– Да. Не в этом же дело…
– Хорошо. Тогда зачем ты их хранишь?
– Что?!
– Снимки. Зачем ты вообще их держишь у себя?
– Я… я не знаю.
– Да ты что? Правда не знаешь? Не знаешь, почему ты складируешь их – в шкафу, кстати говоря! Худшей метафоры не придумаешь! Потому что на самом деле мечтаешь, чтобы кто-нибудь их нашел? А я вот знаю! Это и ежу понятно! Потому что они офигенные! Это твои лучшие работы! Ты поправь меня, если я ошибаюсь и ты хранишь эти снимки только для того, чтобы самой на них любоваться, а вообще-то, тебя все устраивает, и тебе не надоело притворяться, что у тебя все зашибись, хотя ты и променяла все свои амбиции на этот чертов духовный кризис, о котором так любят говорить американцы! Знаешь что? Я верну тебе эти фотографии. Честное слово! Верну, и в какой-то момент тебе придется простить меня, потому что, несмотря на то что я права, мне совершенно не хочется, чтобы ты возненавидела меня из-за этой истории! Будь по-твоему! Только скажи мне, что ты действительно этого хочешь, а не делай вид, что ты такое унылое говно, потому что в детстве тебя, типа, недолюбили!
Амина молчала, растянувшись на кровати. Трубка лежала рядом, поэтому голос кузины уже не бил прямо в ухо, лишь заполнял пространство рядом с ним, благодаря чему казалось, что речь идет будто бы не о ней, – разница была такой же, как между комариным укусом и настоящим кровопусканием. Благодаря некоторой дистанции Амина даже смогла признаться себе, что каждый раз, когда Димпл произносила слова «лучшие работы», внутри у нее что-то трепетало. Это напоминало вкусную еду или хороший секс – когда то, что нужно, отправляется туда, куда нужно. Она ощущала практически животное удовольствие.
– А чье еще разрешение заполучила Лесли? – спросила она.
После недолгой паузы в трубке раздалось шуршание бумаг.
– Так, посмотрим… Лорберы согласны. Потерявшая сознание бабушка напоминает мне Белоснежку в хрустальном гробу! Дара Линн Роуз разрешила нам взять ту фотографию, на которой она выглядит так, будто собирается прибить своего мужа щеткой для волос. Кэтлин Маккриди отписала нам права на фото битвы ее сестер за букет невесты. Хочет, чтобы ты подарила ей распечатанную фотографию с автографом – я предлагаю народу такой вариант, если вижу, что они колеблются! Так, кто у нас еще… Ах да! Лоррейн Сперлок круглыми глазами смотрит на отца. У них все так запущенно, как мне кажется?
– Это ее отчим.
– Фу, какая гадость! Но нам-то и на руку… Лила Уорд согласилась отдать снимок, где маленький кольценосец написал в штанишки, Абузельманы передают нам фото дедушки в инвалидной коляске на танцполе, Мерфи пока что думают над фото шафера, писающего в углу шатра.
– Всего восемь.
– Да. А еще, – глубоко вздохнув, продолжила Димпл, – блюющая невеста. Права на этот снимок – у Джейн. Я подумала, что, возможно, она пойдет навстречу. В конечном счете, с точки зрения бизнеса, ей лучше согласиться участвовать в этом добровольно.
– Дай-ка я угадаю, куда она тебя послала…
– Ну да…
– И что у нас остается?
– Бобби Макклауд?
– Нет!
– Да! Это наша точка отсчета, наш катализатор! Благодаря этой работе все остальное обретает смысл!
– Но фото не свадебное!
– Нет, фото с корпоратива на яхте «Майкрософта». Оно в тему, поверь мне! Я все сделаю как надо! – заверила Амину Димпл, со стуком закрыв ящик с бумагами. – Послушай, мы расскажем эту историю по-новому! Понимаешь? Это твой шанс начать все сначала!
Она снова заговорила другим тоном, в ее голосе зазвучал апломб, который шел на пользу дела при общении с другими галерейщиками, с теми, кто вершил судьбами авторов выставляемых работ, приписывая им смысл, хотя порой даже сами фотографы не понимали, что хотели сказать своим произведением. У Амины отчаянно запульсировала точка между глаз, и она потерла ее большим пальцем.
– Ами? Ты тут?
– Типа того.
– Прости, что не позвонила тебе на той неделе, – помолчав, сказала вдруг Димпл. – Я получила твои сообщения, но у нас тут такой кавардак был, что мне хотелось сначала во всем разобраться, а потом уже поговорить с тобой. Ты как? Когда собираешься домой?
Теперь уйти от темы уже не удастся, подумала Амина и сделала глубокий вдох, пытаясь собраться с духом. Слегка повернула голову, так чтобы краем глаза видеть захороненные отцом трофеи, и стала ждать, пока к ней придут нужные слова.
Глава 3
– По-моему, – прошептал ей в тот вечер Джейми, – меня только что изнасиловали!
Амина прижалась к его груди и прислушалась к гулкому биению сердца. Они лежали на полу между холлом и гостиной. Под потолком лениво крутился вентилятор. Амина соскользнула с Джейми на кафель, зацепившись щиколоткой за валявшийся рядом бюстгальтер.
– Да что ты? А мне показалось, ты очень даже не против.
– О нет, мэм! – воскликнул Джейми, поглаживая ее по животу. – Богом клянусь, я всего лишь дверь вам открыл!
