– Послушай, Степа! – Борис повысил голос: – Мне действительно очень нужно отлучиться. Очень, понимаешь? Я бы не стал тебя дергать по пустякам.
– А взять пару отгулов не догадался? – нервно усмехнулся Степан.
– Нет, никакие отгулы и увольнительные мне не помогут. Только ты мне поможешь. Я хорошо все обдумал – другого варианта у меня не было. И мне действительно очень нужна твоя помощь. Ты – мой последний шанс.
– Шанс на что? – Степан вскочил, сжав кулаки. – Может, объяснишь, что такого у тебя случилось? Или удостоишь меня своим «очень нужно» – и опять умчишься? Нехорошо, Боря, держать меня в дураках после всего, что мне выпало. Я и так себя чувствую как круглый дурень!
Борис задумчиво посмотрел в сторону.
– Хорошо, – кивнул он. – Я объясню. Есть люди, которые мне дороги. И сейчас они в опасности. Я должен им помочь. Сказать больше не могу, даже не проси.
– Ух ты! – притворно изумился Степан. – Тебе дороги какие-то люди?! А знаешь, у меня тоже есть такие люди! Жена, дети – слыхал про такое? И мне тоже очень нужно быть рядом с ними. Мне очень нужно кормить семью, заботиться о ней, управлять своими магазинами, отдыхать по вечерам, нормально питаться, быть спокойным за свой завтрашний день. Но вместо этого я торчу здесь – голодный, оборванный, переживший столько кошмаров, что на десять жизней бы хватило. Нет, брат, так не пойдет. Я имею право знать, почему твои люди для меня должны быть так важны? Будь добр, расскажи уж, не пожалей пары минут для братца-дурачка. А то все секреты, секреты…
– Да при чем тут секреты… – с досадой вздохнул Борис. – Пойми, Степа, меньше знать – это для твоей же пользы. Любая лишняя информация, которая в тебе сидит, – он постучал пальцем по лбу, – это мина, которая может взорваться и разнести тебя к чертям. Не сомневайся, я все тебе расскажу и даже покажу, но не сейчас. Дай дело сделать!
– Рассказывай сейчас. – Степан в упор посмотрел на брата. – Или иди к черту со своими махинациями. Я сейчас повернусь и уйду.
– Куда? – искренне удивился Борис.
– Найду куда. У меня еще осталось золото. Продержусь первое время. Потом найду твоих контрабандистов. Попрошу вернуть меня домой. Заплачу им за это. Я, Боря, уже ничего не боюсь. Мне нечего терять.
– Надо же… да ты у нас с характером.
– Спасибо, что заметил на тридцать шестом году жизни.
Борис снова задумался. Степан терпеливо ждал, не сводя с него глаз.
– Ты помнишь тот случай, когда я впервые не приехал на наш день рождения?
– А как же! – насмешливо отозвался Степан. – Далекая командировка, авария, больница… Тоже, надо полагать, вранье?
– Ну, не совсем… Авария была, только не в Уфе, как я вам говорил. А здесь, на плато Эль-Пиро. Авария легкомоторного микроплана с единственным человеком на борту. Здесь, Степа, не принято летать на самолетах. Уж больно часто они падают, да и топливо дороже золота… Но я полетел…
– Тебе было опять очень надо, – не выдержал Степан.
– Я валялся на камнях среди обломков. Еще не мертвый, но уже одной ногой в аду. Вокруг сновали пустынные ящерицы, нюхали мою кровь и ждали, когда я перестану шевелиться. И на помощь рассчитывать не стоило. Но мне помогли. Каким-то чудом рядом оказалась дозорная пара племени кечвегов. Они заметили дым и подошли. Потом доложили старшим.
Скажу прямо – никакого интереса связываться со мной им не было. Они видели обломки, они рассмотрели мою форму. Им следовало оставить меня подыхать, от греха подальше. Но вождь велел взять меня и ухаживать, как за дорогим гостем. Должен сказать, не всякое медицинское светило взялось бы выхаживать ту отбивную, в которую я превратился. Но они подняли меня на ноги довольно быстро – одними лишь травками, настойками и примочками. Молодой я был, крепкий еще. Сейчас бы так легко не отделался…
– Вождь, племя… ты прямо как герой из вестерна.
– Да никакого вестерна, сплошная проза жизни, Степа. Кстати, там не вождь, а командор. И кечвеги – далеко не индейцы. Это народ-промышленник. Их поселок – передвижной металлургический завод. Они берут металл из старых развалин, переплавляют, продают – этим и живут. А развалин там много. Целые поля руин.
– Короче, ты им теперь обязан, – напомнил Степан. – И что же им грозит – рейд бледнолицых?
– В каком-то смысле да. Правительство хочет очистить пустоши. Буквально выжечь огнем все живое. И если я «возьму отгул», а затем план военной экспедиции сорвется – любому кретину будет ясно, откуда ветер дует. Я же не просто пограничник, Степа. Напоминаю – я сотрудник оперативного бюро. За нами приглядывают с особым усердием.
– Это почему?
– Потому что много неофициальных сомнительных контактов. Много недокументированных секретов. Много соблазнов, наконец. Мы ходим по лезвию бритвы. Чуть покачнулся – и пропал. Надеюсь, ты понимаешь, что мне нужно железное алиби. Ну, я убедил тебя хоть немного?
– Хм… немного – да. Ну, совсем немного.
– Три тысячи человек, Степа. Мужчины, женщины, дети. Все они хотят жить. Но могут умереть в одночасье, хотя ни в чем не виноваты. Стоят их жизни твоих неудобств в пути?
