– Она говорит совсем как мама! – воскликнул Финн, подпрыгивая. – Она уже один раз помогла нам, ей можно доверять! Если она так говорит – значит, она на нашей стороне!
– Ш-ш! – повернувшись к нему, дружно зашикали Чез, Эмма и Натали.
Финн захлопнул рот руками. Чез наклонился и обнял братишку, чтобы тот не обижался.
Когда он вновь взглянул на экран, у другого Аса глаза были такие же грустные, как у рыжеволосой женщины.
– Может, ты говоришь это просто так, – буркнул он. – Или хочешь заманить меня в ловушку. Если я что-нибудь по неосторожности скажу, а тебя схватят и предложат выдать остальных, чтобы спасти себя…
Женщина печально покачала головой:
– Вот и я об этом. Разве цивилизация выживет, если никто никому не доверяет? Если никто не смеет говорить правду и верить в неё?
– Мы доверяем друг другу ровно настолько, чтобы работать вместе, – решительно сказал мужчина, вновь делая вид, что смахивает пыль. – Сегодня. Как мы и обещали.
– Но не настолько, чтобы назвать друг другу наши настоящие имена, – произнесла женщина, всё ещё качая головой.
И тут пылесос вдруг перестал шуметь, как будто кто-то выдернул вилку из розетки. Женщина быстро наклонилась к ковру.
– В чём дело? – ворчливо спросил кто-то сверху – очевидно, стоя на лестнице в подвал. – Почему пылесос работает, а вы валяете дурака в пяти шагах от него?
Женщина проворно выпрямилась.
– Что-то въелось в ковёр, – произнесла она. – Прошу прощения.
– И чтоб я больше не видел, что вы отлыниваете!
Пылесос снова заработал, и женщина заторопилась к нему. Но Чез увидел, как она – самым естественным образом, держа в руках шланг, – повернулась спиной к двери и беззвучно сказала другому Асу всего одно слово.
– Она сказала «вечером»? – уточнил Чез. – Значит, они намерены что-то сделать вечером? Какой-то переход?
– Что-то, что должно было случиться сейчас, не будь дома Натали, – сказала Эмма.
– Но мы не знаем что, – произнёс Финн негромко, будто сомневался, что ему можно говорить. – Или… или вы всё поняли? Один я ничего не понимаю?
– Прости, Финн, – сказал Чез, ероша брату волосы. – Мы тоже в растерянности.
Натали оттолкнулась от стола.
– Поэтому мне придётся сходить вниз и выяснить, что происходит, – заявила она.
– Натали… – начал Чез.
Она посмотрела ему прямо в глаза. С тех самых пор как они познакомились, Чезу хотелось, чтобы она так на него посмотрела – словно знала, о чём он думает. Словно он был ей небезразличен. Но затем лицо Натали стало холоднее. Чезу показалось, что она отталкивает его, отвергает.
– Мне придётся, – повторила она.
И зашагала к двери.
Часть вторая
Глава 28Натали
«Надо было им рассказать», – подумала Натали, неверными шагами выходя в коридор из маминого кабинета. Точнее, из кабинета судьи Моралес.
Не важно.
На мгновение, всё ещё держась за дверную ручку, Натали представила, как делится с Грейстоунами – милыми, невинными, ничего не подозревающими Грейстоунами – тем, что не выходило у неё из головы. «Она жива! Я видела, как произошло чудо! И прямо сейчас я больше ни о чём не в состоянии думать!» Но разве они поймут? Разве смогут порадоваться за неё, когда им и их родным этот мир сулит одни только ужасы? Когда у них никого не осталось, кроме пропавшей мамы?
Натали плотно закрыла за собой дверь кабинета. «По крайней мере, они в безопасности. А я…»
Было достаточно бросить взгляд на что угодно в этом доме, чтобы ощутить прилив воспоминаний и боли. И тогда Натали заставила себя искать отличия. Кажется, прихожая здесь вдвое больше. А сбоку торчит что-то вроде оранжереи или гигантской веранды, которая блестит в лучах солнца, отражающихся в десятках стёкол. У них такой тоже нет.
Но Натали постоянно отвлекали детали, вселяющие в неё ощущение, что она вернулась в прошлое, а не попала в другой мир. Вот папина витрина со спортивными трофеями – в углу столовой, на своём законном месте. Вот свадебная фотография родителей на стене в гостиной – мама в белом кружевном платье, папа в смокинге, и оба такие молодые, счастливые, влюблённые. Вот…
«Хватит! – велела себе Натали. – Смотри под ноги. И иди прямо».
Под ногами был персидский ковёр, который всегда лежал в этом коридоре. Раньше. До того, как всё развалилось. До того, как кое-кто умер.
– Мисс?
В коридоре стояла ещё одна уборщица. Натали поняла, что должна поднять голову и присмотреться – просто на всякий случай, чтобы убедиться, что это не какой-то знакомый человек, наряженный в коричневую форму.
Но ей с трудом удавалось даже держаться на ногах.
– Я хочу попить, – промямлила она. – Не подходите ко мне. Я больна. Возможно, заразна.
Ей не понадобилось никаких актёрских умений, чтобы бессильно пошатнуться. Натали чувствовала, что на лбу у неё выступил пот, и, видимо, она была бледна как смерть. Она увидела, как коричневые рабочие ботинки почтительно отступили. Уборщица вжалась в стену, давая ей пройти.
