– Другого способа нет.
На самом деле существует множество разных способов – этому меня научила жизнь за последний месяц. Но в этом доме существует только один.
Я кидаю нож.
Он с ревом вонзается в нее. Сломанные пальцы, ребра. Связки и суставы. Сожженные мышцы, истерзанная гордость. Боль в обмен на крохи похвалы.
В конце концов от нее остается лишь запах ржавчины.
Я стучусь в дверь своей спальни.
– Рафи, это я.
Бесконечно долго тянется молчание, а после доносится тихое:
– Фрей?
Глаза начинает щипать, к горлу подкатывает ком. В первую очередь я отвечаю не словами.
Я хватаюсь за последнюю оставшуюся у меня гранату.
– Отойди назад. Я сейчас взорву эту…
Дверь распахивается.
На пороге стоит Рафия, ее лицо сияет.
Она в платье, которое надевала на наш шестнадцатый день рождения: цвет его перьев, подобно утренней заре, плавно перетекает от оранжевого оттенка к красному, пояс украшают рубины. Глаза подчеркивает новое ожерелье из тонкого серого металла.
На одно прекрасное мгновение меня посещает уверенность, что палафоксовская команда психологов ошиблась. Вот она Рафи – моя уверенная старшая сестра: каждый волосок лежит на месте, каждый аксессуар тщательно подобран.
Пока она не обвивает меня руками. В ее объятии я чувствую дрожь, а в биении сердца – панику.
Дверь в ее комнату не была даже заперта. Потому как для побега она слишком сломлена.
Рафи отстраняется и кружится на месте.
– Я надела твое самое любимое, сестренка. Как только завыли сирены, я сразу поняла, что ты придешь.
Мне с трудом удается дышать.
– Ты прекрасна.
– А ты… жива. – Она переходит на шепот. – Он сказал, что ты погибла. В тот миг часть меня умерла.
В ее взгляде я вижу то, как сильно ей меня не хватало, и мне становится стыдно. Ведь я не нуждалась в ней так отчаянно. У меня просто не было на это времени – жизнь преподнесла мне слишком много ударов: сражение на войне и знакомство с юношей.
Пока она сидела одна в этой комнате.
За ее спиной я замечаю цвета стен – она выбрала их, когда нам было еще по десять лет. На одной из них висят наши совместные фотографии, которых уже не найти на домашних серверах. И плюшевая собака, чей крошечный искусственный мозг научился различать нас, в то время как наш отец этого сделать не мог.
Теперь комната кажется мне меньше. А я и половины жизни не прожила.
Рафи тянется ко мне и обводит пальцем мой шрам над глазом – наш шрам.
– Хороший макияж, – говорит она. – Кто его сделал?
– Друг.
– У тебя теперь есть друзья, – произносит она с восторгом, завистью и грустью одновременно.
Оставаясь столько времени порознь, мне теперь странно видеть в ней свое лицо. Возникает ощущение, будто некая программа из эпохи Красоты демонстрирует то, какой сделает меня операция. Более элегантной, более утонченной.
Более хрупкой.
Она смотрит на кончик своего пальца, ставший липким от прикосновения к моему лицу. Частички также у меня на руках и в волосах.
– Ная, – говорю я.
– О, бедняжка Фрей. Когда зазвучали сирены, я сказала ей убегать. Мне жаль, что она меня не послушала.
Я беру сестру за руку.
– Это не наша вина. Идем.
Мы спускаемся в медицинский центр.
Члены нашей диверсионной группы, округлив глаза, смотрят на наши совершенно одинаковые лица – недоумение во взглядах, к которому я уже привыкла, возрастает вдвойне. Словно никто из них до последнего не верил, что нас действительно двое.
Рафи приветствует их как своих гостей. Надменным кивком головы и оценивающим каждого из присутствующих взором. Глядя на них ее глазами, я понимаю, насколько разношерстная у нас набралась компания. Мятежники в одеждах из кожи, Яндре с забинтованной рукой – все до единого с какими-то травмами.
Первым дар речи обретает доктор Лейва:
– Мы взломали шпионскую пыль во всем городе. Теперь сетевые каналы под нашим контролем. – Он выглядывает в разбитое окно. – Но переломить ход этого боя времени нет.
Происходящее на фоне темного неба сражение теперь кажется приглушенным. Черноту расчерчивают полосы света и дыма, но горящих колец больше не видно – должно быть, у плазменных пушек Палафоксов закончился заряд.
– Надеюсь, речь будет стоящей, – говорит Босс Икс.
– Речь? – Рафи хлопает в ладоши. – К счастью, я как раз принарядилась.
– Нет, сестренка. Это будет моя речь.
Она вдруг вся вытягивается, ее лицо вновь приобретает властное выражение.
– И что же ты скажешь?
– Что ты объявляешь начало государственного переворота, направленного против него. Что мы отключили действие шпионской пыли, поэтому армия и граждане могут примкнуть к тебе. Что с этих пор город возглавляешь ты и теперь все будет по-другому.
– И ты справишься с этой задачей?
На мгновение я снова становлюсь ее младшей сестренкой. Но стойко выдерживаю ее взгляд.
– Я к этому готова.
Она расплывается в улыбке.
