рь?
– Уехала куда-то… кажется, к дедушке в имение…
– И вы позволили ей уехать так просто?
– Как же я мог удержать ее? Да и к чему?
– Ваше величество! Но ведь вы так виноваты перед ней!
– Я не понимаю вас, княгиня! Конечно, ей пришлось много перестрадать, но кто несет ответственность за судебную ошибку? И если государь будет пускаться вдогонку за каждым несправедливо обвиненным и потом оправданным подданным, то сколько же времени останется у него для забот о других подданных, не имеющих счастья быть несправедливо заподозренными?
– И вас с баронессой никогда ничего не связывало, кроме обычных отношений государя к подданному?
– Ах, княгиня, к чему теперь ворошить эту старую историю! Это был сон, короткая красивая греза. И первой от этого сна пробудилась Эмилия. Не прошло и недели после того, как мы расстались, и она поспешила завести себе жениха. Она никогда не любила меня!
– Ваше величество, зачем вы клевещете на любовь хорошей, милой женщины?
– Ну хорошо, пусть, по-вашему, она любила меня! Но эта любовь скоро прошла…
– Женщине трудно примириться с мыслью, что ей не верит тот, на кого она смотрела как на Бога…
– И поэтому ей надо, «не износив башмаков», немедленно найти себе возлюбленного или жениха? Ну, да оставим этот вопрос, княгиня! Важно то, что она уже не любит меня, а следовательно, я не имею оснований интересоваться тем, куда она поехала.
– Она не любит вас… – задумчиво повторила княгиня и с какой-то тревогой прибавила: – А вы?
– Я? Но я уже сказал вам, что это была просто короткая красивая греза… Нет, погодите возражать, княгиня! – горячо сказал император, заметив ее недоверчивую улыбку и легкое пожимание плеч. – Я понимаю: вам, так много сделавшей для нас, так близко подошедшей к этой грезе, кажется странным, почему я теперь отрицаю действительность такого, чувства ради которого в свое время готов был совершить ряд безумств. Вы хотите сказать, что это – обычная мужская черта: разлюбить и уверять, что прошедшая любовь не была настоящей любовью. Но не забудьте, что я не отрицаю искренности переживаний того времени. Мне снился сон, который я принимал за действительность. Тогда я искренне верил в реальность грезы. Теперь… теперь я проснулся, княгиня. Вы спросите, почему? Не знаю даже, сумею ли я объяснить вам это. Но постараюсь…
Он замолчал, как бы собираясь с мыслями.
Княгиня с пытливой тревогой смотрела на него.
– Мне кажется, что ответом на этот вопрос будет выяснение, что такое любовь. Любовь! Как много разнородных понятий объединяется в этом слове! Мы любим мать, любим сыр, любим жену, любим свое дело… Вам, вероятно, известен такой силлогизм: молодого человека спрашивают, почему он не любит такую-то девушку, юноша отвечает, что он и не думает не любить ее, тогда ему говорят, что если он не не любит ее, значит, любит. Но ведь это – неправда! Он может любить не эту девушку, а совсем другую! Все дело в том, что мы смешиваем разные роды любви, что одним словом мы называем несколько понятий. Разберемся в указанном силлогизме. Что мы хотим сказать, когда уверяем, будто Фриц любит не Амалию, а Эмилию, что хотя Амалия и не противна Фрицу, хотя он, может быть, очень уважает ее как человека, но что как женщина ему дорога и нужна Эмилия? Хорошо! Значит, любить – это желать человека с точки зрения его пола? Желать полного физического обладания?..
– Это – непростительный вульгарный материализм, ваше величество!
– Я еще не высказался, княгиня, погодите! Я отвечу на поставленный мною вопрос. Любовь состоит не только в обладании, ведь обладать можно несколькими женщинами одновременно, но любить – только одну. Кроме того, если бы мужчинам нужно было только тело, то они женились бы исключительно на любовницах. Но если тело не играет решающей роли в любви, значит, на первом плане духовные интересы?
– Мне кажется, что да…
– Но в таком случае почему мужчина не довольствуется матерью, любимой сестрой, другом-мужчиной? Да потому, княгиня, что всякая попытка частично разрешить вопрос о любви ложна в самой своей основе. Мужчина…
– Ваше величество, но вы неизменно говорите о женщине как о каком-то прилагательном к понятию «мужчина»!
– Хорошо, замените слово «мужчина» словом «человек». Я говорю со своей точки зрения, то есть имею в виду себя. Мужчина любит женщину тогда, когда она способна быть ему всем, когда она может заменить ему всех любовниц, всех родных, всех друзей. Любовь – это великое «все»! И как невозможна любовь только в области физического, так же невозможна она исключительно в области духовного. В истинной – назовем ее «романтической» – любви сочетаются все прочие понятия любви. Значит, любовь должна заключать в себе надежду.
– Но это, мне кажется, и так очевидно!
