– А вы мне не верили, – улыбнулся Жмуркин. – Вы мне всегда не верите, считаете, что я бестолочь…
– Жмуркин, пошли открытку самому себе, – посоветовал Генка.
– Свали в гараж, – ответствовал Жмуркин.
Они двинулись дальше. Тропинка загнулась книзу, и минут через пять ребята увидели деревеньку, устроившуюся в речной петле. Хотя это была уже не деревня, а форменные руины. Жители покинули Ежовку давно, и дома, как водится, быстро утратили силу, съехали, промялись и стали стеснительно погружаться в землю. Провалившиеся крыши торчали из серой прошлогодней травы чёрными спинами, Витька посмотрел и подумал про динозавров. Жили-жили, потом метеорит, всего три года ядерной зимы, потом стало светло, саблезубые мыши вылезли из своих нор и увидели. Спины мёртвых диплодоков, торчащих из мёртвой травы. Везде. Так и тут.
– На черепах похоже, – по-другому увидел Генка.
– Урежьте свои фантази, – велел Жмуркин. – Теперь надо осторожно.
– Почему? – не понял Витька. – Ты же говорил, что здесь никого?
– Я в смысле… В колодец можно провалиться. Пойдёмте поскорее.
Но поскорее не получилось. Перед деревней лежал овраг, тропинка вильнула вокруг, пришлось соответствовать. Вокруг Ежовки пробирались почти полчаса: овраг был залит водой и пришлось долго искать обход. Пробрались через сад, через колючий терн и корявые яблони, оказались на окраине, перед остатками связанной из жердей ограды.
– Это, наверное, она. – Жмуркин ткнул в ограду. – Околица.
Ограда упала. Ребята вошли в деревню.
«Странно всё это, – подумал Витька. – Ни дорог, ни улиц, просто дома, и всё. Запустение, однако. И выглядят… По-другому».
– И куда дальше? – спросил Генка. – В какой дом?
– Можно проверить все, – предложил Витька. – Тут их десяток от силы…
– Эх, Виктуар, – Жмуркин усмехнулся, – зря ты хочешь быть журналистом. Тебе наблюдательность развивать и развивать. Вы невнимательно просматривали фотографии Герасима.
– И что там на фотографиях?
– На фотографиях Герасима в нужном доме были синие наличники. Забыли уже? А здесь?
Жмуркин кивнул на деревню.
Генка согласно кивнул. Он запустил руку в один из карманов разгрузки и извлёк маленький, вполладони бинокль.
– У меня тоже бинокль был, – сказал Жмуркин. – В рюкзаке утонул только…
Генка разглядывал деревню недолго, потом сказал:
– Крайний дом справа. Наличники красивые, резные. Вроде подходит.
– Нам туда, – указал Жмуркин. – Пойдём…
Генка поймал Жмуркина за шиворот.
– Не спеши, – сказал Генка. – Лучше вокруг. На всякий случай.
– Да на какой случай? Зачем опять вокруг? До ночи круги нарезать станем? – Жмуркин снова дёрнулся в сторону деревни.
Генка снова его поймал.
– Что опять?! – Жмуркин обернулся.
– Не спеши, говорю, – сказал Генка спокойно. – Не надо спешить. В заброшенных деревнях обожают селиться животные.
– Какие ещё животные? – не понял Жмуркин.
– Дикие. Еноты, росомахи, медведи могут заночевать, лоси рогатые. Собаки бездомные часто стаями живут. Так что просто так соваться в деревню не стоит.
Жмуркин перестал вырываться. Генка продолжил разглядывать в бинокль Ежовку, Витька думал: про животных это Генка Жмуркина пугал или на самом деле?
– Погоди, Ген, какие тут лоси? – спросил Жмуркин. – Герасим же тут был недавно, здесь клещи одни.
– Был… – Генка не отрывался от бинокля. – Но это ничего не значит, лоси чрезвычайно коварны, ты просто не представляешь как. Забодают – моргнуть не успеешь, только кишки на сучьях повиснут…
Жмуркин не стал спорить, кишки на сучьях убеждали.
– Есть ещё дрофа, – медленно рассказывал Генка. – Охотники её называют смерть-птица. Она прыгает сверху и сразу выклёвывает глаза.
Жмуркин огляделся. Смерть-птица Витьке понравилась, красиво, записал в блокнот.
– Есть ещё коростель…
– Хватит мне лапшу вешать, – перебил Жмуркин. – Дрофа, коростель, корова Стирлинга, белки-самоубийцы… Слушай, Ген, я все ваши ужимки как пять пальцев знаю, меня лосем не запугаешь. Пойдём!
– Как знаешь. – Генка спрятал бинокль в разгрузку. – Тебе виднее.
Они начали обход деревни.
Ежовка размерами не отличалась, как и количеством домов. Немного домов, Витька на самом деле насчитал десять. Дом с синими наличниками приближался. Жмуркин нетерпеливо чесался, Генка не торопился, продвигался медленно, внимательно глядя по сторонами.
– Да нет тут никого, – досадовал Жмуркин. – Давай поскорее…
Генка не спешил. Они поравнялись с домом, который сохранился лучше всего, дом колдуна, вспомнил Витька, лучше бы не вспоминал.
Дом колдуна смотрел тёмными окнами. Это выглядело странно, точно за выбитыми стёклами отсиживалась ночь.
– Ген, давай поскорее всё-таки! – попросил Жмуркин. – Мне кажется, что тут кто-то есть…
Витька почувствовал пробежавший по шее холодок, он тоже, как и Жмуркин, чувствовал, что в Ежовке есть ещё кто-то.
Генка замер на полшаге.