Амина рассмеялась. Она совершенно не собиралась набрасываться на него с такой быстротой, с таким неистовством. Повернув голову, она посмотрела на Джейми: на верхней губе и на лбу у него выступили капельки пота, выглядел он и правда слегка ошарашенным.
– Может, я… палку перегнула?
– Да нет, что ты! Просто я не ожидал, что ты приедешь.
– Если хочешь, я пойду, – засуетилась Амина, натягивая рубашку через голову. – Могу заехать попозже…
– Да расслабься, все в порядке, – заверил Джейми, нежно обхватив пальцами ее лодыжку.
Амина улыбнулась, чтобы показать ему, что она совершенно расслаблена, встала, перешагнула через него и пошла на кухню.
– Хочешь чего-нибудь выпить? – спросила она. – Есть минералка и пиво.
– Пива, вообще-то, нет. Мы вчера все выпили.
– А минералка?
– Осталась. Ты голодная? Могу нам что-нибудь приготовить.
Есть ей совершенно не хотелось, желательно несколько месяцев, но Амина издала подобающие звуки одобрения. С тех пор как ее родители вернулись из больницы, сморщенные, словно старые яблоки, не в состоянии сказать ничего, кроме того, что результаты не блестящие, она все время ощущала какое-то странное опьянение. Не наркотический кайф, а скорее отравление – возбуждение, которое испытываешь, надышавшись бензином в собственном гараже.
– Погоди, я только быстренько в душ схожу, – сказал Джейми, направляясь по коридору в спальню и снимая на ходу рубашку.
Амина налила себе стакан воды и села за стол с узором «арлекин» в красных тонах. Старая вещь, производства фирмы «Формика» конца шестидесятых. На столешнице лежала одинокая бумажная салфетка, девушка подложила ее под стакан.
– Как твои дела? – крикнул из ванной Джейми, а потом раздался звук льющейся мочи.
Амину передернуло. Она никогда не понимала, как можно пи́сать и при этом разговаривать! Ведь все же слышно!
– Нормально. А твои?
– Нормально. Да нет, на самом деле даже хорошо.
Из кухни открывался красивый вид на парк, верхушки деревьев, густая листва и сплетенные ветви которых, казалось, подпирают темнеющее небо. Амина оторвала кусочек салфетки, прислушиваясь к шуму воды в душе, и подумала, как повлияет на их совместное будущее тот факт, что Джейми привык принимать душ с открытой дверью. Сама она всегда плотно закрывалась, словно боялась лишиться уединения в окутанной паром ванной. На секунду ей показалось, что это действительно важно, но тут в коридор просочился сладкий, густой запах мыла, и она ощутила глубокое удовлетворение. Поэтому даже такое занятие, как разрывание салфетки на мелкие кусочки, показалось ей приятным. Джейми выключил воду и прошел к себе в комнату. Через несколько минут он появился на кухне в тех же шортах, но с виду такой чистый, что Амине отчаянно захотелось заставить его попотеть еще раз.
– А ты уже загорел! – Амина погладила Джейми по переносице, где виднелся бледный след от солнечных очков, на фоне которого его зеленые глаза сияли еще ярче.
– Весь день сегодня провел у бассейна.
– Правда? А в какой бассейн ты ходишь?
– К Пейдж. Она, кстати, будет очень рада тебя видеть и звала в гости.
– Хорошо.
Амина уставилась на салфетку, складывая то, что от нее осталось, в аккуратный квадратик, потом подняла глаза. Джейми с любопытством смотрел на нее.
– Тебе это кажется странным? – спросил он.
– Нет-нет, я… – Амина так и не нашлась с ответом и была вынуждена признаться себе, что ей будет неприятно и даже страшно увидеть повзрослевшую Пейдж, но делиться этими опасениями с Джейми ей совершенно не хотелось. – Просто я голодная. Приготовишь ужин?
Джейми медленно кивнул, будто она отвлекла его от важных размышлений, и отозвался:
– Слушай, я, пока в душе мылся, подумал: а может, лучше сходим в «Границу»?
– Отличная идея, ты просто гений!
Амина обожала ресторан «Граница». С улицы заведение напоминало обветшалый сарай, на стенах висели нелепые картины с видами пустыни, печка для тортильи постоянно плевалась жирными комками теста, словно мексиканский вариант Вилли Вонка. А больше всего Амине нравились диванчики с оранжевой обивкой из искусственной кожи, особенно в передней части ресторана, напротив барной стойки. Оттуда можно было наблюдать и за тем, что творилось на кухне, и за пестрой публикой: врачами и галерейщиками, хозяевами автосалонов, студентами и наркодилерами, приходившими туда каждый день.
– Как ты думаешь, где представлен более показательный в социоэкономическом отношении срез населения Альбукерке: тут или в Департаменте транспортных средств? – спросила она, утащив с тарелки Джейми луковое кольцо.
– Конечно здесь! Ты уверена, что больше ничего не хочешь?
– Да я не так уж и проголодалась.
– Ты же съела свой ужин и половину моего!
– А вот и нет!
– Ну ладно, треть! Треть, как минимум!
– Ого, а тебе палец в рот не клади! Ты, может, еще и посчитал, сколько я луковых колец съела?
– Девяносто семь! – как ни в чем не бывало отозвался Джейми и словно случайно задел ее под столом коленом – волосатым, слегка влажным, – но его прикосновение было ей приятно. – Значит, ты согласилась?