где взять столь мощные двигатели? На Е-100 поставили «Майбах 234» — 800 л.с. По тем временам — огромная сила. Но вес-то у танка невероятный. Потому на тонну веса приходилось всего лишь по пять с кусочком лошадиных сил. На «Мышь» поставили двигатель МВ-509 мощностью 1050 л.с., и опять получилась удельная мощь 5,5 л.с. на 1 тонну веса. Это то, что они делали под конец войны и завершить не успели. Для сравнения: у нашего «устаревшего» БТ-2, принятого на вооружение еще до прихода Гитлера к власти, удельная мощность была в 6,5 (ШЕСТЬ С ПОЛОВИНОЙ) раз выше. Двигатель — сердце танка. У гитлеровской «Мыши» было слабенькое сердечко в сравнении с ее непомерным весом. И лучше говорить не про удельную мощь, а про удельную немощь. Но главное в другом: эти танки можно было строить малыми сериями, а то и вообще единичными экземплярами.
И еще: европейские мосты того времени редко имели грузоподъемность свыше 40 тонн. Вес в 140, а тем более 188 тонн, не выдерживал ни один мост. Вопрос: зачем вам танк, который, выйдя из ворот завода, может дойти только до первой речки, но не дальше?
Генерал-лейтенант Эрих Шнейдер так характеризовал гитлеровский супертанк «Маус»: «В военном отношении он не представлял собой никакой ценности. Конструкция его была разработана Порше и Круппом. Но на испытаниях оказалось, что он не мог пройти ни по одному мосту, служил удобной мишенью и имел недостаточно толстую броню, чтобы без риска подставлять лоб любому противотанковому орудию. На создание экспериментальной модели и на подготовку серийного производства этого танка ушло много ценнейших материалов и труда, которые могли быть использованы для решения других, более срочных задач» (Итоги Второй мировой войны. с. 306).
В этом отрывке поражает фраза: «на испытаниях оказалось, что он не мог пройти ни по одному мосту…» Неужто создателям 188-тонной махины это было неясно до испытаний?
Думаю, что все им было ясно. Это были люди высочайшей технической квалификации. Это были люди куда более умные, чем я и, быть может, вы. Но у нас с вами преимущество. Мы — разгильдяи. И у нас хватило бы глупости усомниться в целесообразности такой затеи. А они люди дисциплинированные. У них — приказ. Они приказ выполняли, понимая, что его выполнение вредит разработке других, куда более важных и насущных проектов, и это ведет Германию к разгрому.
Заставь дурака конструировать танки или вербовать агентуру…
ГЛАВА 10А В ЭТО ВРЕМЯ…
Система высшего командования немецкими вооруженными силами вообще была странной.
Гитлеровская армия и государство отличались от других армий и государств запредельной точностью и аккуратностью.
А в это время в германской армии и государстве процветали хаос и разгильдяйство, которых свет не видал с момента сотворения.
Начнем с самого верха. «Гитлер часто необдуманно подписывал указы, противоречащие ранее изданным, создавая тем самым невообразимую сумятицу» (Шпеер. с. 348).
«Он постоянно стремился к тому, чтобы ввести себя и окружающих в заблуждение относительно истинного положения вещей… Он не отдавал себе никакого отчета в том, что говорил и какие решения принимал» (Гудериан. с. 613).
«Глубоко чуждая его натуре дисциплина отнюдь не способствовала принятию им разумных и взвешенных решений» (Шпеер. с. 401).
Итак, во главе Германии стоял путаник. Уже одного этого было достаточно для полной анархии. Но кроме этого, Гитлер занимал множество должностей: партийных, государственных и военных: он — лидер партии, рейхсканцлер, президент Германии, военный министр, Верховный главнокомандующий Вермахта, главнокомандующий сухопутными войсками. Так было и у Сталина, правда, должностей у него было поменьше. Но разница не в количестве должностей. Коренная разница в другом. В каком бы качестве Сталин ни представал — Генеральный секретарь ЦК, Председатель Совнаркома, Верховный главнокомандующий, — механизм власти оставался единым. Он скромно именовался «Секретариат т. Сталина». В любом случае все доклады, доносы, рапорты, донесения, все звонки, все письма на имя Сталина, от посланий Черчилля, Гитлера или Рузвельта до записок странных людей, сходились именно в этот центр, в конечном итоге — к одному человеку. Был это товарищ Поскребышев, который докладывал Сталину и получал от него указания.
А у Гитлера каждой должности соответствовала отдельная канцелярия. Всего личность Гитлера представляли пять разных структур. Каждая из них считала себя главной и основной и от имени фюрера отдавала приказы и распоряжения, не интересуясь тем, что пишут ребята за стеной. Нет, даже не так. Оттого, что каждая из этих структур считала себя главной, она старалась действовать вопреки трем остальным: ах вы такую линию гнете, чихать мы на вас хотели и поступим как раз наоборот.
Но хаос этим не кончался, а только начинался.
Непосредственное окружение Гитлера — адъютанты (и их жены), секретарши, врачи, пилоты, водители, фотограф, охранники — имели на него влияние, и каждый занимался государственными делами, и каждый тянул в свою сторону. Мечту Ленина о кухарках, управляющих государством, немецкие социалисты не сумели осуществить до конца, но в этом направлении они весьма далеко продвинулись. Старший адъютант Гитлера Шмундт, к примеру, одновременно занимал должность начальника главного управления кадров сухопутных войск. Казалось бы, пусть адъютант занимается своим делом — носит портфель, точит карандаши, а начальник главного управления кадров пусть руководит своим многосложным и чрезвычайно ответственным хозяйством. Но нет. Адъютант получает и сдает оперативные карты, носит их за Гитлером в черном портфеле, выполняет мелкие поручения, а между делом назначает и смещает генералов с их постов, присваивает воинские звания, распределяет кадры в войсках, ведет учет выслуги лет, наград и потерь в многомиллионной армии. А еще — ведет свою собственную политику.