– К услугам господина прокурора! – ответил Вестмайер.
– В таком случае приступим немедля к обыску и изъятию документов этой дамы. Графиня, прошу предъявить мне все ваши бумаги и собрать свои вещи, чтобы следовать за мной в Вену.
– Но куда вы хотите отвезти меня?
– В предварительную тюрьму.
– Как! В тюрьму? Но по какому праву? В чем вы можете обвинить меня?
– В даче ложных показаний. Ваше поспешное бегство из Вены дает основание подозревать, что вы и впредь намереваетесь скрываться, а потому следственные власти хотят застраховать себя от подобного рода действий с вашей стороны.
– Но это насилие! У вас не имеется никаких доказательств!
– Эти доказательства даст следствие…
К Биндеру подошел Вестмайер и что-то почтительно шепнул ему.
– Ах да! Вы совершенно правы, я забыл! Спасибо, молодой человек! – сказал он Вестмайеру и затем обратился к Авроре: – Графиня, вы утверждаете, будто на вопросы комиссии отвечали сущую правду?
– Да, утверждаю и готова присягнуть!
– Но вы утверждали, будто при сносе стены никакого тайника не оказалось, а между тем следственным властям удалось разыскать рабочих, производивших эту работу, и они в один голос утверждают, что за гобеленовой картиной, изображавшей убийство какого-то «господина», в ступеньках было найдено незаметное углубление, прикрытое вместо дверки частью картины.
Аврора растерянно потупилась.
– Итак, графиня, соблаговолите предъявить комиссии ключи, извольте собраться и следовать за нами!
– Господин прокурор! – взмолилась Аврора. – Разрешите мне еще одну минутку переговорить с вами наедине!
– Хорошо, – согласился Биндер, и по знаку его руки «адъюнкт» и фельдфебель удалились. – Ну, в чем дело?
– За что меня преследуют? – спросила Аврора.
– Кто?
– Ну… правительство… та особа…
– Наоборот, графиня, к вам благоволят, иначе мне была бы дана инструкция не склонять вас к добровольному признанию, а прямо арестовать. Между тем, как видите, делается все, чтобы замять скандал. Но вы жестокосердны, графиня!
– О, я сейчас докажу, что я очень добра. Разрешите мне передать вам десять тысяч гульденов…
– Графиня! – громовым голосом оборвал ее Биндер.
– На бедных, только на бедных…
– С этим обратитесь в благотворительный комитет. Нет, я вижу, что с вами только даром теряю время. Потрудитесь выдать ключи и одевайтесь! – резко сказал Биндер.
– Еще одно слово. Если бы я по доброте сердечной согласилась несколько изменить показания в пользу Лахнера, то хотела бы иметь твердые гарантии, что против меня не возбудят процесса по обвинению в даче ложных показаний…
– Обещаю вам это!
– Я хотела бы иметь письменные гарантии.
– И в этом я пойду вам навстречу.
– Но я хотела бы иметь эту бумагу перед тем, как приступлю к даче показаний!
– Согласен и на это, – сказал Биндер, сердце которого радостно забилось. – Прикажите подать письменные принадлежности!
В глазах Авроры мелькнул какой-то лукавый огонек, но он не укрылся от наблюдательности Биндера.
– Да не лучше ли нам пройти в канцелярию? – сказала она.
– Нет, сударыня, благоволите остаться здесь. Вы меня извините, но… у женщин бывают иногда странные фантазии…
– Вы мне не доверяете?
– А разве вы не потребовали у меня гарантирующего документа вперед?
– О, какой вы суровый! – сказала Аврора, направляясь к двери.
Однако Биндер решительно заслонил ей дорогу.
– Но я хотела принести перо и чернила!
– Не беспокойтесь, графиня, у фельдфебеля имеется походная чернильница!
– Но позвольте мне сначала переодеться, я не одета для путешествия…
– Правосудие не считается с костюмом. Извольте остаться здесь, графиня!
Аврора так сжала себе пальцы, что они захрустели. Затем она в бессильном бешенстве опустилась в кресло.
Не прошло и минуты, как «комиссия» в полном составе собралась, и Вестмайер под диктовку Биндера написал потребованные Авророй гарантии.
Затем начался допрос Авроры.
Она все еще пыталась исказить истинное положение вещей, но Биндер, который, как помнит читатель, узнал от Лахнера обстоятельства дела во всех подробностях, каждый раз останавливал ее и постепенно привел к полному, совершенно оправдывающему Лахнера признанию, которое тут же записывал Вестмайер.
Читателю уже известно все происшедшее в доме графини Пигницер, а потому нам нет нужды вторично рассказывать об этом. Упомянем только, что к протоколу были приложены весьма важные вещественные доказательства: флакон опия, которым был усыплен Лахнер, заявление Турковского, письмо барона Витхана и все остальные бумаги, относившиеся к деятельности тайного общества «Евфросиния». Аврора уехала из Вены так поспешно, что не успела сжечь эти документы, подобное обстоятельство вообще очень характерно для неопытных преступников и зачастую облегчает правосудию розыск виновного. Действительно, преступник словно боится коснуться имеющихся у него улик и откладывает их уничтожение на потом, «когда будет время». Затем, приехав в Баден, Аврора, терзаемая призраком Турковского, просто не решалась взять в руки его бумаги.
