В голове проносится все, что я знаю о нашем отце. Эти знания словно кислотой разъедают меня изнутри.
– Он ненавидит проигрывать, Рафи. – Мой голос начинает дрожать. – Твой уход станет для него сродни очередной потере Синена. Он не может этого допустить.
– Он не стал бы меня убивать, – говорит она.
Я делаю шаг навстречу.
– Все то время, пока я находилась в доме Палафоксов, я тоже так думала. Но он все равно попытался, потому что для него нет ничего важнее победы. Прости, Рафи. Клянусь, я вернусь и спасу…
Рафи вырывает хэндскрин из рук Лейвы и нажимает кнопку.
Ожерелье со щелчком расстегивается.
Я смотрю на нее – с изумлением и облегчением. Внутри меня что-то ломается.
– Прости, сестренка. – Она с нежностью улыбается мне. – Знаю, это неприятно. Но он, похоже, никогда не стал бы жертвовать мной.
Щелчок
Мы стоим на скайбордах и уже готовы лететь.
Взрывчатка установлена. Яндре взвел первый спусковой крючок на плазменной пушке. Ее жалобный вой, точно свист кипящего чайника, заполняет трофейный зал.
Над нашими головами одна за другой срабатывают сенсорные гранаты. Враги постепенно расчищают этаж. Но делают это не спеша…
Они думают, мы здесь в ловушке.
А мы всего лишь ждем, когда откроется проход наружу.
– Путь будет свободен через пять, четыре, три… – начинает отсчет доктор Лейва, а потом качает головой: – Нет, стойте. К нам движется тяжелый штурмовик.
– Ну перестаньте уже! – простонав, восклицаю я.
Лейва пожимает плечами, глядя на экран хэндскрина:
– Думаешь, это так просто?
Он как раз просматривает новые, распространившиеся в огромных количествах, каналы свободных жителей Шрива. Два миллиона человек впервые, с тех пор как у власти встал наш отец, транслируют все, что им заблагорассудится.
Многие из них, разумеется, освещают происходящее сражение. Тысячи горожан стоят на крышах, наведя камеры на башню, где в окнах до сих пор мелькают признаки борьбы.
Все хотят знать, действительно ли они свободны.
Нет, не свободны, потому что мы проиграли.
По крайней мере, я спасла свою сестру.
Та ждет на скайборде вместе с остальными членами команды. На ней костюм-невидимка, снятый с мертвой чрезвычайницы. Его камуфляжная расцветка настроена на полуночно-черный оттенок, который на Рафи смотрится как модный наряд.
Ее платье с перьями аккуратно сложено в углу. Сверху покоится расстегнутое ожерелье-бомба – прощальная записка от беглянки.
Босс Икс нервно переминается на неподвижно зависшей доске.
– Ты уверена, что, взорвав стену, не убьешь нас?
– Направленное действие взрыва составляет девяносто восемь процентов, – отвечает Зура. – Викторианской технике можно доверять.
– Девяносто восемь, – ворчит Босс Икс и сплевывает на пол.
– Доктор, идемте, – говорит Зура. – Иначе мы только даем им больше времени нас окружить.
Лейва качает головой:
– Вообще-то они удаляются от башни и возвращаются в город. Там повсюду вспыхивают демонстрации: фейерверки, толпы людей, как на День Всех Святых в Виктории. Военных больше волнуют собственные жители, чем мы!
– Я же тебе говорила, речь была достойной, – замечает Рафи.
Я обмениваюсь с ней улыбкой, а сама беспокоюсь о том, что же произойдет со всеми этими протестующими на следующей неделе, когда шпионская пыль вновь распространится по воздуху.
Способна ли единственная ночь свободы на самом деле хоть что-то изменить?
– Все еще остается нерешенной проблема с преследующими нас солдатами. – Зура смотрит на дыру в потолке.
По верхнему этажу мечутся лучи прожекторов.
– Еще одно тяжелое подразделение отступает, – сообщает Лейва, глядя на экран. – Оно возвращается на поле боя. Там что-то происходит!
Я в надежде выпрямляюсь на скайборде.
Быть может, у викторианцев в запасе находились еще войска. И теперь они сражаются, так что у восставших в Шриве есть время захватить…
Тут лицо доктора Лейвы мрачнеет.
– Нет, – тихо произносит он.
– Ну что опять? – кричит Зура.
Лейва смотрит на меня в упор.
– Мне очень жаль, Фрей. Сейчас эту новость передают по каналам. Бой закончился раньше, чем мы предполагали, потому что его корабль был подбит.
Я качаю головой:
– О чем вы?
Он протягивает мне хэндскрин.
– Тяжелое подразделение отбыло затем, чтобы заключить его под стражу.
Я гляжу на изображение экрана.
Кол Палафокс.
Грязный, окровавленный. Глаза потухшие, запястья скованы наручниками из смарт-пластика. По обеим сторонам от него стоят два шривских солдата.
Пленник моего отца.
– Только не это. – Мой голос надламывается.
Рафи нежно опускает руку мне на плечо.
– Бедняжка Фрей. Ты была такой милой в том красном пиджаке.
Я поднимаю глаза на членов нашей группы и смотрю на них с немой мольбой – прошу придумать хоть какой-то план по спасению Кола. Яндре, выругавшись себе под нос, отворачивается.
