– Чушь! – перебил ее Акил. – Он обозлился на маму и ушел от нас!
– Что? – удивилась Димпл.
– Ерунда, – быстро произнесла Амина, сердито поглядывая на Акила. – Ничего такого он не делал!
Димпл сурово посмотрела сначала на него, потом на нее, откинулась на спинку стула и заключила:
– Как же я рада, что у меня нет родных братьев и сестер!
Когда все ушли, Акил и Амина вернулись на крышу и принялись разочарованно смотреть в пустое небо. Уже стемнело, оно стало какого-то невообразимо серого цвета, почти прозрачного и ровного, если не считать слабого, тающего шва, простроченного давно исчезнувшим самолетом. Амина подумала о запахе трубочного табака, стоявшем в ванной на первом этаже даже тогда, когда отца не было несколько дней подряд, о его тарелке, которую она каждое утро видела в сушилке рядом с раковиной, тонкой и сухой, словно без остатка высосанная кость.
– Как ты считаешь, он в самом деле уйдет от нас? – спросила Амина.
– Что?!
– Папа. От нас.
– Индусы не уходят, – пожал плечами Акил. – Они же все страдают этой фигней – «будем жить вместе долго и несчастливо».
– Ты думаешь, он несчастен? – помолчав, спросила Амина.
– Я думаю, он продукт своей расы и эпохи.
– Ты уверен, что он несчастен? – нахмурилась сестра.
– Так мы все несчастны, разве нет?
– Не совсем.
– Ну как знаешь. Я просто говорю, что есть вещи неизбежные, – продолжал Акил. – Это генетика – хорошие зубы, плохая кожа, больное тело. Жизнь под гнетом благодарности.
– Под чем?
– Под гнетом благодарности! Когда все время кланяются и лижут всем ботинки, потому что чертовски благодарны за возможность жить в этой стране! И ведут себя так, будто любой, кто с ними заговаривает, делает им огромное одолжение!
– Ты, по-моему, никому не кланяешься и ботинки не лижешь.
– Да ты что? Господи, Амина! А ты в курсе, что мама поблагодарила миссис Маклин за то, что та отчислила меня в прошлом году с французского?
– Мама поблагодарила ее за то, что та преподала тебе урок.
– Мама поблагодарила ее за то, что она сучка! Странно, что мать после этого еще на ужин ее не пригласила! О да, я готовлю чудеснейший бирьяни, неужели вы еще не пробовали? – прощебетал он, копируя акцент Камалы и все время покачивая головой.
– Ш-ш-ш! – перебила его Амина, показав на небо.
Она услышала этот звук – пронзительный крик, который мог вырваться лишь из тонкого длинного горла, в конце тон слегка повышался, будто кто-то о чем-то вопрошал. Амина посмотрела наверх. Голоса становились все громче, переплетались, взлетая вверх в секундном крещендо и отражаясь от верхушек тополей и кирпичной стены за спиной детей. Вот появился первый гусь, стрелой пронзив беспощадно-чистое небо. Темные крылья распластались на ветру, он парил в вышине под самыми облаками, словно не двигаясь с места. Амина затаила дыхание. Вскоре показался второй гусь, а за ним – еще один. Они выстраивались друг за другом в мерно колеблющийся клин. Резкие звуки гусиной переклички пронзали сердце Амины. Акил улыбался. Птицы описывали широкие круги у них над головой.
– У них размах крыльев, как если бы человек раскинул руки, – заметила Амина.
– Счастливый человек, – поправил ее Акил, и на его лице промелькнуло редкое выражение невыразимой тоски.
– Ты вырастешь, – сказала Амина, быстро подняла фотоаппарат и щелкнула затвором.
Глава 5
Почему в тот день ей внезапно захотелось сфотографировать пустую аудиторию? Амина и сама этого не понимала, просто надеялась, что пустые парты смогут кому-то о чем-то рассказать. Из-за этого она и опоздала на урок английского.
– Как мило с твоей стороны, что ты все-таки к нам присоединилась, – проговорил мистер Типтон, даже не взглянув в ее сторону, а вот Джина Роджерс, которую перебили на середине предложения, сердито воззрилась на нее.
Амина быстро прошла к своему месту и села.
– Акт второй, сцена пятая. Продолжай, пожалуйста, Джина!
– Я хотела сказать, что его отец был прирожденным лидером, поэтому Гамлету стоило бы проявить уважение к его желаниям, – закончила Джина.
Амина, с трудом переводя дыхание, уставилась в книгу, и тут мистер Типтон спросил:
– А ты что думаешь, Амина?
– Об отце Гамлета? – попыталась выиграть время Амина.
– Да.
– Вообще?
– Нет, конкретно по этой сцене.
– Мм… – протянула Амина, глядя на пометки Акила на полях. – Мне кажется, он ненастоящий.
– Ну конечно ненастоящий! Он же призрак! – перебила ее Джина.
– Я знаю, – залившись краской, отозвалась Амина. – Но, скорее всего, он и призрак-то ненастоящий. Думаю, это плод воображения или что-то вроде того.
– Плод чьего воображения? – спросил мистер Типтон подбадривающим тоном.
Ответ на этот вопрос был жирным шрифтом написан на полях, поэтому Амина быстро проговорила:
– Дании!
– Повтори, пожалуйста! – заулыбался мистер Типтон. – Я хочу, чтобы все тебя услышали!
