ц с гектара, один трактор приходится на 1300 га обрабатываемых земель. Страна не в состоянии обеспечить себя главной продовольственной культурой — рисом и вынуждена ввозить его. Шестьдесят процентов пахотных земель принадлежит плантаторам и помещикам, у которых малоземельные и безземельные крестьяне арендуют участки.
Американцы в начальный период своего господства были заинтересованы в сохранении отсталых аграрных отношений, так как помещичья верхушка была их надежной опорой, и охотно привлекали «сильных людей» к сотрудничеству. Правительство в Вашингтоне и сейчас старается подкармливать часть местной олигархии. Это особенно ярко видно на примере так называемых сахарных баронов — владельцев крупных плантаций и сахарозаводчиков, образующих «сахарный блок». По существующим соглашениям они беспошлинно поставляют сахар — важнейший источник валютных поступлений — на американский рынок. США, несколько теряя в таможенных сборах, с лихвой окупают это тем, что обретают мощное средство давления на филиппинское правительство, обеспечивают статус-кво в стратегически важном районе и создают влиятельную прослойку «сильных людей», кровно нуждающихся в укреплении связей с ними.
Местная знать существенно упрочила свои экономические позиции при американцах. Получив власть и состояние из рук колонизаторов, она и поныне остается их верным союзником. Олигархическая верхушка (около 400 семейств) контролирует до 90 % национального богатства. Ее господствующее положение в хозяйственной области неоспоримо и не подвергается практически никаким ограничениям. Принцип свободы частной инициативы явно доминирует над принципом государственного контроля. В самих США в последние десятилетия государство все активнее вмешивается в сферу предпринимательства (естественное проявление государственно-монополистических тенденций), на Филиппинах же крупный капитал успешно противостоит попыткам государственного регулирования.
По сравнению с другими развивающимися странами государство здесь играет неизмеримо меньшую роль в экономике. Действие принципа частной инициативы приводит к разбазариванию местных капиталов, к их непроизводительному помещению и к засилью иностранного, прежде всего американского и японского, капитала. Бюджетные ассигнования расходуются не на поддержание государственного сектора, а на кредитование частных компаний. Эти средства оседают в сейфах представителей олигархии. Вот цифры: за период с 1965 по 1970 г. государственные финансовые учреждения выделили на цели кредитования 4 млрд, песо, из них 2,7 млрд, попали к 36 семействам.
Экономика страны подчинена иностранному диктату, что отчетливо проявилось во введении свободно колеблющего курса песо, т. е. фактической девальвации его под давлением Международного валютного фонда. Эта мера оказалась выгодной экспортерам (в первую очередь тем же «сахарным баронам»), ибо они стали получать больше песо на каждый заработанный доллар, но резко ухудшила положение трудящихся: только за 1971 г. цены на товары широкого потребления возросли в среднем на 23 %. Учитывая характер филиппинского экспорта, можно с уверенностью сказать, что в итоге такой шаг приведет к сохранению колониальной структуры экономики.
В 1969 г. финансовые затруднения вынудили правительство Филиппин обратиться к Международному банку реконструкции и развития с просьбой создать консультативную группу для оказания помощи. Оно полагало, что группа под его руководством будет работать над изысканием краткосрочных кредитов. Однако МБРР настоял на том, чтобы группа занималась вопросами, связанными с долговременным экономическим планированием. В мае 1971 г. она была образована, в нее вошли представители Австралии, Японии, Испании и США (восемь других государств имеют статус наблюдателей) и трех международных учреждений: Азиатского банка развития, МВФ и Фонда развития ООН. Члены группы уже в 1971 г. предоставили местному правительству 230,9 млн. долл., но за это получили решающий голос в экономической сфере.
Еще в 1946 г. была принята грубо попирающая суверенитет страны поправка к конституции, устанавливающая для американских граждан равные с филиппинцами права в разработке естественных богатств и в некоторых других сферах предпринимательства.
Наконец, Филиппины привязаны к США серией военных соглашений, важнейшими из которых являются Пакт о военной помощи и Соглашение о базах (срок действия истекает в 1991 г.). По просьбе филиппинской стороны отдельные пункты Соглашения время от времени пересматриваются (в частности, поднимается вопрос об арендной плате), но пока нет никаких признаков, что правительство намерено заговорить о ликвидации баз, хотя присутствие американских войск связано с известными психологическими и политическими издержками. Американские военные отмечают, что на архипелаге они чувствуют себя свободнее, чем в любой другой стране мира.
