жными суммами. У здания «Манила отель», где первоначально шли заседания (позже Конвент, не уложившись в срок, перебрался в другое помещение), не раз происходили демонстрации.
Но одно не вызывало сомнений: большинство делегатов склонялись к замене дискредитировавшей себя президентской формы правления, американского типа, парламентской, британского образца, с исполнительной властью в руках премьера, избираемого парламентом. Это означало, что по новой конституции Маркос мог остаться у кормила правления в качестве премьер-министра, тогда как старая конституция ограничивала срок пребывания на президентском посту восемью годами. По мнению некоторых делегатов, президент только потому и согласился на созыв Конвента, что надеялся с его помощью продлить свое пребывание у власти, и они попытались внести в новый основной закон специальную статью, запрещавшую ему и членам его семьи занимать высшие должности в стране. Статья не была принята, но кампания против Маркоса усилилась.
Она, собственно, началась еще в январе 1970 г., сразу после церемонии вторичного вступления его на пост президента. Кампания эта велась через печать, радио и телевидение и сводилась к оскорбительным личным нападкам — настолько оскорбительным, что образчики их даже неуместно цитировать. За исключением газеты «Правительственный вестник» (имеющей весьма ограниченное число подписчиков) и одного канала телевидения, остальные средства массовой коммуникации соревновались друг с другом в поношении президента.
К голосам справа и из центра присоединились голоса крайних «левых» экстремистов. Маоисты сосредоточили свои усилия на борьбе против личности президента, предав забвению борьбу против местной олигархии и засилья иностранного капитала. Они организовали ряд студенческих демонстраций (во время которых не обошлось без жертв), причем сознательно шли на провокации, чтобы вызвать ответные репрессии, долженствующие, по их словам, обогатить «революционный опыт масс». Вооруженные группки, называющие себя «Новая народная армия» (по официальным данным, в то время они насчитывали не более 400–600 человек, на деле еще меньше), провели несколько стычек с правительственными войсками. Манилу потрясла серия взрывов, и администрация обвинила в них маоистов.
Объективно деятельность «левых» экстремистов была на руку крайним правым элементам, и те открыли им доступ на страницы печати, поддерживали их материально. Широкая огласка каждого, самого незначительного их шага способствовала нагнетанию нервозности и возникновению панических настроений у части населения. Положение усугублялось тем, что в июле — августе 1972 г. наводнения уничтожили 250 тыс. га посевов. В результате остались без крова сотни тысяч людей, погибли несколько сот человек на Центральном Лусоне. Общий урон исчислялся 500 млн. долл., но конгресс так и не выделил средств на восстановление.
Вот в это время президент Маркос и издал указ о чрезвычайном положении. В указе сообщалось, что оно вводится на основании ст. VII конституции, так как «никто не может сомневаться, что страна переживает состояние мятежа». Далее говорилось, что деятельность администрации фактически парализована, в экономике наблюдается полный застой, судебные органы не способны отправлять правосудие, размах беззакония и преступности достиг такого уровня, что власти и полиция не могут справиться с ними без особых полномочий.
Ответственность за подобное положение (возлагалась на крайние «левые» элементы, «чьи политические, социальные, экономические, правовые и моральные концепции основываются на маоистских идеях и убеждениях» и которые «пользуются активной поддержкой одной иностранной державы».
На деле, однако, маоисты были лишь игрушкой в руках крайних правых элементов, установивших контакты с «Новой народной армией» и использовавших ультралевые организации для борьбы против президента. Позже стало известно, что правые сразу же после победы Маркоса на выборах 1969 г. создали «революционную хунту», которая, как утверждалось, ставила своей целью дискредитацию президента и последующее физическое устранение его. Говорилось также, что в число заговорщиков входили вице-президент Лопес и противник Маркоса на выборах 1969 г. сенатор Осменья-младший. Сведения об этом заговоре поступили от близких к президенту лиц и заслуживают внимания хотя бы потому, что дают представление об атмосфере, царившей на «демократических Филиппинах». Насилия и убийства всегда были обычным явлением в политической жизни страны, и существование заговора против президента ни у кого не вызвало сомнений. И филиппинские и иностранные наблюдатели в один голос заявляли, что богатейшие семейства рассматривали дальнейшее пребывание Маркоса у власти как угрозу своему могуществу и что попытка физически устранить его вполне отвечает характеру многих олигархов. Покушение на пользующуюся большой популярностью супругу президента Имельду Маркос 7 декабря 1972 г. (она была ранена) для многих филиппинцев послужило доказательством реальности заговора.