– Вы увидите, княгиня, что очевидное приведет нас к неожиданному для нас выводу! Итак, в любви всегда есть надежда. Мы еще рознимся духовно, но я верю, что мы сольемся в единую душу. Мы физически еще далеки, но я верю, что мы будем «двое во плоти едины». Без этой веры любви нет. Ну, а скажите, могла ли существовать у меня и баронессы фон Витхан подобная надежда? Конечно же, нет, потому что она была замужем, потому что она никогда не стала бы моей любовницей, – это я всегда понимал. Да и вы сами помните, что мы гордились чистотой своих отношений. Значит, на полноту мы не рассчитывали. Мало того, мы и не искали ее, мы довольствовались духовной стороной наших отношений. Это было влечение, симпатия, все, что хотите, но не любовь!
– Значит, вы обманывали себя и друг друга?
– Нет, мы не обманывали, мы просто грезили. Ведь в любовь, в брак играют и дети, но разве каждая детская любовь по достижении зрелости превращается в любовь настоящую?
– Следовательно, вы не допускаете возможности существования истинной любви без надежды на физическую близость?
– Нет, княгиня, не допускаю – для нормального человека, конечно.
– Но ведь история и жизнь знают примеры, когда женщина всю жизнь любила недостижимого для него человека, любила, хотя не имела ни малейшей надежды на полноту обладания: любила, не могла разлюбить, не могла полюбить другого… Или вы, ваше величество, не верите в возможность этого?
Что-то надтреснутое, больное, мучительное звучало в тоне вопроса княгини.
Иосиф снова внимательно посмотрел ей в лицо и опять почувствовал, что какие-то новые, пока еще смутные, но неизбежные ощущения поднимаются в его душе.
– Нет, – тихо ответил он, – я верю, что может быть любовь, которая кажется совершенно безнадежной со стороны, но у самого любящего в глубине сердца всегда живет надежда. «А вдруг, – думает он, – вдруг свершится чудо?» И разве таких чудес на самом деле не случается, княгиня?
– Может быть, вы и правы, – задумчиво ответила Луиза. – Однако мы отклонились от своего разговора. Баронессы Витхан вы не любили, это была греза, которая сейчас же рассеялась. Что же в таком случае так угнетало все это время ваше величество?
– То же, что и всегда… Имя баронессы властно всколыхнуло в моей душе все прежние мечты о счастье, и я снова почувствовал, как я одинок. Пусть я не любил Эмилию, но я хоть грезил о любви, хоть отдавался сладкому самообману. А теперь… княгиня, да ведь жизнь уходит, уходит молодость, а с ней и надежда на счастье. А я все один, все один…
– Не вы ли сами виноваты в этом, ваше величество?
– Я?
– Да, вы, ваше величество! Вы вечно мечтаете, вечно грезите, фантазия заносит вас в заоблачные сферы. А ведь счастье, земное счастье, здесь, внизу, на земле… Вы же рассеянно проходите мимо него, вы не видите его, не замечаете! Счастье никогда не дается в руки само – его надо добиться, заслужить. Человек говорит себе: «Мое счастье в том-то и в том-то», – княгиня, видимо, начинала волноваться и теряла обычную сдержанность, – и начинает стеречь это счастье, выжидать, надеяться на чудо, как вы сами выразились…
– Но что же делать, если счастья хочешь, но не можешь сразу сказать, где и в чем оно?
– Искать, ваше величество, искать! Искать, как ищут золото. Золотоискатель роет лопатой песок и кидает его на промывное сито. Ошибся он, он идет на другое место и снова роет, снова промывает, пока отмыв не покажет ему желанных желтых крупинок. Вот как ищут счастье, вот как добиваются его! Нельзя же сидеть и ждать, пока оно само придет!
– Ваше сравнение, княгиня, очень образно, – грустно сказал Иосиф, – но не подходит для данного случая. Если искать счастья в любви указанным вами способом, то придется хватать грязь в надежде найти там золото. Но у золотоискателя много воды, чтобы смыть грязь, а в любви рискуешь так утонуть в этой грязи, что даже если и есть в ней золото, то до него не доберешься. Земля легко отстает от золота, грязь же всасывается в любовь… Нет, княгиня, мне, видно, придется отказаться от этого. Я постараюсь подавить в себе человека-животное и выделить человека-духа в наиболее чистых его проявлениях. Передо мной широкие задачи, передо мной государство, нуждающееся в коренных реформах, народ, права которого попраны. Пусть мне не будет личного счастья, я сам постараюсь стать счастьем моего народа. Пусть не дано мне обнимать женщину мощным объятием, я обовью все народности Австрии и сомкну их счастливой твердыней вокруг престола. Австрия должна стать мощной, непоколебимой. Передо мной новая ступень к этому – Бавария. Бавария должна быть нашей! Я знаю, без боя мы ее не получим, война неизбежна, она будет объявлена не сегодня, так завтра…
– Война? – испуганно вскрикнула княгиня.
– Да, война! Но она нам не страшна. Я сам поведу полки, буду спать на земле, как простой солдат, буду делить солдатский паек, буду лично воодушевлять армию и словом, и примером. Я буду всегда и всюду впереди, и, если полки поколеблются, я поведу их сам. На этих днях я выезжаю в армию…
Княгиня Кребниц тихо вскрикнула, схватясь за сердце, ее лицо смертельно побледнело.
– Это невозможно, – сказала она страстным, мучительным шепотом, сжимая виски, словно от невыносимой головной боли, – это невозможно! Вы уедете… А я? А как же я? За что же?.. И теперь… Это жестоко… Господи, это слишком жестоко!