– Ого! Не ожидал от тебя такого пафоса!
– Ну, почему же пафоса?
– Ты бы видел себя со стороны, Боря. Всякий раз, когда мы говорили о понятиях вроде «долг чести», «порядочность», «ответственность перед обществом», ты поднимал меня на смех. Ты – прагматичный сукин сын и всегда таким был. Ты никогда не ставил абстрактные ценности выше материальных. Когда я жертвовал свой товар в детские дома, ты крутил пальцем у виска. И вдруг у тебя проклюнулся «долг чести»…
– Ну, не совсем так. Все-таки моя жизнь – ценность довольно материальная, как ты считаешь? И сейчас я за нее плачу.
– Я считаю, что задуманная тобой авантюра едва держится на плаву. Весь этот план развалится от малейшего толчка. И что тогда, Боря? Что с нами будет?
– С тобой – ничего. А я… ну, постараюсь выкрутиться.
– Может, стоит заранее продумать пути отхода?
– Они не понадобятся, брат. Все, что от тебя нужно, – жестко соблюдать правила игры. Не отступать ни на шаг. А правила я сейчас тебе изложу. Они простые. Готов слушать?
– Не очень. Голова пухнет, если честно. Может, передохнем?
– Отличная мысль! – просветлел Борис. – Тем более брат Степа принес мне столько гостинцев. – И он восхищенно погладил баночку с паштетом.
– Э-э, а вот это, я считаю, – форс-мажор! – Борис похлопал брата по животу.
– Что опять не так? – вздохнул Степан, уже переодетый в форму и оглядывающий себя с некоторым удивлением.
– Отрастил ты мамон – такой, что мой ремень не сходится. Надо дырку прокалывать.
– Так прокалывай! Извини, фитнес-клуб не успел посетить перед поездкой.
– Сразу видно, никакой ты не опер, а крыса тыловая. И что делать?
– Кто-то, помнится, говорил, что план у нас железный, и ни одна гадина не подкопается.
– А может, и ничего… – продолжал Борис, критически разглядывая Степана. – Знаешь, ты только при ходьбе живот втягивай, ладно? А ляжешь в койку – там вообще видно не будет.
Они подошли к «спиртовке», раскаленной от жары. Пахло от машины странно – чем-то деревенским, лошадиным.
– Она у тебя на дровах, или ты ее сеном кормишь? – съязвил Степан.
– На древесном спирте. Повторю – на древесном, то бишь метаноле. Смертельный яд.
Степан фыркнул от возмущения – неужели Борька всерьез предупреждает его не лакать спирт из бака? А тот продолжал как ни в чем не бывало:
– Тут с бензином большие проблемы, а вот спирта добыть несложно. Силенок в ней, конечно, маловато, да и ломается то и дело… ну и ладно… Выручает коробчонка, когда надо.
– А чем воняет-то?
– Дегтем, видимо, – пожал плечами Борис. – С машинным маслом тут тоже напряженно. Ну, садись за руль. Прокатимся до города.
– Я? Да ни в жизнь!
– Садись, садись… Так надо. По дороге поговорим.
Они выехали со двора, не попрощавшись с веселым дедушкой Зиби. В тесной двухместной кабинке оказалось неожиданно прохладно.
Управлялась машинка просто, и педалей было всего две – газ и тормоз.
– КПП-автомат? – наполовину съерничал, наполовину удивился Степан. Как-то не вязалась автоматическая коробка с этой тарахтелкой.
– Прям уж автомат. Тут всего одна скорость, как на газовом мопеде, помнишь такие? Ну, трогай, не бойся.
«Спиртовка» весело поскакала по ухабам. Руль дергался в руках, кузов звенел и громыхал, но километров сорок двигатель давал.
– Да ты прирожденный Шумахер! – воскликнул Борис. – Татуировку береги. Краска хоть и стойкая, но не вечная.
Степан покосился на картинку, появившуюся на запястье левой руки, – бесхитростный кружок с перекрестием.
– Теперь слушай. Все нужные документы у тебя в левом кармане. Их хватит для оформления в госпиталь. В правом – жетон опербюро, но, думаю, не понадобится. Ляжешь на койку – лежи и не рыпайся. Будут спрашивать – не отвечай, у тебя речевая дисфункция. Придет кадровик из бюро, чтобы удостовериться, что это ты. Ни в коем случае не говори с ним. Пусть снимут тряпку с лица, покажут тебя – и до свидания. Все время спи. В сортир не бегай, ты слепой. Тебя всем обеспечат. И покормят с ложечки. Умоляю, Степа, молчи! Ни с кем не говори, это самое главное условие, что тебя не спалят. Лечение будет простое – два раза в день мазь на лицо. Вид у тебя сейчас самый подходящий, вся рожа в звездочках…
– Дай зеркало.
– Нету зеркала. Обойдешься, дома губы накрасишь. Да, автомат я забираю. Пистолет бы тоже у тебя забрать, да сомневаюсь. Вдруг спросят: «Где потерял?»
– Забирай. У меня свой есть.
– У тебя есть пистолет? – изумился Борис.
– Не мой. От Амира остался.
– А…
Борис примолк. «Спиртовка» катилась по хорошо утоптанной колее между чахлыми полями. На горизонте виднелись кое-какие домишки, порой на обочинах встречались стада обычных коров.
– Боря, а как мне тут с народом общаться? Я гляжу, по-русски не очень-то говорят.