Мнение, что опасность угрожала президенту справа, а не слева, подтверждается тем, что основной удар он нанес по «старой олигархии». В первый же день были арестованы 3 сенатора, 4 конгрессмена, 6 членов Конституционного конвента, 16 журналистов и комментаторов, особенно активно выступавших против него, и неизвестное число лиц «прочих категорий». В кругах, близких к правительству, указывали, что к ноябрю 1972 г. под стражей содержались около 2 тыс. человек, из них 45 % — «левые», 50 % — правые и 5 % — из центра. (В конце декабря число арестованных превысило 8 тыс., но более 4 тыс. впоследствии были выпущены.)
Все частные армии (опора олигархии) объявлялись распущенными, и был обнародован строгий приказ сдать огнестрельное оружие. Собрали немало: 435 174 единицы за полтора месяца, в среднем 10 тыс. единиц в день (до введения чрезвычайного положения — всего 3 единицы). Сдавали не только пистолеты, винтовки и автоматы: одному пулитико пришлось расстаться с двумя новенькими бронетранспортерами со смонтированными на них пулеметами. На улицах Манилы и других крупных городов были установлены ящики, куда предлагалось бросать пистолеты и револьверы тем, кто опасался явиться в полицейский участок. В кампании активно участвовали священники, уговаривавшие паству смирить буйный нрав и расстаться с «изобретением дьявола».
В принципе оружие сдавали охотно — видимо, филиппинцы сами устали от вечной стрельбы, страха, напряжения. Правительство предупредило, что приказ распространяется на всех, независимо от положения и родственных связей. Кое-кто из пулитико попытался уклониться, ссылаясь на близость к Малаканьянгу. Солдаты, арестовывавшие их за незаконное хранение оружия, разрешали звонить в президентский дворец, и они с изумлением узнавали, что на сей раз надо идти в тюрьму. Как сказал один бизнесмен, «впервые в истории правительство не пощадило неприкосновенных». Объявлялось, что даже полицейские на посту будут вооружены только дубинками — вещь небывалая в стране, где каждый второй мужчина носил пистолет в кармане. Эти меры не могли не встретить сочувствия населения.
Почти все газеты, радио- и телевизионные станции были закрыты. Немногим оставшимся предложили неукоснительно следовать предписаниям впервые созданного департамента общественной информации, и впредь они каждые шесть месяцев обязывались получать подтверждение на право издания. Олигархия лишилась возможности обрабатывать общественное мнение, но и прогрессивные силы утратили возможность излагать свои взгляды. Свыше 50 тыс. человек, обслуживавших средства массовой коммуникации, остались без работы, и их трудоустройство представляет серьезную проблему для правительства.
С уцелевшими газетами произошла невероятная трансформация: в один день они превратились в строгие пуританские издания, в которых не оказалось места ни для скандальных историй, ни для светской хроники, ни даже для редакционных статей (последние, правда, через месяц разрешили печатать, но после предварительного цензурного просмотра). Филиппинская печать, сенсационностью превосходившая американскую, всегда была рассчитана на довольно узкий круг людей, поэтому только европейски образованная часть населения неодобрительно отнеслась к ограничениям «свободы слова», основная же масса встретила их безразлично или даже сочувственно, тем более что газеты и журналы на местных языках вскоре стали опять выходить и число их даже увеличилось.
Все эти мероприятия осуществлялись с помощью военных: войска разоружали частные армии, производили аресты, занимали здания газет, теле- и радиостанции, аэродромы и т. д. Дела по обвинению в «подрывной деятельности» передавались специальным военным судам, которые получали право выносить самые суровые приговоры вплоть до высшей меры наказания (за первый год чрезвычайного положения был казнен один торговец наркотиками). Высказывались опасения, что на Филиппинах установится режим военной диктатуры. Однако этого не произошло и, по заверениям президента и высших армейских чинов, не произойдет.
Задачи армии сводятся к обеспечению правопорядка и к контролю над средствами массовой коммуникации: редакторы местных газет и радио обязаны представлять офицерам дислоцированных в данной местности частей все материалы, идущие на газетные полосы и в эфир. Пока роль ее не выпячивается. По сообщениям очевидцев, несмотря на чрезвычайное положение, в городах и в провинции не часто встретишь людей в военной форме. Управление по-прежнему осуществляют гражданские власти. И все же в балансе сил роль армии и полиции резко возросла.
С течением времени главный акцент стал делаться не на репрессии, а на программу преобразований. Сейчас уже не говорят о «подрывной деятельности» как о причине, вызвавшей введение чрезвычайного положения, зато все чаше говорят о важности реорганизации филиппинского общества, которая, утверждают, была бы невозможна при сохранении старых конституционных порядков. Еще в указе от 23 сентября 1972 г. Маркос заявил, что намерен положить конец преступности, уничтожить коррупцию, улучшить жизненные условия обездоленным и построить «новое общество». Тем самым пр