вали, то ли от природы был способный… Ну, разве я не молодец?
– Великий комбинатор! – с усмешкой оценил Степан. – Может, и я чему-то научусь…
– Главное, не тянуть с этим. После каждого прохода через Врата твоя обучаемость все хуже. У меня так уже вообще никакой не осталось. Стой! Замри!
Степан испуганно застыл враскоряку. Быстро глянул по сторонам, но ничего не увидел.
– Тс-с… – Борис приложил палец к губам. Потом ловко, по-обезьяньи, взобрался на каменистый склон берега. Осмотрелся. И наконец махнул Степану. – Быстро за мной!
– Я и забыл, – на бегу проговорил Борис, – что тут старая узкоколейка. Вернее, не знал, что она еще живая.
– Боря, я ничего не понимаю! Почему бежим?
– Чтобы успеть. Меня слушай, ладно? Скажу лежать – лежи. Бежать – беги. С железнодорожниками разговор всегда короткий, они не церемонятся.
– Черт тебя подери… – только и смог ответить Степан.
Они со всех ног мчались по плотной, обожженной солнцем почве, чуть поросшей желтой травой. В горле першило от пыли. Степан явственно чувствовал, что его уже можно выжимать, как половую тряпку, – столько из него вытекло пота.
– Стой, отдышись, – скомандовал наконец брат. – Я его вижу.
– Кого?
– Состав. Вон там, гляди.
Степан ничего не видел, кроме раскаленного дрожащего воздуха и ослепительного светло-голубого неба.
И не слышал тоже ничего – в ушах все свистело и вибрировало.
– Успеем, – сказал Борис. – Если наискосок пойдем, успеем перехватить. Он еле ползет. Вперед!
И снова сумасшедший, безумный бег по жаре. Степан уже почти ничего не видел из-за пота, заливавшего глаза. Лишь смутно различал фигуру брата впереди. При каждом вдохе легкие отзывались болью, словно в них заливали кипяток. «Хорошо, что я почти не курю, – думал Степан. – А может, и плохо. Может, лучше завалиться тут в пыли и сдохнуть поскорее…»
– Стой! – Борис схватил его за руку и надавил на плечо, заставляя опуститься. – Успели, брат! Теперь не шевелись!
Степан проморгался, осторожно повел глазами по сторонам. Они лежали в высокой сухой траве. В воздухе плавали запахи чего-то железного и химического.
Потом он разглядел впереди небольшую насыпь из потемневшего щебня и рельсы.
– Не шевелись… – почти беззвучно процедил Борис.
Через несколько десятков секунд земля едва заметно вздрогнула. А по рельсам покатились колеса. Степан лежал так неудобно, что ничего не видел, кроме этих колес – небольших, ржавых, давно не крашенных.
– Готовься, Степа, – шептал в самое ухо брат. – Соберись, сейчас – последний рывок… Готов? Пошли!
Он вскочил, сдернув Степана за собой. Оба выскочили на рельсы и бросились вслед уезжающему последнему вагону. Вернее, это была платформа с деревянными бортами.
Поезд и в самом деле шел небыстро. Борис первым уцепился за борт, перевалился и тут же протянул руку Степану.
– Ну, быстро! Давай!
Степан немного промешкал, не видя, куда упереться ногой. Но наконец и он оказался на горячем дощатом полу платформы, хоть и с разодранными локтями.
– Фух… нам везет. Только не вставай! Лежим и не моргаем, так не заметят.
– Боря… – задыхаясь, проговорил Степан. – А мы на тот ли поезд сели? Он точно в правильном направлении? Я больше бегать не смогу…
– Да здесь одно направление, не переживай.
– Мне показалось, Боря, ты не очень хорошо знаешь дорогу…
– Ты не прав, знаю. Вернее, прав немного – не очень знаю. Но тут и дорог особо нет. Тут одно направление – к побережью. Не заблудимся.
– Ох, Боря…
Набегающий встречный ветерок сделал свое дело – жара перестала быть пыткой. Хотя пить хотелось уже нестерпимо. Давненько Степан не испытывал самой обычной жажды. В той жизни иногда хотелось чаю, иногда сока, иногда – вина или коньяка… Но так, чтобы отдать полжизни за глоток простой воды, – такого не было очень давно. С детства, пожалуй.
Стучали колеса, платформу обволакивали клочья паровозного дыма.
– Какого черта… – пробормотал Степан.
– Что? – не понял Борис.
– Беготня эта! Лошади! Поезда эти! Почему у вас тут нет нормальных машин?!
– Так нефти же нет!
– Это я уже знаю. Но есть, например, «спиртовки». Почему не довести их до ума? Чтоб нормально ехали, не ломались, не пыхтели, не дребезжали. Спирт разве сильно хуже бензина?
– Это же Центрум, брат. Ты ничего не понял?
– Ничего.
– Центрум – перекресток миров. Он, как паук, живет на том, что дергает за ниточки. Тут текут реки товара, и с каждой капельки у Центрума есть навар. Ты вот ехал на полярном экспрессе. Я даже не знаю, что и откуда он везет. Но каждый его рейс способен прокормить стотысячный город в течение недели.
– И что? Почему не сделать все нормально?
– Ты не нервничай. Этот мир спокойно живет и сытно кушает лишь потому, что паразитирует на других. И другой жизни он не помнит. И не хочет. Понимаешь?
