– В Хеленгаре, особенно в городах, русский многие знают. Кто не знает – учит. Полезный язык, потому что, считай, весь местный пограничный дивизион – наши с тобой земляки. Есть немцы, есть американцы какие-то. Но они тоже русский стараются учить.
– А ты местным языкам обучен?
– Обучен в разумных пределах. Есть одна интересная хитрость, Степа. Когда переходишь через врата, у тебя что-то активизируется в организме – то ли нейроны в мозгу быстрее работают, то ли гормоны какие-то выделяются… Ученые до сих пор спорят, в чем там суть. Это здорово подстегивает соображалку и память – даже двигательную. Если б ты, пока ехал, полистал местный разговорник, уже мог бы связать пару слов.
– Что ж ты не догадался-то разговорником меня обеспечить?
– Решил, что тебе без надобности будет, – пожал плечами Борис. – Ты молчать должен, забыл?
– А еще мне интересно, как ты собираешься помочь своим индейцам? – хмыкнул Степан. – Ну, предупредишь, а дальше что? Возглавишь оборону?
– Они не будут сопротивляться королевской гвардии, силы не равны. Просто уйдут и сохранят свои жизни, – хмуро ответил Борис.
– Все это здорово похоже на должностное преступление…
– Плевать я хотел. Войну развязывают не пограничники, а королевские жополизы. Наши интересы тут очень косвенные.
– Господи, зачем я это слушаю?! Зачем мне это надо?!
– Все кочевники поддерживают бесконтрольные контакты с посетителями из других миров, Степа. Нам это не нравится, такие вещи мы обязаны пресекать. Те же кечвеги продают металл вонгам, потому что это выгодно. Зато не выгодно Хеленгару. Хеленгар хочет наложить лапу на ресурсы, мы же, пограничники, желаем контролировать визиты купцов из других вселенных. Лишь поэтому Кабинет министров и командование дивизиона объявили эту военную кампанию совместной. На самом деле ничего общего. Мы не будем убивать кочевников, этим займутся королевские гвардейцы. Никакого предательства я не совершаю.
– Странно все это… – вздохнул Степан. – Помнишь, как мальчишками мы смотрели на звезды и думали: что за существа там живут, что думают, чем дышат, как выглядят? И сердечко трепеталось от нетерпения: узнать бы, успеть бы, увидеть… А сегодня я веду этот чертов тарантас по поверхности другой планеты, выслушиваю от тебя доклад о текущем политическом моменте – и все как-то само собой… скучно…
– Ничего странного, Степа. В детстве твой взгляд узкий, как кишка. Что мы видели – двор, лес, речку – и звезды. Конечно, мы хотели видеть больше. А с опытом начинаешь понимать – твой собственный мир так огромен и многообразен, что даже его не успеешь понять. Куда уж там другие миры… Завидовать можно английским колонизаторам в Индии – вот кто увидел воистину другую цивилизацию. Или взять ту же Японию – совершенно другой был мир! А если хочешь полюбоваться на причудливых инопланетян – купи акваланг, спустись на дно в тропических широтах. Попадешь в другую вселенную, обещаю.
– Мне пока и этой хватит. Но вот ты говоришь – люди везде одинаковы. А если не люди?
Борис почему-то усмехнулся.
– Есть и не люди. Я тебя познакомлю при случае. Убедишься – они мало чем от нас отличаются. Да и обмен культурами идет не одну сотню лет. Слыхал, кстати, легенду про Живого царя?
– Не припомню.
– Был такой, Куссам ибн Аббас. Он, кстати, дядя самого пророка Мохаммеда. Его кочевники стрелой ранили… вернее, язычники. А он в колодец спрятался, и так его и не нашли. Говорили, что он поселился в темном царстве. Иногда выходил оттуда на люди. Но мы-то знаем, что это было за царство… Или вроде голову ему отрубили, а он взял ее под мышку и ушел в пещеру.
– Что-то я ничего не понял.
– Я подробностей не помню, если честно. Самое интересное, что было это как раз в Самарканде. Там еще какие-то памятники с тех пор остались – поинтересуйся на обратном пути.
– Бог с ним, с царем. Ты-то как сюда попал, брат? Странно это… Вроде всегда были вместе, шли по жизни ноздря в ноздрю, и вдруг…
– Да так, случайность, как всегда… Погоди-ка…
Борис подался вперед, всматриваясь в подступающие границы города. Что он там видел – Степану было неведомо.
– Давай-ка сбавь обороты. Сейчас покружимся по улочкам, поищем место подходящее…
– Для чего подходящее?
– Для нашего шоу. Все, молчи, крути свой руль и меня слушай.
Пошли окраинные улочки. Первые пять минут было интересно: необычные орнаменты на окнах, крошечные, почти игрушечные башенки на крышах, красивые раскидистые деревья за заборами. Потом приелось.
Дома становились больше, улицы шире. Борис молча показывал рукой, куда сворачивать, и внимательно смотрел вперед.
– Тормози, – сказал он.
Степан послушно остановил машину.
– И что?
– Вон, гляди: двое наших бойцов лакают бражку возле лавки. А чуть дальше – бумажный склад и куча пустых коробок у ворот, видишь?
– Теперь вижу.
– Я ухожу. Твой выход, Степа. Пролетаешь мимо бойцов, притормаживаешь – и въезжаешь в эти коробки. Только смотри не убейся…
– Не понял.