Только Зура не отводит взгляда, на ее лице читается неприкрытая ненависть.
Должно быть, сейчас она гадает, не была ли Артура Виджил права.
– Это не твоя вина, – шепчет мне на ухо Рафи.
Неправда. Ведь это был мой план.
На верхнем этаже раздается хлопок – взорвалась дымовая шашка. В дыру на потолке проникает часть густого облака.
– Доктор, – настаивает Зура. – Нам нужно уходить, сейчас же.
Лейва, не забирая у меня хэндскрин, согласно кивает. Каждый на своем скайборде делает шаг назад.
Зура приводит в действие взрывчатку. Стена с неистовым ревом вылетает наружу, осколки авиационной керамики прошивают караулящие возле нее аэромобили и дроны. Силой взрыва меня относит назад.
В голове крутится всего одна мысль: Кола в качестве пленного доставят в эту башню. А все потому, что он послушал меня и следовал моему плану. Пожертвовал своей армией ради моей сестры.
В воздух взмывают скайборды, их подъемные винты работают на максимальной скорости. Ветер колышет висящие на стенах картины, разгоняя пыль и дым.
Команда устремляется вперед, навстречу ночи. Яндре выпускает из сферомака вспышку плазмы, которая разносит на куски очередную партию преградивших им путь аэромобилей.
Благодаря черному камуфляжу костюмов мои спутники мгновенно растворяются на фоне темного неба.
Мое исчезновение они заметят не сразу, только когда возвращаться будет уже слишком поздно.
Я схожу со скайборда. Снимаю костюм-невидимку, перчатки и наушник.
Дрожа на холодном ветру, задувающем в пробоину, подхожу к платью, которое Рафи надевала на наш шестнадцатый день рождения. Второй экземпляр шить не стали. Вечеринка была организована лишь для нескольких друзей, а потому в двойнике не было надобности.
Но Рафи не забыла о том, как мне нравится это платье. И сегодня вечером облачилась в него для меня.
Я надеваю его через голову. Нити смарт-волокна под перьями растягиваются; за последний месяц наши тела существовали по-разному и потому немного изменились. Но как только платье обволакивает мои бедра, возникает ощущение, будто оно было сшито точно для меня.
Хэндскрин доктора Лейвы я прячу за портретом Арибеллы Палафокс. Затем застегиваю на шее ожерелье-бомбу.
Щелк.
Когда Кола приведут сюда, я буду ждать. Готовая освободить его, сражаться за него. Я верну его брату и оставшимся войскам Виктории.
Все будет хорошо.
Минуту спустя в трофейный зал врываются шривские бойцы. Двадцать человек в полном обмундировании, с электрошокерами в руках и дюжиной орущих боевых дронов.
Они обнаруживают меня, когда я поправляю прическу.
– Вы опоздали, – голосом Рафи произношу я. – Наши гости уже ушли.
Отец
– Твой отец сейчас тебя примет, – говорит Дона Оливер.
Со скучающим вздохом я встаю и приглаживаю платье. Он два часа продержал меня у дверей своего кабинета.
Как это мелочно. И только потому, что я помогла своей сестре произнести небольшую речь. Что мне было делать – позволить ей притвориться мной?
Дона провожает меня взглядом, когда я прохожу мимо нее, но в ее глазах нет ни капли подозрения. Только страх за то, что же он сделает со мной.
Сейчас Дона волнует меня больше, чем кто-либо. В последний раз именно она раскусила нас с Рафи, стоило нам с ней поменяться местами.
Но одно дело различать близнецов, когда те стоят рядом друг с другом, и другое – когда перед тобой только один из них. И совсем иное – полагать, будто кто-то добровольно нацепит ожерелье-бомбу себе на шею.
У меня до сих пор стоит в ушах тот щелчок.
За мной закрывается дверь кабинета.
Впервые в жизни я оказываюсь со своим отцом наедине.
Он смотрит на меня из-за своего стола. Взглядом скользит по моему наряду.
Я целое утро провела в гардеробной Рафи. Вспоминала, как наблюдала за ее подбором платьев, и старалась не потеряться в этих дебрях из тканей, вырезов, покроев, правил формальной, повседневной, коктейльной и творческой одежды. Пыталась представить, что все эти вещи действительно принадлежат мне.
Для первой дочери Шрива только лучшие наряды.
Сохраняя в голове голос Рафи, я решила придерживаться консервативного стиля: белая блузка на пуговицах, темная юбка и скромные туфли. Как если бы устраивалась на работу.
У отца вид такой, будто он не спал. Ну конечно, он ведь прилетел сразу с мирной конференции. Должно быть, всю ночь пытался навести в своем городе порядок.
Он жестом приглашает меня к креслам, стоящим у окна.
Мы садимся. Перед нами расстилается территория Шрива: в районе фермерских угодий чернеют следы войны, на улицах царит разруха, оставшаяся после протестов.
Но ничто так не демонстрирует ущерб, как эта башня – зияющая дыра в ее стене после взрыва. Из окна своей спальни я видела, как с крыш домов на нее глазели люди.
Во всяком случае, мы заставили его выглядеть слабым.
– Ты слышала, что о нас говорят? – спрашивает он.