Пентагон отводит этим базам важную роль, которая, по оценкам, в послевьетнамский период возрастет: они станут крупнейшими военными сооружениями США, в западной части Тихого океана[23]. Общая численность американских военнослужащих на островах достигает 16 тыс. (в разгар войны в Индокитае их было 27 тыс.). Обучением филиппинской армии руководит влиятельная группа американских советников, и снабжается она американским оружием.
Все перечисленное и составляет вместе то, что принято называть «особыми отношениями» между Филиппинами и США.
Американцы принесли в колонию свои идеи, институты, нормы, весь механизм буржуазной демократии, который приобрел тут, однако, довольно искаженную форму. При соприкосновении с главными ценностями традиционного общества по видимости вполне американские установления причудливо трансформировались. Новые веяния сталкивались не только с исконными, но и с испанизированными понятиями и концепциями. В результате американизация Филиппин удалась лишь в каких-то узких пределах.
Насаждение принципов буржуазной демократии в стране с совершенно отличной культурой, в стране, естественное развитие которой было насильственно прервано, проходило негладко. Неподкрепленные экономическими и социальными преобразованиями, «чужие» институты не могли функционировать эффективно; позаимствованная из-за океана надстройка явно не соответствовала базису.
Двадцать пять лет независимости Филиппин продемонстрировали недейственность созданного здесь правопорядка, что внешне проявляется в разладе работы всего государственного аппарата, разгуле беззакония, росте коррупции и фаворитизма. Западная печать обычно пишет об этой стране в крайне пессимистических тонах и таким образом демонстрирует непонимание всей сложности проблемы. Колониализм не позволил выработать здесь органические, отвечающие местным условиям формы государственного устройства. II не филиппинцы в этом виноваты. Вместе с тем многое из происходящего сегодня в стране может быть объяснено усилением роли некоторых традиционных установок, до поры до времени оттесненных на задний план.
Право всегда есть возведенная в закон воля господствующего класса. На архипелаге кодифицированное право отражает иную, не филиппинскую, реальность и возводит в закон волю американской буржуазии. Местный же господствующий класс располагает другими средствами диктовать свою волю, не затрудняя себя юридическим подкреплением каких бы то ни было действий. Представители правящей верхушки часто игнорируют то, что зафиксировано в законе, и, по сути, выступают первыми его нарушителями. Власть олигархии покоится на прочных основаниях, и она не собирается отказываться от них — просто не видит в этом никакой необходимости: характер отношений, сложившихся между «сильными» и «маленькими» людьми, гарантирует ей повиновение.
Сознанию филиппинцев чужды принципы англосаксонского права. Выработанные в барангае и все еще признаваемые большинством населения нормы плохо согласуются с идеями и концепциями, искусственно пересаженными на неподготовленную почву. Новые понятия, взгляды, отношения не вырастают органически из традиций и вступают с ними в конфликт. В конституции Филиппин сформулированы основные положения буржуазной демократии, но из этого еще не следует, что филиппинцы могут пользоваться ими. Этому препятствует весь уклад жизни, освященный и поддерживаемый авторитарной католической церковью. Главное в нем — статус, приписываемый от рождения и практически неизменяемый. Либо ты родился «сильным человеком» и тогда в обмен на некоторые услуги можешь рассчитывать на поддержку простого тао, либо ты — «маленький человек» и тогда обязан быть лояльным по отношению к «сильному», иначе не выживешь и никакой закон тебя не спасет. В конституции сказано, что все равны, однако жизнь свидетельствует об обратном. Человек не может свободно изменить свое положение в обществе, хотя формально это право за ним признается.
Филиппинское законодательство в большой мере повторяет американское, в котором отражены также и определенные политические завоевания трудящихся США. Но филиппинец живет и движется в социальной действительности, где большую роль играет принцип авторитарности, подчинения вышестоящим. Волей-неволей он переносит этот принцип на все отношения, в которые ему приходится вступать.
Патернализм, привычка рассматривать всякие связи как личные и регулировать их принципами «внутреннего долга», «стыда», «такта и вежливости» приводят к тому, что значительная часть трудящихся воспринимает свои отношения с эксплуататорами не как классовые, антагонистические, а как отношения старшего и младшего, каждый из которых несет определенные обязанности и обладает определенными правами. И пока эти права и обязанности признаются «сильными людьми» (а они в какой-то степени признаются), многие рабочие и крестьяне субъективно считают свое угнетенное положение естественным и полагают, что его следует сохранять и поддерживать. Общественные противоречия, в их представлении, сводятся исключительно к соперничеству отдельных лиц.