Витька на всякий случай тоже остановился – Генка никогда не допускал резких движений без достаточного повода. Жмуркин, обладавший хорошей реакцией только в вопросах халявы, не остановился и сделал ещё два шага.
Но потом тоже замер.
– Не шевелитесь! – испуганным голосом произнёс Генка.
Витька задержал дыхание. С Генкой они дружили уже сто лет, и Витька прекрасно знал, что таким встревоженным голосом Генка не шутит.
Они стояли во дворе колдунского дома. Вблизи было видно, что от дома осталось всё-таки немного, фасад ещё как-то держался, остальная часть просела, провалилась в землю. Кирпичный фундамент потрескался и осыпался красной пылью. Верх трубы обвалился и пробил в кровельной дранке большую дыру, конёк крыши сполз набок и теперь смотрел в землю. Сам двор зарос высокой, почти по пояс, травой, кусты малины раскинулись вокруг розовыми розгами, всё было серо и сухо. «Хорошо, что грозы по весне редко бывают, – подумал Витька. – А то бы горело всё и горело…»
– Не шевелиться! – повторил Генка. – И не бежать. Видите?! Прямо перед нами!
В траве кто-то сидел. Небольшой, размером, может, с полтора валенка. Шевелился, но полностью не проявлялся.
Генка стоял, не двигаясь. Витька тоже. Жмуркин нет.
– Это кто? – ехидно поинтересовался он. – Лось-потрошитель, дрофа-вырвиглаз, росомаха-трупомаха?
Жмуркин хихикнул.
Витька попытался разглядеть существо в траве. Существо, кажется, чесалось. Как-то слишком нервно оно чесалось, с привизгиванием и подтявкиванием, так что Витька подумал на собаку.
– Точно, – продолжал веселиться Жмуркин. – Это лось. Только карликовый. Всемирно известный сибирский карликовый лось-потрошитель…
– Это хуже, – сказал Генка.
– Почему хуже? Что может быть хуже лося-потрошителя?
– Это лиса, – ответил Генка.
Трава раздвинулась, и лиса показалась.
Лиса была худой и какой-то дёрганой, озиралась, нюхала воздух, поскуливала, прижав хвост к земле. «Одноухая», – отметил Витька. Правое ухо срезано совсем, под основание, над ушной раковиной нарос рыжий пух, как мать-и-мачеха в мае.
– Бешеная, – добавил Генка.
Лиса издала квакающий звук. Помотала головой, точно стараясь вытрясти воду из ушей.
– Отступаем к крыльцу, – сказал Генка. – Потихоньку, помаленьку, чтобы не…
Жмуркин кинулся бежать первым.
– Стоять! – прошипел Генка и тут же крикнул: – Ладно, бежим!
Витька рванул вслед за Жмуркиным. Не хотелось быть покусанным бешеной лисой. Очень.
Лиса завизжала и бросилась за ними. Генка растерялся и секунду промедлил, и лисе этого хватило – в два прыжка она оказалась возле Генки и попыталась вцепиться в ногу.
Но вот просто так загрызть Генку у лисы не получилось, Генка изловчился и ловко отпнул зверюку. Лиса откатилась в сторону и с трудом поднялась.
Жмуркин ломился в дверь дома. Крыльцо немного перекосило, и дверь не открывалась. Подоспел Витька, навалился тоже. Дверь не поддавалась.
Лиса прыгнула снова. В этот раз Генке увернуться не удалось, лиса вцепилась зубами в разгрузку. Генку повело в сторону, он запутался в траве и упал. Лиса оказалась сверху, щёлкнула зубами возле Генкиного носа.
Витька и Жмуркин бросили дверь и поспешили на помощь. Но Генка уже расстегнул жилет, вывернулся, перекатился и на четвереньках устремился к крыльцу.
Лиса трепала разгрузку.
Витька и Жмуркин подхватили Генку и уже втроём толкнули дверь. Та громко скрипнула и чуть уступила.
Лиса обернулась на скрип.
Ребята ударили в дверь дружнее и провалились в сени. Генка тут же вскочил и затворил дверь за собой. Снаружи послышался царапаюший звук.
– Скребётся! – взвизгнул Жмуркин и отполз к стене.
– Сюда не пролезет, – успокоил Генка. – Можете не дёргаться.
– А кто тут дёргался? – немедленно нагло поинтересовался Жмуркин. – Мне кажется, ты сам больше всех затрясся, половину гардероба растерял. А как неустрашимо ты убегал на карачках?! Просто песня! Песнь про храброго Генку!
Витька огляделся. Постепенно глаза привыкали, и Витька начал различать обстановку. Они находились в сенях, разделённых для лучшей теплоизоляции на две части. Через низкую крышу проникали тоненькие, как паутина, лучи света, хотя и смотреть особо тут было не на что – сени оказались заполнены рухлядью. Самой настоящей: сломанными стульями, сгнившими ватогрейками, высох-шими вениками, вешалками, почему-то дровами, сопревшими журналами «Крестьянка», шишками, ржавыми вёдрами, ещё барахлом.
– Приятное местечко, – сказал Жмуркин. – А дальше что?
Генка стянул свитер и изучал – не успела ли его царапнуть лиса? А Витька ничего не изучал.
– Дальше что? – снова спросил Жмуркин. – Долго будем от этой лисы спасаться?
Генка не ответил.
– От этого дома до дома с самоваром пятьдесят метров, – сказал Жмуркин. – Нас остановит какая-то жалкая бешеная лиса?
– Как-то… – поёжился Витька. – Как-то не хочется быть искусанным…
– Это же не смертельно, – успокоил Жмуркин. – Всего сорок уколов в живот.