– Что ты опять не понял? Ты врезаешься в коробки и останавливаешься. Шума много, вреда мало. Бойцы тебя вытаскивают, видят звездочки на роже. Волокут тебя в госпиталь. По дороге говоришь, что нарвался на бултышку. Затем замолкаешь. Все остальное сделают за тебя.
– Ну ты даешь, братец…
– Так лучше всего. Загремишь под фанфары, что называется. И никаких подозрений. Готов?
– Долго мне в больничке тебя ждать?
Борис почесал затылок.
– Королевской гвардии дали пятнадцать дней на подготовку к выступлению. Три дня уже истекли. Мне – день добираться к кечвегам и день обратно. Разговор будет трудным, они гордые, упрямые и вздорные. Беру два дня. Выходит, жди от меня сигнала на пятый день. И день запасной. Ты еще будешь «весь больной», глаза открывать и говорить на тот момент тебе не нужно.
– А если ты опоздаешь?
– Если я опоздаю… – Борис произвел неопределенный звук – нечто среднее между вздохом и усмешкой. – Если я опоздаю или не вернусь… В общем, тебе не обязательно платить контрабандистам за возвращение домой. Избавься от формы, подойди к любому пограничнику и скажи, что попал в Центрум сам не знаешь как. Тебя отправят обратно. Это наша служебная обязанность, если что. Только болтай поменьше, ага?
– Хочу тебе сказать, Боря…
– Да?
– Все-таки ты козел.
– Бывай-послужим.
Он выскочил из кабины, прихватив автомат, и скрылся во дворах.
«Бывай-послужим, – подумал Степан. – Где-то я уже это слышал».
«Раз-два-три-четыре-пять… Кто не спрятался, я не виноват».
Степан разогнал «спиртовку», а перед бумажным складом старательно вдавил педаль тормоза.
В тот момент, когда машинка со скрипом и скрежетом остановилась, разбросав по улице пустые коробки, он вдруг как никогда ясно осознал: вся эта комбинация с подменой – чушь, бред и клоунский номер.
Серьезных людей таким трюком не проведешь. Обязательно что-нибудь случится, и дело пойдет не по плану.
Он сидел в кабине, схватившись за лицо, и терпеливо ждал, когда кто-нибудь прибежит его выручать.
Действительно, боковой люк с грохотом отлетел в сторону.
– Ты чего, застава! Уснул? – прозвучал изумленный голос.
Степан повернул голову и, не открывая глаз, продемонстрировал обожженное лицо.
– Ух ты, как тебя пришкварило!
– На переезде… хотел воды набрать… – отрывисто проговорил Степан. – Бултышку вспугнул. Прямо в рожу брызнула, гадина…
– И ты еще за руль сел?!
– Я промыл, вроде полегче стало. Думал, доберусь кое-как. А сейчас накрыло так, что говорить больно. Свет в глазах меркнет.
Он голосом имитировал боль и наступающую слабость, плавно входя в роль.
– Двигайся, я тебя в больничку подкину. Тебя лечить срочно надо, пока не раздуло.
Степан переместился на пассажирское сиденье, успев из-под ладоней глянуть на своих спасителей. Один по-хозяйски устраивался за рулем, второй просто повис на ступеньке снаружи, не выпуская из руки глиняную кружку с пойлом.
– А под этим делом за руль разве можно? – поинтересовался Степан.
Погранцы дружно расхохотались.
– Молодец, застава. Ему больно, а он шутит. Уважаю, товарищ штабс-капитан!
И вновь «спиртовка» поскакала по камням мостовой. Обитое кожей сиденье чувствительно поддавало под зад. Степан понимал, что боевая техника должна быть простой и аскетичной, но здесь аскетизм вывели в степень абсолюта. Вся кабина была металлическая. Кожаными оказались только сиденья и оплетка на руле. И еще имелся деревянный набалдашник на каком-то рычаге.
Наконец машинка подъехала к госпиталю. Сквозь кованые ворота был виден широкий двор, заставленный одинаковыми брезентовыми палатками. В глубине светлело небольшое двухэтажное здание. И больше никаких капитальных построек, не считая будки охраны да еще пары деревянных сортиров и сарая.
Здесь Степан решил играть роль в полную силу. Он зажмурил глаза и поклялся себе их не открывать, чтобы не расколоться на какой-нибудь мелочи.
Послышались новые голоса, приветствия, знакомое «Здорово, застава»… Степана взяли под локоть, повели. Попросили документы, поинтересовались, сможет ли он сам раздеться.
Наконец уложили на койку в палатке. Пришел врач, осмотрел ожоги, дал указания фельдшеру обработать кожу мазью. Спросил, может ли Степан открыть глаза. Тот помотал головой и пожаловался на боль.
Пока все шло по плану.
И все равно Степана не покидало чувство, что этот балаган вот-вот раскроется самым нелепым и непредсказуемым образом.
– Я посплю, можно? – спросил он.
– Не можно, а нужно. Спать, господин штабс-капитан, – это ваше основное занятие на ближайшие три – пять дней.
«Вот опять недоработка… – мелькнула мысль. – Как у них правильно обращаться – господин или товарищ?»
Потом была мазь с травяным запахом, пара стаканчиков какого-то терпкого настоя, и наконец все ушли.
Дождавшись, когда вокруг окончательно стихнет шум, Степан наконец приоткрыл глаза. Оказалось, изображать незрячего – утомительное занятие.