Натали с трудом двинулась дальше. Она умела убедительно врать и создавать себе алиби. Она знала, что должна задержаться на кухне и на минутку открыть кран или нажать кнопку кулера. А ещё – сделать несколько громких глотков. Но у неё не хватило на это терпения. Она заспешила к подвалу.
Распахнув дверь, она ринулась вниз по ступенькам. И чем ближе она подбегала к женщине с пылесосом, тем больше убеждалась, что хорошо её знает. Натали хотелось броситься к ней в объятия, как она делала в детстве. В три года, в шесть лет, в девять. Даже в одиннадцать.
Но за последние два года она сильно выросла, а эта женщина – нет.
Натали теперь была выше.
Сквозь рёв пылесоса женщина даже не услышала шагов за спиной. Несколько секунд Натали стояла и смотрела на неё сверху вниз. А потом протянула дрожащую руку и коснулась плеча женщины.
– Абуэла? Бабушка? – дрожащим голосом спросила она. – Почему ты притворяешься уборщицей?!
Глава 29Натали
Натали поняла свою ошибку ещё до того, как женщина успела обернуться. Сначала нужно было убедиться, что второй уборщик их не услышит. Нужно было показаться этой женщине и понять по её поведению, удивилась бы другая Натали, увидев свою бабушку в униформе уборщицы, или нет, и стала бы говорить «абуэла» и «бабушка».
Нужно было сначала как следует убедиться, что глаза её не обманывают: ведь ей так хотелось увидеть бабушку живой и здоровой.
«Почему бабушка умерла?» – подумала Натали – в миллионный раз за год.
Но и врачи тоже удивились. Они посетовали, что бабушка не обращала внимания на симптомы редкой формы рака, пока не стало слишком поздно. Впрочем, Натали знала, почему та не обратилась за помощью раньше. Бабушка была слишком занята: она заботилась о Натали, пока её родители ссорились, разъезжались и разводились.
Но теперь Натали обо всём этом забыла, потому что бабушка стояла прямо перед ней.
Бабушка!
– Девочка моя, – сказала женщина – так знакомо и в то же время непривычно.
Это действительно была бабушка. Но её голос звучал слишком тихо и хрипло, и в нём слышалось подозрение. И хотя бабушка иногда действительно переодевалась, чтобы позабавить Натали, когда та была маленькой, она ни за что не надела бы такой уродливый всклокоченный рыжий парик. А даже если бы и надела, то не стала бы казаться такой приниженной и несчастной. Никогда бы она не выглядела так естественно в коричневом рабочем комбинезоне и не ёжилась бы, сжимая в руках шланг от старого пылесоса.
Но больше всего Натали смутили не парик и не комбинезон, а глаза. Они не потеплели, как всегда при виде внучки. Наоборот, бабушка, едва взглянув на Натали, повернулась к другому уборщику. Тот согнулся над спинкой кушетки и с преувеличенным старанием оттирал её.
На Натали и бабушку он не смотрел.
Тем не менее та нахмурилась.
– Ш-ш, – шикнула она, хотя пылесос работал и его гул наполнял подвал. – Не выдавай меня. Не называй бабушкой.
– Но… – начала Натали.
Конечно, она не могла добавить: «Но я так соскучилась по тебе за год! В последний раз я видела тебя на похоронах!» Потому что на самом деле это была не её бабушка. Это была бабушка другой Натали.
И ещё она не могла спросить: «Почему ты жива, а моя настоящая бабушка – нет?»
«Потому что мама и папа другой Натали не поссорились и не развелись, и бабушка, наверное, вовремя обратилась к врачу. Она не упала в обморок в коридоре, и… и…»
– Ты должна понимать, – сказала бабушка резко. – Твоя мама уверена, что уборщики не будут работать как следует, если за ними не наблюдать.
– Мама заставляет тебя переодеваться и шпионить за уборщиками? – удивилась Натали.
Бабушка снова шикнула на неё, потом выключила пылесос, и в подвале воцарилась мёртвая тишина.
– Эй, – обратилась она к мужчине. – Молодой хозяйке нехорошо. Я провожу её обратно в спальню.
Мужчина кивнул не оборачиваясь, как будто предпочитал не смотреть на Натали. А может быть, он не хотел, чтобы она его разглядела.
«Чез, Эмма и Финн сейчас видят меня? – задумалась Натали. – Они понимают, что происходит?»
До знакомства с Грейстоунами Натали даже не представляла, каково это – быть не единственным ребёнком в семье. И не единственным внуком. Она была не из тех детей, которые просят у родителей младшего братика или сестричку. Но за последние две недели она привыкла, что Финн прижимался к ней, когда они смотрели телевизор, и что Эмма, искавшая ключ к зашифрованному письму, фонтанировала идеями. (Честно говоря, Натали привыкла и к тому, как Чез обожающе смотрел на неё, когда думал, что она этого не видит.) Поэтому теперь ей было одиноко без них. Как будто она лишилась руки или ноги. Или сразу трёх пар рук и ног.
«Но я нашла бабушку! БАБУШКУ!»
Бабушка положила руку на плечо Натали и направила её к лестнице.
– Сделай вид, что тебе плохо, – буркнула она. – Нельзя, чтоб видели, как уборщица вот так управляет молодой хозяйкой дома.