Протокол был закончен, как вдруг в комнату вошел Ниммерфоль, усланный Биндером в начале следствия с каким-то таинственным поручением. Теперь он привел с собою двух людей, вид которых вызвал у Пигницер крик ужаса.
Это были бургомистр Бадена и полицейский чиновник.
– Зачем пришли эти люди? – удивилась Аврора.
– Господин бургомистр будет так любезен и засвидетельствует верность протокола.
– Но это противоречит нашему уговору!
– Нет, это только по закону, а уговор остается в силе. Господин бургомистр не будет никому ничего рассказывать о содержании протокола!
– Помилуйте, – ответил тот, – я должностное лицо и в силу своего звания не имею права болтать!
Протокол был прочитан вслух, графиня Пигницер подписала его, бургомистр скрепил, а полицейский засвидетельствовал. Затем вещественные доказательства были завернуты в белую бумагу, обвязаны шнуром и припечатаны печатями бургомистра и графини. После этого лжепрокурор отпустил бургомистра и полицейского.
– Ну-с, мы кончили, – сказал Биндер Вестмайеру.
– Господин прокурор, – почтительным тоном произнес Вестмайер, – не найдете ли вы полезным допросить также того пажа, который светил Лахнеру при его уходе. Имеются темные пункты…
– Вы совершенно правы, молодой человек, благодарю вас! Графиня, вы свободны. Только прикажите, чтобы ваш паж явился сюда.
В комнату вместо ушедшей графини явился Том.
Видимо, подученный, он твердо заявил, что не помнит никакого барона Кауница и ничего не может сказать по этому поводу. Вестмайер, которому Биндер поручил допросить мальчика, приказал Тому подойти ближе: он заметил, что по груди пажа шла цепочка, спускавшаяся в оба боковых карманчика и показавшаяся ему знакомой.
– Сколько времени теперь? – спросил пажа лжеадъюнкт.
Том достал одни из часов и хотел ответить, но в этот момент Вестмайер схватился за цепочку и ловким движением выдернул часы: это были старинные часы с серебряным корпусом кружевной филигранной работы, подарок дяди Вестмайеру.
В тот же момент, сунув часы в карман, Тибурций одной рукой схватил пажа за шиворот, а другой – правой – дал Тому такую оплеуху, что голова мальчика с силой качнулась влево. Желая, очевидно, соблюсти равновесие, Вестмайер взял Тома затем за шиворот правой, а левой дал пощечину, вернувшую голове первоначальное положение.
– Вор! – крикнул Вестмайер. – Я тебя в тюрьме сгною за эти часы! Да я чуть не поссорился с дядей из-за их пропажи!
– Ты губишь все дело! – с ужасом шепнул ему Биндер. – Ты окончательно вышел из роли!
– Ну вот еще! – шепотом ответил ему Вестмайер. – У мерзавца, наверное, так звенит в ушах, что он ничего не слышит!
Пара оплеух оказала прямо магическое воздействие на память Тома: он сразу все вспомнил и рассказал, как графиня приказала ему отобрать у спящего часы и подарила их ему, Тому, как по ее приказанию во всем доме были остановлены часы.
В этот момент в комнату быстро вошел Ниммерфоль и испуганно шепнул Биндеру:
– Сюда идет целая толпа офицеров! Мы пропали!
– Господин адъюнкт, – спокойно сказал Биндер, – показания этого мальчика несущественны, так как ничего не прибавляют к обстоятельствам дела. Возьмите протокол и вещественные доказательства и пойдем.
Они торопливо вышли из комнаты. Выходя в коридор, они услыхали звон шпор и бряцание сабель на каменных ступеньках наружной лестницы.
Встреча произошла как раз посредине коридора. Но лица пятерых гусарских офицеров, так напугавших Ниммерфоля, не выдавали никаких злых умыслов против членов нашей комиссии. Наоборот, они, видимо, даже не знали, что в доме были посетители, так как шли, весело болтая, и с удивлением взглянули на повстречавшихся им.
– Ба! – сказал старый седой ротмистр. – Мы встречаем у прелестной графини человека, которого почтительно можем приветствовать в качестве товарища!
Биндер настолько овладел собой, что спокойно протянул ротмистру руку и сказал:
– Доброго вечера, господа! Уступаем вам дорогу: мы уходим, а вы приходите. Искренне сожалею, что не пришлось провести сегодняшний вечер в вашем обществе у прелестной графини.
– Вы изволили, вероятно, прибыть из Вены? – спросил старый ротмистр.
– Да, по делам и должен сейчас же возвратиться.
– Ах, как я завидую вам! – воскликнул ротмистр. – Здесь, в этом паршивом провинциальном гарнизоне, такая тоска, что хоть стреляйся! Ну что поделаешь – служба. Хорошо еще, что хоть графиня Пигницер здесь поселилась!
– А что слышно в Вене? – спросил молоденький корнет.
– Только и слышно, что жалобы молодых офицеров, которые никак не могут обойтись своим жалованьем! – со снисходительной улыбкой ответил Биндер.
Офицеры рассмеялись и заявили, что эти жалобы слышны повсюду.
– Ну, скоро оно будет увеличено! – сказал ротмистр. – Ведь на войне платят больше, а я слышал, что война неминуема.