Амина почувствовала, что весь класс смотрит на нее, опустила взгляд на книгу, чтобы не разволноваться окончательно, и повторила свой ответ. Мистер Типтон слегка прищурился, как будто она обнаружила утраченную страницу из Библии, и спросил:
– Ты имеешь в виду коллективное сознание?
– Возможно, или скорее…
Внезапно раздался стук в дверь. Мистер Типтон подошел к двери, распахнул ее изящным движением, кивнув Амине в знак того, что она может продолжать, но у той перехватило горло. На пороге, нервно потирая лицо, стоял Акил, его живот свисал над поясом джинсов.
– Мне нужна моя сестра! – выпалил он.
– Я боялся, что ты именно это и скажешь, – вздохнул мистер Типтон, – а у нас только-только дискуссия началась…
Амина встала, подняв с пола рюкзак, и вышла за дверь. Мистер Типтон поспешил вслед за ней.
– Все в порядке? – спросил он у Акила.
– Нет. То есть не знаю, – ответил тот и протянул учителю записку.
Тот прочитал ее, сложил и убрал в карман сиреневой рубашки.
– Хорошо, – произнес мистер Типтон, повернулся к Амине и сжал ее плечо. – Мы еще продолжим этот разговор!
Они сели в машину и понеслись по бульвару Коорс, без музыки, с закрытыми окнами.
– Что было в записке? – спросила Амина.
– Забрать тебя и ехать домой.
– И все?
– И все.
Амина кивнула: у них миссия! Она будет храброй! На самом деле это было так захватывающе: уйти с уроков в середине дня и нестись в машине по пустым дорогам.
– Может быть, они решили развестись, – сказал Акил, когда они проезжали мимо района частных домов за заборами.
– Что?!
– Ну, расстаться окончательно.
– Ты же говорил, что они никогда… – развела руками Амина.
– Откуда мне знать? Я же не в курсе.
– Но… – Амина отчаянно пыталась придумать что-то, желая избавиться от неуклонно нарастающей паники. – Но зачем им забирать нас из школы посреди дня, чтобы сообщить об этом?
– Может, он решил сегодня от нас съехать?
– Нет-нет-нет! – запротестовала Амина, чувствуя, как у нее внутри все сжимается.
– Ну а что еще?
– Ты и правда так думаешь? – со слезами на глазах спросила она.
– Да не плачь ты, малыш, – посмотрел на нее Акил. – Господи, да я же сам не знаю! Просто предполагаю!
– Но ты же говорил, что индусы…
– Ты разве не знаешь, что в жизни все может измениться в любой момент и, как правило, в худшую сторону? – покачал головой Акил. – Амина, ну это же ясно как божий день! Пожалуйста, скажи мне, что для тебя это не новость!
У Амины от слез заложило нос. Она пыталась дышать, но получалось с трудом. За окном проносились глухие проулки, похожие на галактики, бесконечно повторяющиеся фракталы проездов, входных дверей и ковриков с надписью «Добро пожаловать!». Как ее отец мог так поступить?! Неужели он действительно уйдет от них?!
– А вдруг с ним что-то случилось? – спросила она.
– Да ничего с ним не случилось!
– А вдруг он умер? – всхлипнула Амина, вытирая рукой нос. – Попал в автокатастрофу? Ты же знаешь, как он водит! Может, машина перевернулась! Или у него инфаркт случился! – тараторила она, постепенно впадая в истерику.
– Ничего такого не произошло! – ответил Акил, однако заметно побледнел, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом прикусил губу и просто вставил в магнитолу аудиокассету.
Через двадцать минут они сидели в машине перед домом, слушали рев «Judas Priest» – «Breaking the Law» – и молча смотрели на хетчбэк матери и седан отца. На обоих автомобилях не было ни царапины.
– Надо идти, – сказала Амина, когда песня закончилась.
Вытащив ключи из замка зажигания, Акил вышел из машины, и они медленно побрели к дому. Неторопливо пересекли улицу, обогнув кучи пожелтевших листьев, вместо того чтобы пройтись прямо по ним, будто бы это давало им отсрочку от того, что ожидало за дверью. Поднявшись по ступенькам, Акил остановился и, когда Амина догнала его, взялся за ручку двери. Вдруг та распахнулась. На них покрасневшими от слез глазами смотрела мать. Лицо ее опухло от рыданий. Дети молчали, и тогда она заговорила:
– Дом в Салеме сгорел.
– Что?! – пришла в себя первой Амина.
С тех пор как они в спешке покинули Салем тем ужасным утром, прошло три года, но она часто вспоминала дом Аммачи и Стену, неприступную, словно сами Гималаи.
– Несколько часов назад, – кивнула Камала. – Нам только что сообщили.
– Сгорел? – переспросил Акил. – Совсем, что ли?
Лицо Камалы исказилось.
– Как это… – начал Акил, но мать жестом попросила его помолчать.
Ее черты постепенно превратились в жуткую гримасу, потом она разгладилась, как будто Камала взяла себя в руки неимоверным усилием воли. На глазах у Амины это повторилось несколько раз, и тут девочка с ужасающей ясностью поняла, что произошло.
– Аммачи погибла? – спросила она.
Мама кивнула.
– А дядя Сунил? – вмешался Акил.
Еще один кивок.
– Дивья? – пробормотала Амина в надежде, что мама наконец перестанет кивать. – Итти?