– А вот что думаю я, Фрей. Если мы действительно хотим нанести ему сокрушительный удар, то должны обратиться к городу вместе.
Все молчат.
В моей голове постепенно складывается единая картинка – это наша общая цель. Отобрать у него все одним махом. Его власть, его город, его дом, его тайны.
– Ты права, – произношу я.
С губ Босса Икс срывается раскатистый смех.
Речь
Мы стоим с ней бок о бок.
Парящая в центре комнаты камера снимает нас с Рафи на фоне разбитого окна. Благодаря бушующему за нашими спинами сражению будет ясно, что мы ведем прямой эфир из башни нашего отца.
Суровый холодный ветер бьется о неровные края армированного стекла. Лестницу штурмуют новые отряды шривских солдат, остальные поднимаются на скайбордах вдоль стен башни. Раздаются выстрелы – это отбиваются бойцы нашей гвардии.
Но спокойствие моей сестры ничто не нарушает.
Я почти забыла, что убеждение входило в число ее задач, не моих.
Когда камера моргает, Рафи приветствует народ Шрива. Сообщает о том, что теперь башня находится под ее контролем. А после выполняет свое обещание, данное мне в ночь моего отъезда: рассказывает наш секрет.
– Как видите, – говорит моя старшая сестра, – я не одна. И никогда не была одна.
У меня пересыхает во рту. Я словно чувствую на себе любопытные взгляды двух миллионов человек, которые мечутся между нами, сравнивая друг с другом. Одна в сломанном костюме-невидимке, с растрепанными волосами, запачканная липкой кровью. Другая – идеальная, как всегда.
Обоюдоострый нож.
– Я хочу познакомить вас со своей сестрой-близнецом, Фрей. Хотя многие из вас уже видели и бурно встречали ее. Она выходила вместо меня к толпе и на приемах – всюду, где возникала опасность. Она была моей первой защитницей. – Голос Рафи приобретает холодные нотки. – Потому что ваш лидер вырастил одну из своих дочерей ради того, чтобы подставлять ее под пули.
Так странно слышать все эти откровения здесь. Ты не видишь ни потрясенных лиц в толпе. Ни показателей количества зрителей на айскрине. Только свою сестру, раскрывающую чистую правду о тебе перед аэрокамерой.
– С семи лет Фрей обучали убивать. Каждый день она подвергалась жестоким тренировкам, а я ничем не могла ей помочь. – Голос Рафи надламывается – искренне, но при этом исключительно умело. – И всякий раз, покидая наше охраняемое убежище, мне приходилось стирать ее из своей памяти, притворяться перед всеми, что ее не существует. Наш отец сделал меня соучастницей в уничтожении ее личности – каждый час, каждую минуту.
Она вновь запинается и тем самым показывает им то, на что обратил мое внимание Кол, – насколько сильно ее съедала изнутри необходимость меня скрывать. Но она ни разу не сбивается с мысли, ни на секунду не колеблется. Речь Рафи идеальна, как если бы она писала ее всю жизнь. Непрерывно повторяла про себя. Думала о ней, лежа в соседней кровати.
В ожидании этого мгновения.
И дать ей такую возможность стоило того, чтобы рискнуть всем.
– Фрей одурачила вас всех, потому что она великолепна. Но она не заслуживает такой участи. Это ненормально.
Она смотрит на меня, и я понимаю: настал мой черед.
Рафи уже произнесла речь, которую все это время репетировала я. Больше не нужно говорить о моих сломанных костях, тайных проходах или сэнсэе Норико. Мне остается лишь озвучить то, что важно для меня самой.
– Как только началась эта война, наш отец бросил меня. Я была для него не чем иным, как средством в борьбе за металл. Он использовал меня, чтобы захватить город и убить семью в их собственном доме.
У меня дрожит голос. Но не благодаря умелому мастерству, как у Рафи, а из-за трепета в груди.
– Обрушив бомбу на имение Палафоксов, он надеялся, что я погибну вместе с ними. Пожертвовав мной, он стал бы в глазах других сильным и смелым. Но я осталась жива по одной причине – один из предполагаемых пострадавших помог мне сбежать. Своей жизнью я обязана Колу Палафоксу.
Интересно, видит ли нас Кол. К этой минуте весь мир, кроме людей, сражающихся на поле битвы, должен был прильнуть к экранам. Надеюсь, он все же это видит.
– Кол пришел сюда со своим войском, чтобы освободить вас. Перестаньте воевать с ним и начните сражаться с настоящим врагом. Мы призываем вас, жителей и армию Шрива, присоединиться к нам. Свергнуть нашего отца. И вернуть наш город к нормальной жизни.
Так странно. Я предполагала произнести эти слова голосом Рафи. Однако в конечном счете делаю это своим.
Внезапно я понимаю, как мне закончить эту речь.
– Теперь я свободна ото лжи своего отца – вы тоже заслуживаете этой свободы. Добиться ее будет непросто, но она станет вашей. Потому что единственный верный путь к свободе – это воспользоваться ею, чтобы…
Тут свет гаснет. Аэрокамера падает на пол.
В дверях диспетчерской появляется доктор Лейва.
– Они отключили электричество! Больше мы ничего не можем сделать!