– Нет.
– Ты говоришь, «спиртовки». Сейчас их клепают всякие самодельщики. Даже есть что-то вроде фабрик. Да, можно построить целую индустрию! Можно провести исследования и испытания. Можно сделать хороший товар. Сервисные мастерские! Но ведь для этого придется приподнять зад от стула…
– И что? Нет желающих приподняться над стулом, если это принесет и пользу, и прибыль?
– Представь, нет! Мало кто хочет впрягаться в глобальные проекты.
– А взять хотя бы железную дорогу. Она везде. Это же глобальный проект?
– Это другое дело. Железная дорога – совсем другие люди и другие задачи. Считай, отдельное государство, со своей армией даже. А что до остальных – им и так хорошо, они привыкли. Копеечка в казну идет даже без «спиртовок», так зачем суетиться?
– Ну, не знаю… Я вот открыл второй магазин, хотя от него сейчас больше проблем, чем счастья.
– Правильно! Ты рассуждаешь как бизнесмен. А здесь все решает правительство. Ты знаешь, чем отличается правительство от предпринимателей?
– У меня есть на этот счет несколько слов, непечатных…
– Вы, коммерсанты, хотите принести немного пользы другим, чтобы получить большую пользу для себя. Официальная же власть хочет пользу только и только для себя. И здесь она ее спокойно получает.
– Болото какое-то…
– Да-да, Степа, именно. И если ты как бизнесмен захочешь создать тут сеть спиртовых заправок, станешь дойной коровой, не более. Быстро все расхочется. Кстати, «спиртовки» есть в таком количестве только здесь, в Хеленгаре, да еще в Аламее. Ну, просто здесь относительно свободная территория, и древесины много, чтобы метанол гнать. В других странах всех энтузиастов быстренько удушили поборами. В Клондале, впрочем, тоже народ предприимчивый, только у них каждая доска – поездом привезенная, не из чего им спирт гнать. Уголь есть, дрова дефицит… Вот такие дела.
– И зачем ты тут живешь столько лет? Неужели из-за денег? Боря, да с твоими способностями ты и в Москве бы вмиг озолотился.
– Эй, ты не путай. Деньги пусть отдельно. Я живу потому, что я здесь дышу свободно.
– Пока не видно.
– Не путай, говорю, Степа! Я же бываю постоянно там, у вас, на «большой земле». У меня там и нет почти ничего – квартирка да машина… была. Но сколько же эти мелочи из тебя жил тянут, Степа! Туда сходи, там справочку получи, там и там заплати, там улыбнись, там в очередь встань… Я не могу так жить! Я привык, что есть тарелка каши и чистые носки – значит все удалось. Жив, здоров – отлично. Здесь меньше нужно для счастья, гораздо меньше. Никакой этой вашей суеты, беготни, ненужных подробностей!
– Ну, не знаю… – хмыкнул Степан. – Боюсь, я бы тут быстро заскучал.
– Без чего, братишка? Без телевизора? Да ты просто попробуй!
– Не хочется.
– Не ври, хочется! Вам всем хочется, Степа! Не врите себе. У вас каждый второй фильм или книга про то, как ваша долбаная цивилизация ласты склеила. Вы мечтаете, чтобы вас зомби захватили или пришельцы. И сожрали к хренам собачьим всех адвокатов, депутатов, топ-менеджеров и риелторов. А вы бы остались – в лесах, избах, на свежем воздухе, с ружьями. Чтобы жить, просто жить для себя, а не для паразитов. Ну и чужое добро собирать по вымершим городам. Вы все этого хотите, просто боитесь признаться…
– Ты меня пугаешь, Боря. Не переутомился?
– Да пошел ты!
Степан был не прочь еще поспорить о достоинствах цивилизации, но пересохший язык застревал во рту, как шершавый булыжник.
Они замолчали, слушая, как стучат колеса и пыхтит крошечный, почти игрушечный паровозик. Поезд то набирал ход, то снова полз ленивой гусеницей.
Состояние было сонное, но оба остерегались даже слегка задремать. В какой-то момент звук колес изменился, став более гулким. Борис тут же встрепенулся и осторожно выглянул над бортом платформы.
– Что там? – напрягся Степан.
– На мост выехали. Готовься выпрыгивать.
– С моста?
– Да ты рехнулся? Мост – просто ориентир, мы почти на месте.
К счастью, поезд вновь замедлился. Борис что-то выжидал, внимательно глядя вперед. Наконец дал отмашку.
– Двигаем!
Вновь пришлось идти, но теперь казалось, что это дорога из ада в рай. Во-первых, путь пролегал среди высоких, метров по пять, зарослей, похожих на папоротники. Здесь была тень с прохладой и приятная упругая почва под ногами.
Во-вторых, почти сразу попался чистый ручей, из которого, по словам Бориса, можно пить. И последнее: дорога шла чуть под уклон, что доставляло наслаждение ноющим мышцам.
Когда заросли расступились, Степан увидел обещанное «тихое место».
Это была заброшенная деревня, окруженная пологими холмами. Или даже городок. Издалека желтые глиняные домики выглядели целыми, нетронутыми временем. Растительности было мало, поэтому сохранились даже улочки и дорожки между домами. Даже заборы кое-где остались – сплетенные из прутьев стенки между глиняными столбами.
– А это что, церковь? – спросил Степан, разглядев относительно крупное здание с башенкой.